Теща
Несколько волн эмиграции разнесли наш народ по всему миру. Но продолжают “наши” кучковаться вместе, болтать на родном языке, перемежая свою речь иностранными вкраплениями, и писать письма на родину. С одним из таких посланий мы и предлагаем познакомиться читателям.
“У каждого человека есть Муза, которая его вдохновляет и ведет по жизни. Обычно ее представляют молодой девушкой с лирой в ручках и развевающимися волосами. Для меня же Музой стала моя 88-летняя бывшая теща Евгения Никаноровна, с которой я в течение 48 лет состоял в родстве. Лет 40 тому назад был у нее дар одним своим присутствием вызывать лихорадочную работу сексуальных гланд в мужской половине населения нашей планеты. В присутствии Тещи (иначе как с большой буквы ее и не назовешь) даже у монахов играли глазки. Как сказал Иван Гурьевич, проживающий в этом же заведении (дом для престарелых. - Ред.), “все женщины у нас мешки с хреном, а Евгения Никаноровна настоящая женш-ш-шина”.
Сидела как-то Теща на веранде старческого дома, шмалила с удовольствием третью из положенных на день шести сигарет и миролюбиво грызлась с соседками. Но тут увидела, как во двор втискивается грузовик с яркой надписью GRAEBEL. Furniture Movers. По-английски Теща читает, мягко говоря, слабовато, но когда является жгучая необходимость, в ее мозгу проскакивает искра божья. Пришедшая в возбуждение Тещина серая масса быстро сделала заключение о прибытии нового кандидата на “Ваганьково”. Конечно, это могла быть и кандидатка, но седьмое чувство шепнуло ей: “Муж-ж-жчына!”
Новый квартирант долго не показывался в пределах прямой видимости. Любопытство разгоралось, и побуравила Теща, делая борозды в газоне, к конторе, дабы выведать у Матушки Зориной, заведующей домом, сведения о таинственном незнакомце. Матушка - женщина деловая, современная - не попадает под представление о русской попадье, хоть и была замужем за попом. Взобравшись на крыльцо, Теща стерла губную помаду, перекрестила пупок, натянула сиротскую улыбку и вкрадчиво ввинтилась в кабинет. Матушка зловеще переломила бровь: “Приползла о новом жильце узнать? Когда настанет время, познакомим”.
В тот день движимый неизвестно откуда взявшимся порывом добродетели заехал я к Теще с визитиком. Она лежала в своей комнате с салфеточкой на макушке и с интересом смотрела, как на экране телевизора злодействуют герои 50-х. Увидев меня, она встрепенулась: “А где коньяк?” Я молча пожал плечами, она разочарованно вздохнула и вновь приклеила глаза к телевизору. Кресло и стул были завалены платьями - явно выбирался подходящий наряд. Но настали тяжелые дни ожидания. Сигаретный паек Тещи повысился на 30 процентов, она была раздражена, как кошка, невзначай севшая на колючку. Угнетало ее и то, что ежедневно приходилось раскладывать платья, юбки, брюки, тщательно штукатурить лицо и сознавать, что день прошел зря. Таинственный незнакомец, принявший в ее воображении облик не то Печорина, не то Германа, не появлялся. Теща потеряла пять фунтов веса, что при ее 95 было ощутимо. Юбки и брюки няньке Гризельде приходилось подкалывать булавками. При этом мстительная полька бормотала: “Выпялилась як варшявская б... В домовину пора, а у ее хвопци на вуме”.
Наконец в один солнечный денек Матушка привела постояльца. Представив новичка ассамблее, сидевшей на веранде, Зорина подвела его к креслицу напротив Тещиного, в лучшей традиции современной американской администрации поскалила зубки, зефирным язычком пронеслась по принципам демократии и человеческих прав и удалилась. Посадила она новичка поближе к Теще потому, что в глубине души любила ее. Несмотря на то, что Теща со своей эксцентричностью и лукавыми выходками - великая головная боль для всех служителей этого царства.
Вновь прибывший оказался бывшим трудящимся Востока Шалвой Малакия. Саша, как окрестила его Теща, был небольшого роста, округлой комплекции. Под густыми бровями сверкали черные выпуклые глаза. Если верить Теще, то у мужчины, которому можно отдаться, непременно должны быть сверкающие глаза. Цвет при этом роли не играет. Саша оказался “подходящим”. Подходящим для чего, Теща сразу не определила. Она воздушных замков уже не строила и прекрасно понимала, что в ее нежном возрасте рынок подходящих и еще способных мужчин ограничен, поэтому чрезмерная разборчивость неуместна. Правда, одно время при известии о выпуске пилюль “Виагра” Тещино сердце возликовало, но последующие сообщения о смертных случаях среди великовозрастных ловеласов умерили ее бурную радость. Живое воображение бросало ее в дрожь при мысли очутиться в ледяных объятиях.
Придя к заключению, что игра стоит свеч, Теща повела артиллерийскую подготовку. В битву были брошены снаряды всех калибров: от грациозного помахивания сигаретой, зажатой меж слегка дрожащих пальцев, до закладывания ноги на ногу без помощи рук, дабы доказать подвижность тех суставов, которые, по мнению Тещи, наиболее ценятся мужчинами. Сопряжено это было с острым дискомфортом, так как обе ее берцовые кости переломлены во время неосторожных экспериментов с ушедшей молодостью. Она мерцала глазками, играла альтовыми нотками в голосе, отпускала игривые шуточки и намеки, заканчивающиеся улыбкой Моны Лизы. При этом была опасность, что шаловливо выпавшая челюсть может свести все усилия на нет.
В жизни Тещи наступила полоса полнейшего удовлетворения. Она частенько навещала апартаменты нового знакомца, развлекала его рассказами из своей бурной жизни и напевала “Ой, цветет калина...”. Даже пришивала постоянно отваливающиеся у кавалера пуговицы и старательно жевала жестковатые жирные шашлычки, приготовленные бывшим тружеником Востока.
Однако в старческих домах счастье не может продолжаться долго по простым и неумолимым законам природы. И над Тещиной завитой головушкой грянул гром. Во двор въехал амбуланс, чтобы увезти Сашу в госпиталь. Теща была в отчаянии. Старушки, злорадничая, выражали сочувствие: “Так тоби, не зарься...” А потом пришло известие, что Сашу переместили в Nursing Home, потому что он возомнил себя племянником Сталина.
С Тещей начала твориться чертовщина, она стала валиться с катушек. Сдирала кожу на локтях и ладонях, ее своенравная челюсть летала по всем направлениям, а горячий суп оказывался на чужих коленях. Все это сопровождалось требованиями немедленно переселить ее в Nursing Home, несмотря на то, что ее предупреждали - там в каждой комнате висит плакатик со словами “Оставь надежду всяк сюда входящий”. В конце концов Матушка сдалась.
Через пару дней пребывания на новом месте Теща начала жалеть о том, что поддалась порыву страсти. Комната, в которую ее поместили, оказалась не индивидуальной, а на двоих. Сожительница со странной фамилией Де Пуп мучалась газами и трещала всю ночь напролет. После того как по требованию Тещи ей сделали маникюр и педикюр, подкрасили и завили волосы, принесли такой счет, что она похолодела. Теща быстро поняла, что здесь занять роль Клеопатры ей не удастся. К восточному человеку ей прорваться не удалось, хотя она слышала знакомый голос, не то ругавший кого-то, не то призывавший по-грузински к революции.
Ежедневно приходил терапевт, который заставлял Тещу ходить не семеня. Потом вел ее в комнату, укладывал на кровать, сдвигал, раздвигал и заламывал Тещины ноги, что в другое время она бы приветствовала. Гриша хоть и не был Германом, был все же врач молодой и “ниче себе, ниче еще...”. Но он заставлял ее ежедневно заниматься на велотренажере, а это уже казалось измывательством. Теща удивительно быстро стала прогрессировать по линии здоровья. Перед визитом доктора разглядывала себя в зеркало, подправляла помаду и причесывала бровки. Через пару недель совет докторов признал, что ей не место в их доме.
Теща с удовольствием вернулась в свой старческий дом, приблизила к себе миниатюрного профессора, на которого раньше не обращала внимания. Он подсовывает ей какие-то витамины, от которых Теща чувствует себя Юноной и, покуривая сигаретки на веранде, планирует бурное празднование своего очередного юбилея.
И вы говорите, что жизнь кончается в восемьдесят? Ха!”
Автор: Галина КУШНАРЕВА, "Владивосток"
