Портрет от зека, парижского художника

В одной из владивостокских квартир вот уже больше полувека хранится удивительный портрет. Его считают семейным талисманом. Хотя историю появления картины на свет вряд ли можно назвать счастливой. Сорок пятый год. Бухта Находка. Так называемая транзитка, клочок земли с шеренгами бараков, опутанный несколькими рядами колючей проволоки... Преддверие ада – ворота на Колыму. Художник – вчерашний зек Аркадий Акцынов, в прошлом петербуржец, выпускник парижской академии пишет портрет местной “артистки”, семилетней Ниночки Храмцовой, дочери одного из работников Дальстроя, в прошлом тоже хлебнувшего гулаговской баланды.

Густая челка, жаркий блеск черных глаз, трогательные родинки над верхней губой... Вся порыв, полет, песня. Она и сейчас мало изменилась, хотя уже давно зовут по имени-отчеству.

Риволи и Колыма

В восемнадцатом году 13-летним мальчишкой бабушка вывезла Аркадия Акцынова из России в Швейцарию, к отцу - он осел там в первую мировую. После смерти Акцынова-старшего начались годы скитаний для младшего: Швейцария, Бельгия, Франция… Кем он только не работал: портовым грузчиком, мойщиком автомобилей, продавцом газет и даже журналистом-карикатуристом. Все это как-то уживалось с учебой в парижской академии художеств. И довольно успешной. Серию Акцынова “Мосты над Сеной” хвалил сам Константин Коровин, бог живописи. Но если признанный мастер не желал слышать о советской России, то молодой художник жил одной мечтой – вернуться на родину.

Наконец после 15 лет жизни на чужбине Акцынов получил советский паспорт. К тому времени он уже был женат на красивой венгерке, тоже художнице. Молодожены ждали первенца. Небольшое грузовое суденышко “Узбекистан” после трехдневного шторма мирно покачивалось перед заходом в Ленинградский порт. Аркадий Акцынов места себе не находил – так мучительно долго тянулись последние часы. Наконец все формальности были улажены. Нагруженные этюдниками – папками, полотнами, чемоданами, путешественники спустились на пирс. Спустя несколько минут возвращенец сидел в машине, куда его ловко впихнули энкавэдэшники. Потом был обыск. Когда на пол посыпались срезанные с брюк пуговицы и крючки, Аркадий подумал: это конец. Он ошибался – это было только начало. Зловещие “Кресты”, ночные допросы (некоторые вел сам Берия - Акцынов узнал его по портрету, который ему поручили нарисовать с фотографии во время морского вояжа), пытки, обвинения в подготовке покушения на Молотова. И наконец приговор – пять лет исправительных работ на Колыме. Жену свою он больше так и не увидел, сына не знал. Малыш родился в тюрьме и умер несколько месяцев спустя в казахстанской ссылке. Молодой венгерке чудом удалось вернуться к себе на родину

Акцынова, в будущем известного художника, спасла встреча в находкинской “транзитке”. Отсюда люди отправлялись на верную смерть. Здесь он встретил любовь – Людмилу. Она тоже была художница и попала сюда из томской тюрьмы как жена врага народа.

Шубка... от генерала

Тот, кто прошел ужасы Колымы – комбината особого назначения, как цинично называл ее Сталин, знают, что начальник Дальстроя НКВД был в те черные годы, “когда срока огромные брели в этапы длинные”, в ранге бога, только с погонами.

Во время Великой Отечественной этой организацией руководил И. Ф. Никишов, ставший на Колыме генералом и Героем Социалистического Труда. О нем ходила то ли байка, то ли правдивая история. Написал бывший заключенный старушке-матери письмо, мол, освободился, но приехать не могу – начальник не отпускает. Мать присылает письмо в Дальстрой: “Никишов, отпустите моего сына, не то пожалуюсь на вас в сельсовет!” Начальник, прочитав послание, наложил резолюцию: “Она верит в Советскую власть. Отпустить сына”.

А вот случай почти анекдотический, который произошел с семилетней Ниночкой Храмцовой.

- В Находке наш двухэтажный деревянный дом, где жили семьи дальстроевцев, стоял недалеко от клуба, - вспоминает Нина Петровна Зайцева (Храмцова). - Все свободное время я проводила там – пела, занималась в танцевальном кружке. Меня в шутку звали артисткой. Несмотря на малый возраст, бойкости мне было не занимать.

Однажды, когда я зашла в магазин, продавщица сказала: “Ниночка, завезли прекрасные шубки. Тебе нужно купить – старая-то совсем повылезла. Но прежде спроси разрешения у начальника Дальстроя”.

На следующий день, не сказав никому ни слова, я отправилась в управление. На входе меня спокойно пропустили, зная, что я дочь П. Храмцова. В приемной почему-то никого не оказалось. Я толкнула тяжелую дверь и вошла. В кабинете было полно людей, среди них – отец, шло заседание. “Мне нужен товарищ Никишов”, - громко, как со сцены, заявила я. В комнате повисло гробовое молчание. Отец страшно побледнел. Крепкий крутоголовый мужчина, сидевший во главе стола, развернулся в мою сторону. “Слушаю вас”, - совершенно серьезно сказал он. “Дело в том, что я артистка, - невозмутимо продолжала я. – Мою старенькую заячью шубку мальчишки раздергали на клочки для “зоски” (была такая популярная игра - Прим. ред.). Мне нужна новая, чтобы красиво выглядеть”. Никишов, улыбнувшись, написал записку: “Выдать Ниночке Храмцовой шубку”. Мама действительно купила мне обновку, я носила ее до восьмого класса.

Профессиональной артисткой Нина Храмцова не стала. Она блестяще окончила физмат в университете. И вот уже больше тридцати лет преподает математику во Владивостокском энерготехникуме. Хотя петь и танцевать любит по-прежнему. В семье Зайцевых двое сыновей и три внука.

Из той далекой поры, когда по малости лет “транзитка” и “американка” воспринимались девочкой как странные “колючие” островки по дороге на огород, реальным свидетелем прошлого остался портрет (Акцынов, увидев как-то Нину-непоседу в клубе, предложил П. Храмцову написать ее). А еще воспоминания о художнике - невысоком худощавом человеке с маленькими черными усиками и грустными глазами. Спустя много лет судьба неожиданно снова свела их. Прочитав в одной из центральных газет статью о семье Акцыновых, Храмцовы отправили им большое письмо с фоторепродукцией картины. Художник откликнулся тотчас и вскоре прислал книгу “По стерне босиком”, которую он писал вместе с женой. В томике среди горьких страниц жизни за колючей проволокой находкинской “транзитки“ Акцынов, как улыбку судьбы, вспоминает маленькую “артистку” Ниночку и ее отца Петра Храмцова, с которым он подружился.

Из кузнецов - в бухгалтеры

- Отец был человеком редкой породы, - рассказывает Михаил Храмцов, капитан 1-го ранга в отставке, около 30 лет прослуживший на кораблях Тихоокеанского флота. – Он относился к числу тех, кого трудно сломать. Это от корней. Предки его – волжане, все были кузнецами. Здоровяк, под два метра ростом, косая сажень в плечах, он тоже хотел заняться семейным ремеслом. Но жизнь распорядилась по-своему. После семилетки и работы счетоводом он окончил еще три курса Ленинградского института снабжения им. Энгельса. В 1927 г. вместе с женой Ефросиньей П. Храмцов впервые отправился на Дальний Восток – ходоком, жил в Ольгинском районе. Второй раз, уже навсегда, прибыл на восточную окраину России в начале 30-х по путевке ЦК ВКП (б).

В 1935-м П. Храмцова назначили секретарем Шкотовского райисполкома, в том же году арестовали. Жену с тремя ребятишками (Нины еще не было) выбросили на улицу. Приютить их никто не решался – боялись.

- Отец провел на Колыме два года, - продолжает свой рассказ Михаил Петрович. – Он почти ничего не рассказывал о том времени. Обмолвился как-то, что отправлял письмо самому Сталину. В лагере отец заработал туберкулез и новую специальность – бухгалтер. Уже после его смерти мы обнаружили под матрасом брюки и стеганку, старую зековскую робу, всю заплатанную, но чисто выстиранную и выглаженную.

Вспоминаю немало случаев, когда к нам заходили освободившиеся заключенные. Аркадий Акцынов портрет Нины тоже заканчивал у нас дома. Мама всегда старалась людей накормить. К слову, из соленой селедки, которая полагалась на паек, она научилась варить вкусный “борщ”.

Из Находки наша семья уехала весной 45-го, пробыв здесь почти четыре года, – отца назначили директором рисоводческого совхоза “Сантахеза”.

...У Петра Храмцова было в последующей жизни еще немало ответственных должностей: начальник спасской конторы пчеловодства, сельхозотдела района, председатель горисполкома Спасска-Дальнего. Но почти в пятьдесят лет он оставил высокооплачиваемую должность, большой служебный дом и попросился в один из самых отстающих колхозов Приморья – “Гнездо партизан” (с. Суражевка). Год спустя в селе появился свет, заговорило радио (в председательском доме в последнюю очередь). Колхоз выбрался из нужды.

В последний путь, на Суражевское кладбище, председателя провожали всем миром - в знак особого уважения. Столько лет прошло, а на его могилке и сегодня можно увидеть живые цветы.

Вот как много, оказывается, может рассказать старый портрет маленькой девочки, родом из советских тридцатых...

Автор: Тамара КАЛИБЕРОВА, Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), "Владивосток"