Окно в цинковый гроб

Выгодоприобретатели.

Есть такой юридический термин в федеральном законе “Об обязательном государственном страховании жизни и здоровья военнослужащих…” В чьей больной голове могло родиться столь кощунственно-циничное определение? Каленым железом по живому, если перевести с омерзительно-иезуитского языка на человеческий, то это вдовы, осиротевшие дети, почерневшие от горя матери. Родственники военнослужащих, погибших при исполнении служебных обязанностей, которым военно-страховая компания (ВСК) обязана выплачивать страховку и единовременное пособие за погибших.

Вот уж точно: вначале было слово. И не потому ли матери, потерявшие своих сыновей в Чечне, так не торопятся стать выгодоприобретателями? Зато у чиновников отличная отговорка: имеют выгоду, пусть ходят, узнают, требуют, оформляют.

Сразу после гибели экипажа подводной лодки “Курск” военно-страховая компания полностью взяла на себя заботы по оформлению страховок родственникам. Неужто нельзя проявить милосердие ко всем, для которых и свет-то белый уж не мил, не делая различия, морская ли трагедия унесла жизни сыновей, чеченская ли?

Леха-рыжик

Уж кто придумал, трудно сказать, а только есть такая примета, что рыжие – они счастливые. Алексей с рождения полыхал своей огненной шевелюрой. А еще у него были две макушки. Жизнь долгую и счастливую загадывала ему мать.

В детском саду девчонки делились своими секретами: когда мы сердимся на Леху, то зовем его подсолнухом, а так постоянно – Рыжиком. Улыбчивый, общительный, его всегда окружали друзья. И он всегда был первым, кто приходил другому на помощь. Он и в Чечне ответственность за других брал на себя. Писал матери: привезли “малышек”, которые вообще ничего не умеют, помогаю командиру взвода, каждую ночь проверяю тех, кто ушел на боевое дежурство, пацаны спят на посту, так и до беды недалеко. Письма присылал красочные – рисовать любил с детства, как-то изобразил утенка в тельняшке: мама, это я. Она и плакала, и смеялась – совсем ребенок еще…

С Ольгой Кондратюк мы сидим в подсобном помещении столовой, где она работает. Остался в стороне магнитофон. Что зафиксирует на пленку бездушная техника? Провисающие долгие паузы? Когда сердце дает перебой, когда просто невозможно выдавить из себя не то что вопрос - слово, звук; невозможно смотреть в глаза матери, у которой забрали единственное и самое дорогое, что может быть на свете, – ее дитя. Мы плачем вместе тихо, скорбно. Ольга – моя ровесница. И ее сыну столько же, сколько моему…

Полгода прошло, как погиб Рыжик. Порой обознавшись, завидев похожую фигуру, с тоской заскулит Зуська - она все ждет своего любимчика. Вот вам и жизнь собачья – хозяина пережила. Совсем щенком подарили ее Алексею. Дружили они так, что спать Зуська норовила умоститься рядом. “Разве ж так можно, Леха?” - пыталась протестовать мать. “Да это же мой друг”, - гладил собаку Алексей да еще и одеялом заботливо укрывал.

“Мама, не переживай. Я вернусь обязательно”, – писал он в каждом письме.

Позвонили как-то матери из военной прокуратуры: заведем уголовное дело, вы можете подать на моральный и материальный ущерб. “А к кому претензии могу я предъявить? - спросила она. – И о каком ущербе речь может идти? Сына не вернуть…” Ей жутко и странно говорить о льготах, компенсациях, страховках. Еще более жутко, что надо матери собирать какие-то справки, документы, о которых она и понятия не имеет. И никто не позаботится хоть этот груз снять с ее плеч…

Ольга работает практически без выходных – надо отдавать долги после похорон. В последнее время резко стало сдавать здоровье – не выдерживает сердце. Тикают в бессонной тишине гостинки часы, навсегда отсчитывая глухое одиночество.

Параллельные миры

Чеченский синдром – он присущ всем без исключения, кто вернулся из зоны боевых действий. Спустя пять лет, занимаясь этой проблемой, полковник Кондратенко, заместитель командира дивизии морской пехоты, и о себе говорит как о человеке, на которого Чечня наложила свой неминуемый отпечаток.

Только у него синдром заключается в огромном чувстве вины. Перед теми, кто потерял своих мальчиков. Именно поэтому, не считаясь со своим личным временем, в ущерб своей семье он без всяких на то приказов свыше и распоряжений берет на себя заботу о матерях, навещает, вниманием и заботой врачуя осиротевшие души. Подсказывает, куда обратиться для оформления документов, в какие кабинеты стучаться. И сам ходатайствует. Семьям погибших такое участие - как живительный бальзам, после потери сына одиночество и забвение – хуже пытки.

Порой он наталкивается на глухую стену раздражения, мол, кто вас, Сергей Константинович, уполномочивал? Раздражения со стороны тех, кто обязан проявлять участие по долгу службы. В чем причина, размышляет он. Может, в том, что страна живет в двух измерениях: боевые действия где-то там далеко, а здесь, в мирных кабинетах, совсем другая, мирная жизнь.

Так что теперь, всех чиновников пропустить через горнило Чечни? Для другого мироощущения?

Свет очей моих

Сын был желанный - Зорюшка, зоренька, заинька. Ирина, старшая дочь, обижалась на мать, ревновала: “Он у тебя один только любимчик и есть…” Вырос на радость матери. На загляденье соседским девчонкам. Высокий, красивый. Когда приехал на побывку из Хабаровска, уговорила Валентина его сфотографироваться в сержантской форме. Они шли по Тихой - она невольно шаг замедляла, сама, как девчонка, рдела от взглядов прохожих – гордилась сыном. А он торопил – ну уж когда дойдем, что на нас так смотрят? Как не смотреть - счастье и радость и других намагничивают высокой степенью притягательности.

С годами он не изменился, так и улыбается обаятельно – с той фотографии. Она же – и на памятнике, который стоит на его могиле.

“…Мама, ты за меня не переживай, у меня все будет хорошо. Нас забросили сюда на три месяца, где-то до начала апреля… Вчера моя БМП ездила в Грозный, мы сопровождали две машины с продуктами для полка. Посмотрел, что от города осталось. Почти одни развалины. Гражданских людей и не видно совсем, одни солдаты. Я там на складе объелся всякой всячины – яблок, конфет, сгущенки, печенья, да еще пацанам чуть не полвещмешка привезли. Мама, по мере своих возможностей буду писать тебе чаще… Только об одном прошу тебя, мама: сильно обо мне не беспокойся. Все будет хорошо. И не расстраивайся, ладно? Я тебя только об этом и прошу…”

47 писем домой. Последнее пришло 7 февраля 1995 года. Сергей Соколов погиб 1 февраля. Во Владивосток груз-200 был доставлен 24 марта. Три года спустя мать получила за сына орден Мужества.

День похорон Валентина не помнит. Глаза ее были сухи, все выплакала за те полтора месяца, как узнала, что сын пропал без вести. И все пыталась разглядеть родное лицо через вырезанное окошечко запаянного цинкового гроба.

До сих пор Валентина кается, что не настояла на вскрытии гроба. Она продолжает смотреть репортажи из Чечни: а вдруг увидит сына среди живых?!

И ходит постоянно на Морское кладбище, на могилку. Рассказывает, как живет, кто из ровесников Сергея женился, у кого детки пошли. “Не могу я к нему не ходить, он ведь ждет меня”.

Похоронив сына, руки на себя наложить собиралась. Месяца два сутками стерегла ее младшая сестра, переехав жить к ней. Рядом постоянно были родные, соседи, не оставляли одну. Выходили, почти с того света вытащили.

Ни о каком денежном довольствии сына, о страховке, льготах и слыхом тогда не слыхивала. Никто и сообщить не побеспокоился. Все делали по своей инициативе сестры, собирали бумаги, справки. Она на все смотрела отстраненно: да как я пойду с протянутой рукой – оплатите смерть сына?! Равнодушно отмахнулась, когда из администрации города пришел формальный чиновничий отказ: желаете улучшить условие, как все – в жилищную очередь. Попеняла сестрам: чего вы затеяли, мне умереть и в гостинке места хватит.

В Первомайском районе, куда документы передала Валентина Деревова, председатель совета родителей военнослужащих Приморского края, иначе подошли к проблеме: надо изыскать возможность выделить квартиру матери погибшего в Чечне солдата, выполнявшего свой конституционный долг. Для начала поставили на льготную очередь.

Неоконченная война

С каждым днем пополняется скорбный список погибших в Чечне. Но кто-то уже готов утверждать: ушла тема. Правда в том, что все меньше репортажей в телевизионных программах, все реже первополосных материалов в центральной прессе. “Горячая точка” становится зоной обыденности.

Однако пока горе сжигает сердца тех, кто потерял своих отцов, мужей, сыновей на этой безумной войне, не перестанем возвращаться к ней вновь и вновь…

Долг гражданина – защищать свое Отечество. Долг государства – хотя бы взять на себя обязательства по увековечению памяти и оказанию помощи семьям погибших. Это постулат, так надо. На самом деле – как есть – жестоко и немилосердно. Вдовы и матери остаются со своей бедой один на один. Вся государственная машина четко поставлена на убой пацанов. И материнской души. Отдавать моральные долги некому.

Ольге Кондратюк принесли на дом орден Мужества. Дай бог ей, “выгодоприобретателю”, мужества жить. И выживать. Одной…

Окно в жизнь захлопнулось…

Автор: Ольга МАЛЬЦЕВА, Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), "Владивосток"