Служили два товарища
Судьба свела их в канун ноябрьских праздников в далеком 60-м, когда атомный флот СССР только зарождался и набирал свою мощь. Это было в Большом Камне, где в заводе стояла в ремонте дизельная С-140. “Капитан-лейтенант Скворцов прибыл для дальнейшего прохождения службы!” - взяв под козырек и лихо щелкнув каблуками, отрапортовал старпому лодки молодой красивый офицер.
Так родилась дружба двух офицеров-тихоокеанцев, на всю оставшуюся жизнь связавшая святыми узами Глеба Скворцова и Владимира Удовенко.
Глеб окончил Ленинградское училище им. Фрунзе, штурманский факультет, и был распределен в Баку.
На Тихий океан пришел служить заместителем командира по политчасти - в то время был брошен клич на флотах, не хватало политработников.
Не только романтика флотской службы связала двух молодых капитан-лейтенантов. Время, на которое выпала их счастливая молодость, было поистине удивительным - оттепель шестидесятых, свежий ветер замечательных перемен, неукротимая жажда знаний, тяга к книгам, к искусству, к музыке. А еще Глеб писал стихи. Удивительные стихи, которые и спустя десятилетия не утратили своей свежести и современности. Владимир Федорович хранит стихи друга, записанные в пожелтевших от времени блокнотах, на отдельных листках. Это и любовная лирика, стихи о морских походах, философские размышления о смысле бытия, настоящие публицистические памфлеты, написанные сердцем.
10 апреля 1963 года в советской прессе появилось скупое сообщение: “ Американская атомная подводная лодка “Трешер”, проходя испытания в 220 милях от Бостона, потерпела аварию на глубине 400 футов и погибла со всей командой - 129 человек. Глубина места аварии - более 1,5 мили. На обеспечивающем судне приняли один неясный сигнал: “Продуваем главный балласт аварийно...” По истечении трех суток поисков президент США объявил траур. Стоимость ПЛ оценивается примерно в 60 млн. долларов (без оружия)”.
Через некоторое время Глеб читал другу “Балладу о “Трешере”:
Боже, храни моряков!
Фраза старая - новая фраза.
В заклинанье судьбы,
затаившей так много угроз:
Кислородного голода
неумолимая спазма
И циничный похлебник -
развеселый азотный наркоз,
Баротравма рвет легких
кроваво-нежную губку,
Бета-гамма-лучами осчастливил
нас атомный век,
Или просто волна по старинке
сорвет с ограждения рубки,
Или страшным давлением
море ворвется в отсек.
Возгорались, взрывались, тонули,
получали предельные дозы -
Стережет глубину
ненасытной опасности мрак...
В Вашингтоне есть памятник:
дружно воины бронзовые
Поднимают победно полосатый
и звездный флаг.
В этой удивительной балладе, скорбно-суровой и в то же время лирически-мягкой словно саднит боль памяти обо всех ушедших в пучины морские моряках...
“Трешер” - сгусток ума и безумия века... Огромное кашалотообразное тело мягко лезет в подножья густых океанских валов...” навстречу своей неминуемой гибели.
Это было время холодной войны, время мощного противостояния двух огромных, сильных держав, господства в Мировом океане атомных субмарин, время небывалых трагедий и катастроф, о которых еще не все поведано миру...
Глебу Скворцову не раз приходилось испытать себя не только глубиной погружения, судьбой ему было уготовано попадать в различные трудные ситуации. Стремление рассказать об этом уже не укладывалось в длину стихотворных строчек. И однажды он решил поведать миру о редком случае спасения атомохода и его экипажа ценой нечеловеческих усилий, ценой грамотных действий настоящих моряков. Тихоокеанский флот мог гордиться, что его гвардейская “К-116” спаслась в экстремальных условиях трудного похода, когда вышли из строя холодильные установки, сохранила себя как флотская боевая единица. Через неделю после аварии лодка продолжала выполнять боевые задачи, оставив почти треть экипажа в госпитале с загустением крови, с нервными потрясениями. А один из офицеров, Р. Тимерханов с тремя матросами сбежал из госпиталя дивизии, чтобы вновь уйти в море.
За этот подвиг все получили по шапке, но потом за успешные ракетные стрельбы по радиоуправляемым целям выговоры были сняты, командир лодки, помощник, штурман и Глеб Скворцов были представлены к Красному Знамени, 10 офицеров - к ордену Красной Звезды, 20 матросов - к медалям. Награды так и не нашли своих героев, теперь не доискаться, где тормознули - в штабе флота или в штабе ВМФ...
Романтик, на плечах которого горели золотом офицерские погоны, а за плечами - тысячи трудных морских миль и тысячи дней, проведенных в океанских глубинах, с 1973 года вынашивает дерзновенную мечту создать фильм об этом беспримерном походе “К-116”. Почти 10 лет ушло на создание сценария фильма, который поначалу был одобрен известным режиссером Станиславом Ростоцким. В судьбе будущего фильма принимали участие известные режиссеры и актеры: Роговой, Гостев, Васильев, Николаенко, Рыжаков, Тихонов. Одним из экспертов будущего фильма с рабочим названием “Служба” выступил Д. Ивановский - сын главного конструктора космического корабля “Восток”, на котором летал Гагарин.
В 1986 году автору были поставлены условия: фильм увидит свет, если действие будет происходить в США и в XXI веке... Потом “Службу” включили в план на пятилетку с началом съемок в III квартале 1991 г. Это было начало развала советского кинематографа, на экраны вышли “Маленькая Вера” и “Меня зовут Арлекино”, а позднее и более откровенная пошлятина... Правда, вопрос о фильме всплывал еще раз, когда председатель Госкино, собрав руководителей всех оставшихся в живых киностудий, вопросил: “У кого в портфеле есть фильмы об армии?” И совершенно неожиданно для всех Вячеслав Тихонов заявил: “У нас. Это высокая трагедия, подвиг экипажа подводной лодки при аварии, основанный на факте, описанный участником события...”
Съемку занесли в календарный план, председатель грозился лично проконтролировать... Но его быстро не стало, распались студии, развалился Советский Союз. Поставить же фильм в наше время или хотя бы издать сценарий в виде книги - практически неосуществимо.
И теперь в письмах к другу нет-нет да вернется Глеб к своему так и не увидевшему свет творению.
Более тридцати лет длится переписка двух друзей. Если собрать все письма, получится небывалый диалог, написанный умными, наблюдательными, искренними и любящими друг друга собеседниками, блистательными летописцами. Меньше десяти лет довелось друзьям прослужить вместе. Глеб был переведен на Камчатку, Владимир служил в военной разведке. В минуты грусти рождались такие стихи:
Ранней взрослостью утомленные,
К 30 мы себя состарили.
Поздней осенью удрученные,
Целый мир мы другим оставили...
Своего поколенья заложники,
Беспощадного времени пленники,
Мы и верующие безбожники
И неверующие священники.
Сейчас Глеб Николаевич живет в Санкт-Петербурге, преподает в одной из гимназий. “Учительство я принял спокойно. С детьми ладим, - писал он другу”. Несколько лет подряд он проводит с ребятами игру “Зарница”, является общественным хранителем музея дивизии морских пехотинцев. Его друг Владимир Федорович Удовенко живет в Фокино, тоже давно на пенсии, занят общественными делами в совете ветеранов, воспитывает внуков, по-прежнему не расстается с книгами, часто вспоминает годы флотской службы... Фотографический архив его хранит бесценные фотографии кораблей и моряков, чьи судьбы золотом и кровью вписаны в страницы флотской истории.
Летят письма из Санкт-Петербурга на брега Тихого океана - уникальное эпистолярное чудо, бесценные свидетельства современника, беспристрастные, не лишенные юмора, полные надежд на грядущее:
Нам поможет не мессия,
Сам себя спасет народ,
Ведь не влезет мать-Россия
Ни в какой разверстый рот...
Сколько раз из жестких штормовых походов выходить приходилось, как из боя! Но недолго длилось это наслаждение покоем: ровность вод - в тягость истинному моряку! Вздыбленный ветром океан, неуклюжие спины водяных валов, подставленные под борт субмарины, навсегда наполнили своим стальным цветом все еще горящие глаза. И погоны никогда не давили плечи, он носил их как символ офицерской доблести, чести и беспредельной отваги!
Мне вдоволь перепало
За трудный жизни путь.
Душа моя устала,
Чуток бы отдохнуть.
Унять бы боль, тревогу...
Но я бы в тот же час
Отдал покой свой богу,
Чтоб отдохнул немного
От муки из-за нас...
И все-таки жаль, что знакомый мир пройденных миль, мир палуб, омытых соленой водой и пронзенных студеными ветрами, живет теперь где-то отдельно, живет память сердца моряка с душою поэта, уже давно пережившего разлуку с морем...
Буйство ветра от тропика
и до Полярного круга!
Хоть сто раз отштормован,
проклинаешь восставшую глыбь...
После крепкого шторма
крутая грядет похмелюга,
Долго будет мотать
тяжелейшая мертвая зыбь...
Автор: Татьяна МОТОРИНА, “Владивосток”
