Быть как первые князья

На прошлой неделе в столице Приморья прошел первый литературный фестиваль ЛиТР, гостями которого стали писатели, поэты и издатели. В их числе Захар Прилепин, известный не только своими публицистическими и художественными произведениями, но и активной политической и военной деятельностью на Донбассе: сейчас он действующий офицер армии Донецкой народной республики и советник главы ДНР Александра Захарченко.

На встречу с писателем пришло много людей из литературной среды приморской столицы, но большинство вопросов были адресованы не Прилепину-писателю, а Прилепину – советнику Александра Захарченко.

Важное событие увековечат в стихах и прозе 

– Как вам видится будущее Донбасса – Донецкой народной республики и Луганской народной республики?

– Если кого-то пугает, что в мире появилось непризнанное государство, надо просто вспомнить историю. До Второй мировой войны на нашей планете существовало 73 государства, а сегодня их порядка 247. Это совершенно нормальная с точки зрения геополитики вещь: страны, которые не справляются со своим имперским наследством, продолжают распадаться. В этом смысле Россия, вовлеченная в этот процесс, не является какой-то волюнтаристской, милитаристской страной. Но с культурологической точки зрения эта история важна. 

В России так сложилось: если событие отложилось в прозе или поэзии, то оно было действительно важным, о нем будут помнить потомки. Приведу пример: величайшее событие, повлиявшее на историю, – распад СССР, 1991 год. Перестройка, приход Михаила Горбачева и Бориса Ельцина к власти, шумные кампании в прессе того времени. И тем не менее это событие практически не нашло своего отображения в культуре. А тогда казалось, что это важнейшее событие, которое можно сравнить со свержением самодержавия в России в 1917 году. 

То, как описаны в литературе революция и Гражданская война, – это мощнейшая работа Михаила Шолохова, Алексея Толстого, Александра Блока, Владимира Маяковского. И сейчас, как бы мы ни относились к революции, она есть в литературе, и с этим уже ничего не поделать. И в национальной культуре она зафиксирована гораздо прочнее, чем времена перестройки. Нет у нас произведений, соразмерных этому грандиозному событию – смене идеологии, политической и экономической жизни страны. А это значит, что уже через 15–20 лет это не останется в национальном сознании россиян в отличие от Пугачевского или Разинского восстания. 

А вот Донбасс уже дал мощнейшее поэтическое отображение: в антологии, автором и составителем которой стал я, собраны стихотворения, которые точно являются отображением нашей культуры. 

– Скоро четыре года Минским соглашениям, согласно которым Донбасс – это часть Украины. Однако те, кому приходилось бывать в ДНР, замечают, что там идут интегративные процессы с Россией. Как вы мыслите, вернется Донбасс в Украину? 

– Слушайте, ну здесь стоит несколько телекамер, а вы думаете, что я все секреты открою? Если я вам что-то расскажу, уже завтра все это будет в украинских СМИ. Вы должны понимать, что сейчас на Донбассе идет зримый и достаточно серьезный интеграционный процесс с Россией. Там даже вся экономика переведена на российскую. На мой взгляд, Донбасс обратно на Украину не вернется. Минские соглашения – это серьезный документ, подписанный важными политическими игроками. А Украина все эти годы пытается его обесценить, принимая в своей стране противоречащие законы. И этим она выводит себя из-под европейской юрисдикции. А пока – да, там уже идут процессы, разрушающие связь с незалежной. Задача состоит в том, чтобы, когда они, эти процессы, дойдут до определенной степени, правильно переставить определенные фигуры и получить результаты, которые нас интересуют. А эти результаты могут быть самыми разными: от присоединения Донбасса (желательно, целиком) к России до гораздо более далеко идущих планов, о которых я не могу рассказывать. 

Умер и воскрес 

– Многие сравнивают вас с Аркадием Бабченко (российский военный журналист, приобретший скандальную известность после инсценировки своего убийства в Киеве. – Прим. ред.). У вас есть много общего, но в один момент ваши политические взгляды разошлись. Как вы оказались по разные стороны баррикад? 

– Мы с ним плюс-минус ровесники, оба участвовали в обеих чеченских кампаниях, оба так или иначе имели отношение к российской оппозиции и оба отреагировали на события Майдана. И вот здесь наши пути разошлись. На самом деле мои политические взгляды не менялись с 1991 года. Я всегда был антизападником, антилибералом. Мне не нравилась перестройка, мне не нравились Горбачев, Ельцин, мне не нравилось то, как вел себя ранний Владимир Владимирович Путин. Капитализм, антисоветизм, переросший в русофобию, вызывали у меня неприятие еще с конца 80-х. Собственно, это зафиксировано в моих текстах. 

А Аркадий был абсолютно аполитичен. Его ничего не волновало, он болтался по жизни и ждал только одного – нового военного конфликта, куда он поедет военкором. Потом постепенно он прибился к тусовке «Новой газеты». Там мы и пересеклись. Но чем больше у нас поднимала голову западная либеральная оппозиция, тем дальше наши пути с Аркадием Бабченко расходились. Мне кажется, что он испытывал удовольствие от уважения в либеральном лагере: там крайне мало таких парней, как он, – крепких, породистых, воевавших. Он чувствовал себя среди них альфа-самцом. Когда на Украине смута только начиналась, я разговаривал с ним. Спрашивал: тебя не смущает, что творят парни из «Правого сектора»? Он тогда как-то пытался их оправдать, но потом совсем озверел и не скрывал ненависти к своей стране. Чем больше русских убивают, тем больше счастья на его странице в «Фейсбуке».

Несчастные, зависимые от соцсетей

– Помимо того, что вы писатель и политический деятель, вы еще известны как музыкант и вели программу «Соль», в которой представляли публике новых музыкантов. Еще вы известны как проводник рэпа в России. Могли бы вы сравнить его с классической культурой русского рока 80-х?

– Программа «Соль» закрылась еще год назад. Дело в том, что я сейчас живу в Донецке и было бы проблематично этим заниматься. Но в закрытии этой программы виновата не только сложившаяся ситуация: к тому моменту в России созрел уже целый ряд музыкантов, которые категорически не хотели идти ко мне на программу. Например, «Би-2» и «Браво» сказали, что не придут ко мне ни за что. Такие музыканты, как Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук и Сергей Шнуров, все время откладывали свои визиты. Возможно, они не хотели получить прямые вопросы, требовавшие прямых ответов. В силу этого было принято решение закрыться.

Что касается русского рэпа... Да, некоторое время у меня было очарование им. Сначала в нашей стране была бардовская музыка: Галич, Окуджава, Высоцкий. Целое поколение не только слушало эти песни, но и использовало знаковую систему этих песен для «подмигивания» друг другу, для определенных недомолвок и намеков. Использовали даже для того, чтобы ухаживать за девушками, потому что, если девушка слушает Окуджаву, это умная девушка. Все это было дико важно для целого поколения. Потом возникли социальные новшества, которые потребовали другого языка и другого саунда (звука. – Прим. авт.). Так появились Шевчук, Башлачев, Гребенщиков, Кинчев и Цой. Поначалу это казалось ужасным: был приличный Окуджава, а тут какие-то дикари. Но прошло время, и мы привыкли к этой музыке. Потом прошло еще время, и появился «Дом-2», айподы, айпады. И рок-н-ролл уже не мог передавать такие слова. А бардовская музыка тем более не смогла бы с этим справиться. А про это надо было петь, и вот тогда пришел рэп, прижился на русской почве. Но у рэп-исполнителей есть и печаль. Нынешний рэп-музыкант – существо несчастное и забитое своими поклонниками. Репер выпускает новый клип, а ему тут же ставят 50 тысяч дизлайков (отрицательных оценок в Интернете. – Прим. авт.), и 800 тысяч подростков пишут, что он не умеет писать хороший рэпчик, как, к примеру, такой-то. И этот несчастный 35-летний музыкант, зависящий от школоты, от того, что пишут в соцсетях, думает, как быть. А выход один – тупеть. Ставка идет на упрощение, на тех, кто сегодня захватил «Ютуб». 

– Если бы вам довелось составлять учебник литературы для школьников, кого бы вы в него добавили или убрали? 

– Я не стал бы решать этот вопрос волюнтаристским способом. Например, у меня есть претензии к Александру Солженицыну. И если бы была моя воля, я оставил бы в программе его публицистику, «Матренин двор» например, но убрал бы «Архипелаг ГУЛАГ», который перенасыщен фактическими ошибками. При всем том, что это колоссальный труд и одна из самых популярных книг XX века. Но подумайте вот о чем: ребенок читает и не понимает, когда Александр Солженицын пишет, что во времена СССР в советских лагерях погибло 65 миллионов человек, то это его предвзятый взгляд на ситуацию. Он посчитал нужным увеличить цифру потерь на 60 миллионов. А школьник с этой цифрой остается жить. Она огромна, превышает число всех убиенных фашистами в Великую Отечественную. Александр Исаевич знал реальные потери, когда открыли архивы, но он предпочел оставить в тексте те аномальные цифры и ошибки. Я не пытаюсь принизить Солженицына, но он написал неправду. Этого не было в том виде, в котором он это описывает. Поэтому я немного переформатировал бы учебники. 

«Спасли ли, сынку, тебя твои ляхи?»

– В чем, по-вашему, заключается национальная идея России? 

– Россия – это хранитель традиций, дающая цветистость, сложность миру. Традиции в нашей стране необычайно многослойны и многогранны в силу нашего имперского наследия, нашей многонациональности, нашей древнейшей истории. Потому что русская государственность и русская литература – одни из древнейших в мире. Многие про это не знают. Не так давно слышал возглас «У них уже был Данте и Петрарка, а мы еще по лесам бегали, лопухи собирали». На самом деле это полнейший бред. Русская литература древнее немецкой, английской и французской. Про это надо помнить. Свод произведений, написанных на Руси к моменту, когда появились Данте и Петрарка, уже исчислялся сотнями. Кроме того, Данте и Петрарка итальянцы. После них в Италии еще несколько веков не было ничего соразмерного. Да и сама Италия не была целостным государственным образованием до совсем недавнего времени. 

Россия со всей своей сложностью, со всем своим разнообразием, хранящая свою традицию, выступает как хранитель евразийского пространства, разнообразия. Она только фактом своего существования дает миру совершенно другой окрас, другую тональность, другую мелодику. Как говорил Дмитрий Лихачев (академик, авторитетный российский историк культуры, публицист. – Прим. ред.), в древнерусской литературе не было понятия прогресса. Было другое понятие – быть как первые князья: воспроизводить тот же уровень чести и мужества. В этом, как мне кажется, и есть национальная идея России – быть как первые князья, то есть как те святые, летописцы, поэты, воины, потомками которых мы и являемся. Мы не поддаемся на мишуру, на иллюзорное понятие того, что в мире все меняется, создаются новые ценности, гендерные и социальные роли, перезагрузки… Мы ничего не будем перезагружать в оценке нравственных устоев, в этом отношении русские будут лежать как камень на пути мирового «прогресса». 

– В чем национальная идея Украины, встречались ли вы с носителями этой идеи? 

– В моем понимании существуют две украинские идеи, радикально друг другу противоречащие. Поэтому, когда пытаются выставить нынешнюю ситуацию как конфликт России и Украины, это откровенная манипуляция. У меня в батальоне подавляющее большинство – украинцы. Они все изучали украинскую литературу, говорят на родном языке. Даже правосеки так не знают своей культуры, как мои бойцы. Я воспринимаю тех людей, которые считают себя носителями украинской культуры, в том числе и на Донбассе, представителями Украины Щорса, Гоголя, маршала Рыбалко. И эта Украина противостоит Украине националистов Бандеры и Шухевича. Это две разные страны, которые сошлись в жесточайшем противоречии. 

На самом деле великий украинец Николай Гоголь был невероятно прозорлив, и сегодняшний конфликт отображен в его повести «Тарас Бульба». И я не в силах придумать другую украинскую идею кроме той, которую сформулировал Гоголь: «Спасли ли, сынку, тебя твои ляхи?». 

И я прекрасно понимаю, что мы не имеем никакого права оставлять Украину. Это все часть российской истории, это составляющая нашего психотипа и генотипа. Мы не вправе от этого отказаться, тем более что я знаю, какое количество людей даже на Западной Украине ждет нас с нетерпением. Более того, уверен: если бы произошло чудо и на Украине случились бы честные выборы, там победил бы Александр Захарченко. Сейчас рейтинг у Порошенко 2 %. При этом 30 % страны не приняли эту власть, и порядка 50 % страны против войны на Донбассе. 

– Стоит ли другим пограничным с нами странам бояться того, что проект ДНР и ЛНР масштабируем? 

– Это зависит не от российского волюнтаризма и имперских амбиций, о которых постоянно нам твердят. Этих вещей стоит опасаться, но связаны они далеко не с Россией. У нынешней власти нет никаких притязаний и претензий к Прибалтике или к азиатскому, или кавказскому поясу. Мы даже будем говорить: отстаньте от нас, оставьте нас в покое, все равно на нашу страну будут кивать, надеяться на нашу помощь или обвинять в каких-то событиях, произошедших без нашего какого-либо участия. Таков наш крест. Мы огромная страна и уже своим существованием влияем на мир. 

Но мы также понимаем, какие процессы происходят на Западе: распадается Евросоюз. А если не дай бог распадутся США или НАТО, если даже часть этого зонтика, который оберегает эти страны, лопнет, в мире может измениться конфигурация, все может пойти по совершенно неожиданным сценариям.

Автор: Анна МИРОНОВА