ЛИС, обманувший судьбу

Если бы 17-летний Исаак Ланцман в сентябре 1941 года попал в парашютно-десантные войска, то как пить дать не сидели бы мы с ним за одним столом 75 лет спустя. И не пили бы настойку на северной ягодке морошке. Слишком велики были потери у нашей десантуры в годы Великой Отечественной. Особенно в начале войны, когда несколько парашютных частей Красной армии из-за нехватки резервов были отправлены на передовую в качестве отборной пехоты... 

С лыжами под дождем

Ученик 10-го класса школы № 39 города Оренбурга Исаак Ланцман на фронт пошел добровольцем, когда узнал о формировании комсомольского лыжного батальона. В школе он был членом комитета комсомола, хорошо играл в футбол, бегал на лыжах. А на пиджаке сияли значки ГТО, ГСО, ПВХО и «Ворошиловский стрелок»* – свидетели хорошей физической формы. Исаак хотя и был невысокого роста, но понимал, что парни с такой подготовкой, как у него, сейчас нужнее в армии, чем в тылу. Тем более что накануне медицинская комиссия признала его годным к строевой службе.

В военкомате Исааку сказали:

– Идет набор в парашютно-десантные войска и в лыжный батальон. Куда пойдешь?

– В батальон, – не задумываясь, ответил паренек.

– Почему? – поинтересовался председатель призывной комиссии.

– Я боюсь! Но не высоты. Боюсь, что буду висеть на стропах, как мишень. Меня с земли расстреляют, и я ничего не смогу сделать. А на лыжах я смогу сопротивляться, у меня будет оружие, я буду отстреливаться. Хоть одного фашиста да убью.

Члены призывной комиссии с таким доводом согласились, но военком стоял на своем:

– Все равно пойдешь в воздушно-десантные войска. Там тебя обучат стрелять, и прыгать с парашютом ты будешь не один. Если что, товарищи помогут.

За призывника Ланцмана заступилась секретарь райкома комсомола. Она знала Исаака как общественника, комсомольского активиста и спортсмена. Девушка упросила председателя комиссии направить парня в лыжный батальон.

– Я взял свои лыжи, лыжную мазь для сухого и мокрого снега. И еще валенки – лыжных ботинок с креплениями тогда не было. Вообразите, 21 сентября наш комсомольский батальон с лыжами на плечах марширует по городу, а с неба льет дождь, – вспоминает участник Великой Отечественной, полковник медицинской службы в отставке Исаак Ланцман.

Марш-бросок с лыжами да под дождем – картина, которая наверняка вызовет улыбку в мирное время. Но осенью 41-го добровольцам лыжного батальона было не до шуток. Ребята, вчерашние школяры, понимали: детство ушло безвозвратно и многие из них не вернутся в родной Оренбург. И даже хорошо, что в этот день шел дождь. Он скрывал слезы на лицах парней.

Немецкие самолеты летали тучами

Потом была переброска лыжного батальона к месту учебного лагеря: сначала до Самары по Волге-матушке на колесном пароходе, затем поездом до Казани. И здесь Исаака Ланцмана, как окончившего 9 классов, отправили учиться в школу радистов, которая находилась в поселке Суслонгер Марийской АССР.

– Железнодорожный тупик Суслонгер расположен в тайге. Здесь учились только ребята. Девчонок не было, их обучали на радистов где-то в городах. Иначе был бы бардак, – смеется Исаак Семенович. – Кормили нас не ахти как – что в лагере под Казанью, что в Суслонгере. Тарелок и ложек не было. Где-то, может, и было, но нам не выдавали. Все шанцевые инструменты привезли с собой – кто миску, кто кружку. В бане видели тазики? В таких тазиках нам приносили суп на все отделение. Второе приносили тоже в тазике. Первое и второе разливали по мискам и кружкам – у кого что было. Хлеб получал старшина роты. Булку он оставлял себе, остальной хлеб отдавал сержантам, командирам взводов. Сержант полбулки отрезал себе, другую половину отдавал на отделение, а это 10–12 человек…

Жили мы в землянках, спали на нарах, сколоченных из горбыля, и ходили в гражданской одежде. Военное обмундирование выдали только перед отправкой на фронт.

После трехмесячных курсов его направили на Северо-Западный фронт радистом к командиру 250-й стрелковой дивизии. Там Ланцман помимо номерного получил именной позывной – ЛИС, составленный из первых букв его фамилии, имени и отчества. И еще новое имя – Саша. Прошло больше семи десятилетий, а Исаак Семенович до сих пор помнит, как звучит его позывной на азбуке Морзе.

Дивизия, где служил Саша Ланцман, в январе – феврале 1942 года участвовала в окружении 16-й германской полевой армии в районе города Демянска. Но с ходу окружить и уничтожить противника не удалось. Ликвидировали 16-ю армию только в 1943 году.

– Немцы дрались отчаянно, пытаясь вырваться из окружения. У них было все – снаряды, патроны, амуницию и продукты им доставляли по воздуху. Самолеты ежедневно прилетали к ним с неметчины, заодно и нас бомбили, помогая своим освободиться. Мы видели, как вражеская авиация беспрепятственно летала днем тучами в сторону Москвы. А наших истребителей не было! Плакать хотелось от бессилия. Мы стреляли в воздух из автоматов, пулеметов и пушек, но их «фоккеры», «мессеры» и «хенкели» были для нас недосягаемы. Наши бомбардировщики У-2 появлялись только ночью. Протарахтят над головой и затихнут. Наши самолеты я увидел только в июле 1943 года в районе Курской дуги. Они тоже летали тучей и низко над землей. А когда уничтожали 16-ю армию, я впервые увидел, как работает знаменитый миномет «Катюша». Грохот, гул, огонь, земля дрожит! Спастись от ее снарядов невозможно. Я готов был провалиться сквозь землю – так было страшно! Но я не хотел думать о смерти. Мне хотелось дожить до конца войны и посмотреть, как мы будем жить после победы, – признается Исаак Семенович.

Мы хотели есть и жить

Северо-Западный фронт проходил через заболоченные леса. Наши части могли передвигаться только ночью, потому что днем над ними висел немецкий самолет-разведчик «Фокке-Вульф» Fw-189, прозванный «рамой» за двойной фюзеляж. Немцы называли его «летающий глаз Люфтваффе». Впереди наших войсковых соединений всегда шли саперы, они стелили на болоте дорогу из бревен, по которой могли пройти только пехотинцы. С провизией было туго: обоз всегда отставал, бойцы недоедали.

Однажды во время привала – дело было ранней весной 1943 года – кто-то нашел в снегу замерзший труп лошади. Тогда артиллерия была на конной тяге, и кони часто гибли от пуль и снарядов. Мертвая лошадь была нежданным подарком для оголодавших бойцов. Они тут же набросились на нее с ножами и штыками, стараясь отрезать кусок побольше. Сварить не успели – привал был слишком коротким. Некоторые бойцы решили доварить мясо на очередном привале. Самые нетерпеливые жевали то, что получилось, резонно рассуждая, что следующего привала может и не быть. Если будет бомбежка или бой с немцами.

– И желудки у нас не болели. Мы были молодыми, здоровыми, нам хотелось есть и жить. Помню, к нам в полк привезли пополнение из заключенных. Вот те постоянно «болели», чтобы их отправили с передовой в медсанбат. Чем болели? Членовредительством. Затолкают в задний проход горох, он разбухает, и прямая кишка выворачивается. Их тут же в санчасть, чего они и добивались. Махорку заваривали и пили, потом отекали, как при почечной недостаточности. Таких «больных» тоже направляли в госпиталь. Если особист догадается, в чем дело, то трибунала не миновать. Если не расстреляют, то в штрафбат точно угодят. При мне перед строем расстреливали самострелов, которые простреливали себе ноги или руки. Армия – это живой организм, и дезертиры у нас были, и те, кто пальцы себе рубил, чтобы не стрелять, – рассказал «В» Исаак Семенович.

По большому счету, полковой радист Исаак Ланцман оправдал библейское значение своего имени. Исаак означает «обманувший судьбу». На фронте ему приходилось голодать, он простывал, но ни разу не болел. Иногда мечтал, чтобы к нему прицепилась хоть какая-нибудь зараза и чтобы его отправили в госпиталь «на блинчики», где можно отъесться, отоспаться… А потом снова на войну. Фантазии эти навевали фронтовые газеты, которые регулярно привозили в полк. И где иногда публиковали письма летчиков, которые жаловались на… плохое снабжение. Мол, у них нет второй простыни, и они от этого страдают! У пехотинцев вообще не было простыней и подушек. Была только шинель, которая служила и одеялом, и простыней. Конечно, такие «жалостливые» заметки раздражали солдат. И навевали нехорошие мысли…

Фронтовикам – поблажки

После успешной операции по окружению 16-й германской полевой армии 250-ю стрелковую дивизию перебросили под Орел, где готовилось одно из решающих сражений – на Курской дуге. Местность там ровная, как стол, укрыться практически негде. Радист Саша Ланцман со своей переносной радиостанцией РБМ расположился в ложбинке под кустами. Когда началось наступление советских войск и на поле вышли тысячи танков, вражеские снаряды вспахивали буквально каждый метр земли. Вот тогда его охватило чувство незащищенности перед этой мощью. Но связь с полками держал уверенную.

Радиста Ланцмана ранило 11 июля 1943 года, за два дня до его 20-летия. Во время знаменитого танкового сражения он лежал под кустом, закрывая телом рацию. В этот момент за его спиной рванула вражеская мина. Саша почувствовал, как левая нога стала горячей. Из разорванного сапога фонтаном била кровь. Осколок вражеской мины прошил ступню через пятку. Боли не было, но силы быстро уходили. Успел перетянуть ремнем бедро, чтобы остановить кровь.

Далее все было, как в известной песне: «Сестра, ты помнишь, как из боя меня ты вынесла в санбат…». Правда, медсестры не было. С поля боя по оврагу его вынес здоровый фельдшер. Он перевязал рану и отправил раненого радиста в медсанбат на двуколке. А дальше был полевой госпиталь.

– Здесь меня стали готовить к операции, разложили на столе, руки-ноги привязали, чтобы не дергался, на лицо маску с хлороформом. Я закрыл глаза, чтобы быстрее уснуть. И тут как назло налет вражеской авиации! Медперсонал побежал в укрытие, а я лежу на столе распятый, как Христос, и жду завершения налета. Слава богу, пронесло! – говорит Исаак Семенович. Во время налета ни одна бомба не упала на госпиталь.

Очередную операцию ему уже делали в Кисловодском госпитале, где были заполнены ранеными все санатории и школы. Именно здесь радист Ланцман решил стать врачом. Он видел, как ведут себя раненые до операции и после. Боль не отпускает их, несмотря на наркоз. Они кричат и ругаются матом. Исаак смотрел на их муки и думал: «Неужели и я буду так себя вести? Да ни за что! Я лучше буду петь песни».

Когда Ланцману надели маску с наркозом и приказали считать, он досчитал до 12, а потом… запел: «Спит деревушка, где-то старушка ждет не дождется сынка, сердцу не спится, старые спицы тихо дрожат в руках». Да спел так ладно и красиво, что послушать оперируемого сбежался едва ли не весь персонал госпиталя. У Исаака Ланцмана в молодости был хороший голос. Он еще в школе участвовал в художественной самодеятельности. Но не пел, а… свистел под аккомпанемент патефона. Он был мастером художественного свиста, ныне забытого эстрадного жанра. Забегая вперед, скажу, что Исаак Семенович может и сегодня, в возрасте 92 лет, спеть душевную песню или высвистать (или отсвистеть?) несколько популярных мелодий. И у него это лихо получается. Но, как он сам признается, качество исполнения уже не то, что раньше: «Нет зубов, и язык стал неповоротливым»…

После госпиталя ему дали инвалидность и списали из армии подчистую. По возвращении домой в Оренбург перед ним было два пути. Первый – отнести документы в автомобильный техникум, где учиться всего 4 года, а в перспективе хорошие заработки. Другой – выучиться на врача, а это 5 лет, если не больше, провести в аудиториях за партой, и в итоге скромная зарплата и постоянная нервотрепка. Исаак Ланцман поступил мудро: он отнес документы в техникум, а копии – в Харьковский медицинский институт, который во время войны переехал в Оренбург.

– В мединститут в основном шли девчата, нас, парней, таких как я, в гимнастерках и с палочками, было человек 20. Нам, естественно, поблажки – фронтовики! Помню, на вступительном экзамене по физике преподаватель спрашивает, могу ли я нарисовать схему электролампочки. Я нарисовал. А поставить в схему выключатель? Я и это сделал. Потом он спрашивает: «На каком фронте воевал?» Я ответил. «Спасибо! Вы сдали экзамен». Такая же петрушка была на экзамене по химии. Я написал формулу воды, потом кислорода и услышал, что экзамен сдан. С сочинением тоже не было проблемы. Ошибки, наверное, были, но содержание экзаменаторам понравилось, – рассказывает Исаак Семенович.

Какой он враг? Я ему доверяю!

После окончания института новоявленный врач Ланцман попросился работать на Алтай. Он прочитал в энциклопедиях, что эти края называют «советской Швейцарией», и ему захотелось ее посмотреть. Направление получил в город Рубцовск, в медсанчасть завода «Алтайсельмаш». В поликлинике доктор Ланцман работал хирургом и еще преподавал в местном медицинском училище лечебную гимнастику. И в то же время работал бесплатно в городском стационаре – набирался опыта. В послевоенное время врачей в стране не хватало, и он был единственный мужчина в санчасти. Жил он в своем кабинете, спал на топчане, под которым стоял чемодан со всем его имуществом. И каждый день несколько операций. В таком режиме проработал полгода, пока его не направили на специализацию в Новосибирск к известному хирургу Владимиру Воскресенскому, который предложил молодому перспективному коллеге остаться у него ординатором, но Ланцман отказался: его не устраивала слишком маленькая стипендия. И он вернулся в Рубцовск.

Работы было много, а сил у хирурга Ланцмана все меньше. Причина недомогания была обычной для того времени: он недоедал. Но никому об этом не говорил. В магазинах за хлебом и за продуктами с утра стояли очереди, а Ланцман не мог – он в это время оперировал. Кстати, в Рубцовске молодого хирурга многие знали и частенько благодарили за помощь – кто рыбу принесет, кто домашний каравай. Но у него был (и есть) принцип: никогда не брать подарки. Хотя и угощали его от души.

Дошло до того, что Ланцман стал передвигаться по коридору поликлиники, держась за стены. Доложили главному врачу. Тот вызвал исхудавшего коллегу и строго сказал:

– Будешь пробу снимать в больничной столовой! Это приказ! Мне нужны ваши здоровые руки, а не живой покойник.

Дважды в год хирурга Ланцмана приглашали для работы в призывную комиссию. Это тоже был небольшой, но заработок. Как-то он разговорился с военкомом «за жизнь», мол, работы много, а денег кот наплакал. А тот в ответ: «Хочешь, я тебя в армию направлю? Поедешь служить во Владивосток, будешь моряком и хирургом одновременно». От заманчивого предложения грех было отказываться: военные – это всегда стабильный заработок и паек.

– Во Владивостоке отдел кадров медицинской службы ТОФ направил меня начальником медсанбата в только что сформированный строительный батальон. Прибыл на место службы в Сучанскую долину, а там пусто, кругом одна тайга! Поставили палатки, но ни медицинских инструментов, ни лекарств нет. Еще не привезли. Народ в стройбате оказался ушлый, бывшие зэки и нарушители дисциплины. Прослышали, что появилась санчасть и повалили за освобождением от работы. Конечно, я их посылал подальше. Чтобы народ не болел и чтобы не было цинги, я попросил принести из тайги лимонник и заварить из него отвар прямо в бочке. Бочку поставили перед входом в столовую, и все без исключения пили этот сок перед обедом. Без ежедневных легких операций не обходилось, но тяжелых больных отправлял в Екатериновку в стационар, – вспоминает полковник медслужбы в отставке Исаак Ланцман...

Однажды к хирургу Ланцману привели сержанта со сломанной лодыжкой. С точки зрения медицины это не проблема. Доктор вправил перелом, наложил шину и оставил выздоравливать в части. Но больного такой исход не устроил. Он написал жалобу командованию: «Товарищ командир, начальник санчасти по фамилии Ланцман занимается вредительством». На календаре был 1953 год, и сержант намекал на громкое «дело врачей», прогремевшее в столице на всю страну. Когда по навету были арестованы медицинские светила, лечившие первых лиц государства. Впоследствии все они были отпущены.

Разбираться с жалобой приехал Герой Советского Союза, командир строительной бригады при инженерном управлении ТОФ полковник Михаил Бараболько. Поговорил с хирургом, который доложил, что нужды отправлять больного на «большую землю» нет. Парень молодой, нога заживет быстро, через три недели будет танцевать. Полковник Ланцману поверил.

Потом Бараболько построил на плацу батальон. Вызвал из строя сержанта, который стал говорить, что доктор Ланцман из тех врачей, которые калечат советских людей, что он враг и вредитель... Полковник выслушал его, а потом сказал:

– Я доверил этому врачу солдат, офицеров, их семьи. А ты не доверяешь ему свою ногу? Он воевал, он – фронтовик! Какой он враг? За оскорбление и клевету приказываю разжаловать вас в рядовые...

Больше к хирургу Исааку Ланцману претензий ни у кого не было.

Где родился, там и пригодился

...Февраль 2016 года, квартира полковника медицинской службы в отставке Исаака Ланцмана. Мы сидим за столом, дегустируем настойку на морошке. Правда, хозяин дома – по чуть-чуть, возраст не позволяет, а я – от души. На мой вопрос, считает ли он себя героем, Исаак Семенович искренне возмущается:

– Какой я герой? В окопах не лежал, был в блиндаже, где меня, радиста, охраняли. Это взвод в окопах, рота и батальон в окопах… А я был в эшелоне, это много дальше от переднего края на 4–5 километров. Вот если бы я нечаянно разбил рацию и не мог обеспечить полк связью, то меня запросто могли расстрелять. Если бы командир полка, конечно, был бы псих. И ничего ему за это бы не было: война все спишет. И списывали. Или если бы нас окружили и взяли в плен, вот тогда бы мне тоже досталось! Немцы в первую очередь убивали коммунистов, евреев и радистов, чтобы лишить войска связи. Потому что радисты – штучный товар. Медиков они не трогали, медики им самим были нужны, чтобы лечить своих раненых. Тех, кто отказывался лечить, немцы долго не уговаривали, сразу в расход. Как и раненых в госпиталях.

И все-таки ветеран неправ. Да, у каждого была своя война: у пехотинцев своя, у летчиков своя, у сестричек в медсанбате своя и у мальчишек, точивших снаряды на заводе, своя. Но победа была одна на всех. И все они были герои. Как старший брат Исаака Семеновича Вениамин, он был летчиком и пропал без вести на фронте. Как младший брат Анатолий, вернувшийся с фронта живым, но с ранением в голову. Анатолий сейчас живет в Израиле. Переехал вместе с семьей на «историческую родину» 12 лет назад. Исаак Ланцман недавно у него гостил. Говорит, что страна ему понравилась.

– Там миллион наших русскоговорящих, – улыбается Исаак Семенович.

– Почему же вы там не остались? – спрашиваю.

– Моя родина – Россия! Вся моя жизнь связана с вооруженными силами и медициной. Я горжусь, что мои дочери Галина и Серафима продолжили семейную традицию, стали врачами. И жена моя была медиком.

Выйдя в отставку, Исаак Ланцман много лет проработал в санатории «Амурский залив». Сейчас участник Великой Отечественной на заслуженном отдыхе.

* – значки «Готов к труду и обороне», «Готов к санитарной обороне СССР», «Готов к противовоздушной и противохимической обороне СССР».

Автор: Сергей КОЖИН