Писатель – тягловая лошадь, считает Дина Рубина

Представлять подробно Дину Рубину читателю в общем-то совершенно незачем. Достаточно вспомнить «На солнечной стороне улицы», «Ангела конвойного», «Высокую воду венецианцев», «Воскресную мессу в Толедо»… Дина Ильинична - одна из тех литераторов, что определяют лицо современной русскоязычной литературы, автор, активно издающийся, любимый тысячами читателей. Живущая уже давно в Израиле, Дина Рубина много ездит по миру, встречается с читателями и охотно общается с прессой. Согласилась она ответить и на вопросы корреспондента «В».

- Говорят, что писатель должен иметь корни - в большей степени, чем иные люди, чтобы питать свое творчество.

- Знаете, опасная штука эти накатанные фразочки из серии «говорят». С одной стороны, конечно, есть в них изрядная доля опыта, наблюдения, с другой стороны - всегда они - общее место. Что значит - иметь корни в большей степени, чем? Как это? Подкидыш, воспитанный в приюте, среди безликих униформ, может стать выдающимся писателем при наличии, понятно, таланта. А отпрыск древнего рода, с фамильным древом и историческими угодьями всю жизнь может быть бездарным и бездумным рантье. Давайте же наконец скажем это, произнесем это: писатель должен иметь талант, талант и только талант. Тогда он вмиг сочинит вам корни, род, биографию, миф и все, что вы пожелаете.

- Вы родились в России, детство провели в Ташкенте, ныне живете в Израиле. Можно ли назвать вас человеком мира?

- Я не очень представляю себе «человека мира». Это в смысле постоянных поездок, что ли? Да, я езжу. Но писатель всегда повсюду возит тяжелейший чемодан - себя самого, со всем барахлом своего внутреннего мира, неглаженым, частично несвежим, черт знает как уложенным. Он всегда «человек самого себя» и свое творчество собой и питает. В разных ситуациях, конечно, и в разных интерьерах.

- Сегодня Россия всерьез озаботилась проблемой чтения, тем, что молодое поколение практически не читает. Как вы относитесь к проблеме, она вас тревожит?

- Тревожит, конечно. Вернее, я с грустью и ужасом наблюдаю тотальное отпадение от книги юного поколения компьютерных игр. Прогнозировать страшно. Задумываться не хочется.

- Ваши произведения выдвигаются на литературные премии, получают их… Что это для вас значит, насколько важно?

- Выдвигаются, да… Но не получают. Премии присуждают живые люди живым людям, и этим сказано все. У нас, у живых людей, столько всего в жизни - личные привязанности, свои компании, своя рубашка ближе к телу… Я сейчас писатель весьма раскупаемый, но в России все же нечастый гость. Я не своя в литературной тусовке. Это нормально. Вот когда количество «очков» зависит от голосования читателей, просто читателей, тогда шансы мои явно возрастают. Так, роман «На солнечной стороне улицы» получил премию «Радио-Букер» - голосовали-то просто читатели. А вот «бумажного» Букера получил другой автор.

Насколько важно все это… Знаете, мне повезло - я ведь медные трубы, да еще усиленные огромным тиражом журнала «Юность», прошла, будучи совсем девчонкой. Это хорошая прививка. Сейчас уже думаешь о книгах, а не о регалиях. Просто о каждой следующей книге.

- Недавно французский поэт и драматург Жан-Пьер Спилмон рассказал мне такую историю: «В детстве я наблюдал за работой плотника. Закончив работу над табуреткой, он любовно оглаживал ее руками, любуясь своим изделием. В моей жизни была только одна книга, которую, дописав, я вот так же любовно огладил рукой…». Есть ли у вас такая книга?

- Как правило, каждая только что законченная. Впоследствии довольно быстро остываю к своим текстам. Впрочем, и у меня есть две-три книги, которые даже сейчас я не стала бы переписывать. «Высокая вода венецианцев». «На Верхней Масловке». «На солнечной стороне улицы».

- Помню, какое сильное впечатление произвела на меня ваша повесть «Завтра, как обычно», опубликованная в журнале «Юность» много лет назад. Вы перечитываете свое раннее творчество, сравниваете с тем, что делаете сегодня? Ваше творчество - стрела или спираль?

- Ну, что вы - та повесть очень слабая, я ее никогда не включаю ни в какие сборники. Насчет перечитывания - приходится, хотя и очень не хочется. Это ведь своеобразное прокручивание целых кусков жизни, одна из адских казней на каком-то там кругу ада.

И никогда я ничего ни с чем не сравниваю - ни в жизни, ни в любви, ни в книгах. Все единственное в своем роде, как можно сравнивать? Насчет спирали или - что там? - стрелы… Не знаю, это все как-то отвлеченно. Просто работаю, как тягловая лошадь. Вот и все. Это только читателям кажется, что труд писателя - романтический и устремленный куда-то там в высшие сферы. Спираль… Стрела… Скорее, это черная воронка, которая затягивает всю твою жизнь с потрохами.

- Вы музыкант и писатель. Схожи ли для вас эти две ипостаси творчества? Может ли музыка заставить вас сесть к компьютеру, породить желание писать?

- Бросьте, ну какой я музыкант? Я клавиатуры близко не видела лет двадцать. От того, что человек получает высшее музыкальное образование, он музыкантом еще не становится. Как и человек, окончивший литинститут, еще не писатель. Музыка такой же тяжкий изнурительный предмет, как и литературное творчество, и тоже заглатывает целиком. Никаких «землю попашет, попишет стихи» там тоже не проходит.

- Если позволите, немного личных вопросов. Вы не только писатель, но и мама, жена, женщина. Удовольствие для вас или проблема - быт?

- А вы задали бы подобный вопрос, скажем, Битову или Маканину? В том смысле, что вы не только… но и папа, муж, мужчина… И далее по тексту? Думаю, нет. Оставьте все это. Никакая я не домашняя хозяйка. Давайте оставим пироги в покое, сегодня все это неинтересно творцу-женщине. Не потому, что она готовить не может или не хочет, а потому, что сейчас женщина сильна, самостоятельна, талантлива и явно владеет ситуацией.

- В романе «На солнечной стороне улицы» вы много говорите о воспитании детей. Есть ли принципы, по которым вы воспитывали своих детей?

- Я их особо не воспитывала. Ведь никто на самом деле не знает, что это за штука - воспитание человека. Просто болеешь за него, живешь его мельчайшими движениями, носишь у сердца… Впрочем, как и всех близких.

- Каких перемен в собственной, общественной, мировой жизни вам бы хотелось? И как вы относитесь к фразе «Надежда - глупое чувство»?

- Надежда - одно из самых прекрасных и самых спасительных чувств. Она помогала выжить многим на таких разнообразных кругах ада… Насчет же перемен - тут я осторожна. Хотелось бы перемен постепенных, гуманитарных, что называется, в сфере «умягчения злых сердец». Вот Чехов считал, что прогресс состоит в смягчении нравов. Я совершенно с этим согласна.

- Не так давно журнал «Time Out Москва» попросил многих известных русскоязычных писателей ответить на своего рода блицвопрос, назвать, например, самую недооцененную книгу двадцатого столетия; самую смешную; книгу, над которой вы плакали; самую незаслуженно забытую детскую; книгу, которую - одну - вы бы оставили в школьной программе; лучшую экранизацию и так далее. Вы бы смогли ответить на этот блиц?

- Я, видите, выслушала все вопросы молча. Как можно расставлять оценки книгам? Я не прочла ВСЕХ книг XX века, чтобы судить о том, какая из них недооценена, а какая переоценена. Кроме того, это вопрос пристрастий и вкусов.

Если бы в школьной программе надо было оставить только одну книгу, я ни за что не отдала бы ребенка в такую школу.

Над многими книгами я плачу; над хорошей книгой вообще поплакать не грех. Экранизаций не люблю и считаю, что в любом случае они обедняют «историю».

А детская книга… Есть такая замечательная книга «Дорога уходит в даль» Александры Бруштейн. Мне кажется, ее мало издают. А зря.

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ