Французский - женского рода

21 июнь 2006 Электронная версия газеты "Владивосток" №1967 от 21 июнь 2006

Французы нередко уподобляют свой язык женщине, тем более что само слово “язык” по-французски женского рода (la lаngue). И это справедливо, ибо французский язык по характеру - действительно женщина, в которой врожденный шарм сочетается с тонкой расчетливостью изощренного и острого ума

Воплощение хорошего вкуса и абсолютного чувства меры, он кокетлив без жеманства, свободен без распущенности, быстр без торопливости, грациозен без принужденности, прихотлив без затейливости, смел без развязности и при этом легок, но не поверхностен.

Французский язык формировался во дворцах знати под легкий шорох шелковых платьев и мягкое колыхание вееров, приглушенные переборы клавесина и осторожный скрип паркета, среди атласных камзолов и присыпанных лиловой пудрой париков. А уже из аристократических салонов он разлился журчащим ручейком по залитым праздничными огнями парижским бульварам и шумным кафешантанам Монмартра, сделавшись языком романтической поэзии, изящной словесности и, разумеется, любви. Четыре столетия, пока французский гений озарял блеском своей культуры мир, французский язык служил образцом и эталоном, на который равнялись другие языки. Чем был бы сегодня русский язык, не испытай он в свое время благотворного влияния французского?

A. С. Пушкин, для которого французский был таким же родным, как и русский, сумел перевести язык своей отчизны с немецкого синтаксиса, на который равнялись авторы ХVIII в., на французский. В результате язык, отличавшийся прежде медвежьей неуклюжестью и слоновьей тяжеловесностью, приобрел живости и блеска, хотя по сути остался бородатым мужиком в лаптях и армяке с элегантным цилиндром парижского щеголя на немытой голове.

Французский язык - язык мастерски отточенного слова, тщательно отполированной фразы, благородного и пластичного стиля, который искрится, но не ослепляет; это язык светской беседы людей умных и разносторонних - беседы живой и учтивой, в которой не преступают строго установленных рамок приличий даже тогда, когда касаются самых скользких тем и предметов. Надо ли говорить, что французский язык оказался по-женски слаб в мире грубой мужской силы, когда слово сделалось простым функциональным “комментарием” к видеоряду, когда на смену любви - кокетливой и куртуазной - пришел голый секс, а место живой интеллектуальной беседы, блестящего и остроумного диалога заступило агрессивное выяснение отношений в форме кровавого мордобоя, сопровождаемого набором стандартных полумеждометий, всегда непечатных, но всегда произносимых. Для выражения духа нового времени английский язык пришелся как нельзя кстати, ибо он, порождение плебса, как никакой другой, оказался приспособленным для передачи всей грубости, низменности и грязи современной эпохи.

Не желая мириться с создавшимся положением, французы изо всех сил стараются противостоять англоязычной экспансии в мире. По их настоянию высшие должности во всех международных организациях (ООН, ЮНЕСКО, НАТО и др.) занимают люди, обязательно владеющие французским языком. Французы требуют, чтобы их язык, наряду с английским, был рабочим языком на всех международных мероприятиях: форумах, конгрессах, торговых ярмарках, спортивных чемпионатах, олимпийских играх. Щадя самолюбие французов, им идут навстречу, хотя по числу говорящих французский язык занимает лишь седьмое место в мире, намного уступая испанскому и даже португальскому. К слову, французский язык является государственным в ряде стран Африки и Океании, бывших колониями Франции. Правда, в устах гвинейцев и полинезийцев он звучит, как скрипичная соната Моцарта в переложении для барабана...

Русскоязычным учащимся французский язык обычно дается легко, так как грамматика и синтаксис не представляют особых трудностей. Куда сложнее дело обстоит с фонетикой. Когда заводишь речь о трудности французского произношения, собеседники обычно начинают согласно кивать головами: “Да-да, там такая трудная “р”!” Между тем грассированное “r” во французском - явление столь же нечастое, как и картавое “р” в русском. Тот мощный раскатистый звук, какой издают Эдит Пиаф и Мирей Матье, есть результат утрировки, средство определенного артистического эффекта, и в обыденной речи такого не услышишь. Кстати, именно из-за этого утрированного “r” французы поначалу восприняли Мирей как простую эпигонку Пиаф. Лишь позднее пришло осознание различия творческих манер двух великих певиц, у одной из которых в вокале - трагический излом, а у другой - сияние солнечного света.

Куда больше проблем возникает с артикуляцией гласных звуков (степенью отчетливости произношения). Против шести в русском их во французском - 15, из которых четыре носовых, и все они совершенно чужды звуковому строю русского языка. Добиться безупречного французского выговора можно или слыша правильную французскую речь сызмальства (как это практиковалось в русских дворянских семьях), или же имея тонкое ухо вкупе с незаурядными подражательными способностями. Впрочем, французы охотно прощают иностранцу акцент - лишь бы говорил по-французски. Если же, находясь во Франции, вы обратитесь к французу по-английски, то рискуете услышать ледяное “не понимаю”, хотя в действительности это необязательно так.

Как бы ни противились французы тотальному наступлению английского языка, их языку уже не восстановить утраченных позиций. В наш индустриальный век с его господством бизнеса, атмосферой “выживания сильнейшего” и лихорадкой биржевых спекуляций язык тонких чувств и нежных вздохов оказался слишком слаб, чтобы быть услышанным людьми, занятыми “деланием денег”. Но остается обширный пласт французского культурного наследия, и любой, кто с помощью французского языка пожелает приобщиться к нему, получит возможность окунуться в веселую и беззаботную атмосферу “золотого века”, который уже не вернется на землю, как не возвращаются к людям их детские сны.