Затянувшаяся пауза, или Была такая собкоровская история

Помните, какими были газеты накануне перестройки? “Правда” была “дистиллированной”, если не сказать выхолощенной, все в ней было строго дозировано. Нет, вранья в ней не было, марку газета “номер один” держала - в ней была правда. Но правда эта была не та, что в жизни, а та, что желаема. “Литературка”, газета для интеллектуалов, не только давала пищу для размышлений, но и проводила, например, акцию-дискуссию по знахарям-травникам. Старалась защитить их, задавленных официальной наукой и властями. Интересный путь избрала “Неделя”. Последовательно изничтожала глупые дефициты, возникавшие в нашей стране, ведь в целом-то жизнь была налажена. Сначала это были зонтики, подевавшиеся невесть куда. Потом хлебницы, затем двухлезвийные бритвы (они вообще еще не появлялись тогда), наконец какое-то ценное лекарство... Ну а самой “зубастой” была “Советская Россия”. Поговаривали, что ЦК КПСС “разрешил” в порядке эксперимента ей быть такой - для “стравливания пара”. Потоком шли в ней критические, разоблачительные публикации. Невольно возникали мысли “крамольные”: а ведь это, наверное, только верхушка айсберга...

Собственным корреспондентом “Советской России” в Приморье был тогда Слава Аникеев. Он располагал к тому, чтобы называть его так, без официальщины. Был он из тех, кого именуют “свойский парень”, но и - “парень-жох”, “парень-хват”. Хотя по возрасту был он уже далеко не парень. Вездесущий и плодовитый в журналистской работе, Слава умел “наводить шороху”. Благо, позиция газеты придавала смелости, а кое-кому и нахальства. И вот Слава Аникеев подбирался уже и к “капитанской рубке” - крайкому партии. Во всяком случае стал намекать, что “за пазухой” у него громкий материал. А дело было вот какого рода. Кто-то из заведующих отделом крайкома проштрафился. “Наследил” в одном из заповедников: побраконьерничал там, гулянку со свитой устроил, уповая на вседозволенность. Но нашелся “упертый” егерь и составил акт, невзирая, как говорят, на лица. Дело постарались замять, акт изъяли, но Слава сумел раздобыть копию и ходил теперь гоголем. Ему очень импонировала роль эдакой “акулы пера”.

Тогдашний первый секретарь крайкома Виктор Ломакин, или “ВП”, как мы его называли, и без того недолюбливал бесцеремонного собкора, а тут и вообще начал мрачнеть при одном упоминании этой фамилии. Вообще-то отношение к партбоссам было разное: кого уважали, кого побаивались, кого недолюбливали... Ломакина и уважали, и побаивались.

По воле крайкома Славу “пасли”, он это знал и ловко уворачивался от партийного “правосудия” и только посмеивался. Так приятно щекотало нервы хождение по лезвию бритвы. “Спалился” Слава самым неожиданным образом. Кто-то подсказал Ломакину: он же “писучий”, наверняка публикуется в других изданиях, а партвзносы платит толькой с основной зарплаты. Срочно проштудирована была масса изданий. И точно. Слава делал свой журналистский бизнес, как теперь говорят, а взносы с гонораров в партийную кассу не платил. Сейчас это можно было бы определить и как “коммерческую тайну”, сколько их нынче, а тогда это считалось крайне аморальным - утаивает... И “схавали” Славу Аникеева в одночасье. Пострадал, правда, он не шибко, в редакции знали, что за собкорами слишком бойкой газеты охотятся. Перекинули его на ту же должность в другой регион. А в наш край “сосватали” выпускника ДВГУ, собкора “Комсомолки” по БАМу Володю Сунгоркина. Вот он-то был молод для такой головокружительной карьеры. Поговаривали о “волосатой руке”. Володя потом смеялся: “Я-то и интеллигент в первом поколении, у меня в роду все слесари да плотники...”

И вот он добрался до места своего нового назначения. Эскортировал его заведующий корсетью “Советской России”. По тогдашнему этикету собственного корреспондента власти на местах должен был представить кто-то из высших чинов редакции. Я, оставшийся тогда “на хозяйстве” - двое других из сектора печати отсутствовали, встретил их, проводил в гостиницу и осуществлял связь меж ними и “ставкой” верховной в крае власти. Точнее сказать, поддерживал связь я с помощником “первого”, как и всякая “мелкая сошка”, не любил мельтешить на глазах у начальства. Да и пробиться к Ломакину было сложно.

Ну а “ВП” решил, видимо, дать выдержку прибывшим из Москвы, чтобы знали свое место. Как там в фильме про актрису по роману Сомерсета Моэма провозглашался принцип такой выдержки: “Держи паузу”. Насколько тебя хватит, держи... Актриса могла буквально уничтожить свою молодую соперницу именно этим. В нашем же случае дело принимало нехороший оборот. День прошел, другой, третий... Помощник все перекладывал время встречи, говоря, что “первый” очень занят, у него все расписано. Я оказался между молотом и наковальней. Прибывшие постоянно звонили мне, теребили, нервничали, в конце концов обвинили меня во всем приморском бюрократизме и еще черт знает в чем. Мне было страшно досадно оказаться без вины виноватым, и я рванулся к “ВП” сам.

Набравшись нахальства, начал с вопроса о том, почему он так относится к корреспондентам центральной газеты, ну к тому же ставшему опальным Аникееву. Ломакин вскинул брови: “А ты, мол, что, сам не понимаешь?” И держал, держал паузу. Быть может, отрешаясь от других дел. Но меня не испепелил, ответил холодновато: “Так ведь он добрался до заведующего крайкома. Следующим был бы я...” Да, тогда боролись за “действенность” газет. Помню, по какой-то острой заметульке в “Правде” сняли милейшего человека начальника “Крайсоюзпечати”. И все равно меня не убедила на этот раз логика “ВП”. В крае и сейчас помнят, что Ломакин - это фигура. Человек незаурядных способностей, недюжинных ума и характера. Но и - человек тогдашней формации, конечно, своей эпохи. Мы (сектор печати) уважали его еще и за то, что он понимал нашу журналистскую работу: тонко чувствовал слово и то, что стоит за ним. А тут... Нет, не вызывал он у меня симпатии в этот раз. Я торопливо и страстно стал убеждать “первого”, что назревает скандал. “ВП” не стал терять времени на выслушивание моих аргументов, тут же назначил встречу на конец рабочего дня и дал понять, что разговор окончен.

А помощнику он учинил основательный разнос. И я опять оказался в роли громоотвода. Поскольку спустя некоторое время, подняв трубку зазвонившего телефона, услышал в свой адрес такое... Сначала раскалилась телефонная трубка, потом запылало ухо, помощник выражений не выбирал. “Значит, виноват больше он, а не “ВП”, - подумал я, - перегнул-таки палку в своем стремлении угодить...”

Беседа наша в кабинете “первого” длилась часа три. О-о-о, это был образчик партийно-советского искусства. Разговор поначалу шел на повышенных тонах. Полемизировали “ВП” и завкорсетью “Советской России” - мужик он оказался тертый и не робкого десятка. Мне и Сунгоркину лишь изредка удавалось вставить словечко. Мы были больше в роли секундантов на этой необычной дуэли. В дебюте “ВП” предстал неприступным, грозным и волевым воителем. Метал громы и молнии вдогонку уехавшему уже Аникееву, якобы очень любившему “покопаться в дерьме”. А главный аргумент - утаивал, шельмец, деньги от партийной казны. Завкорсетью парировал: московская проверка показала - грешат тем же самым такие тузы...

И все же беседа постепенно переходила в спокойное русло. На переломе Ломакин только козырнул еще вопросиком: “Помните, какая фамилия была в вашем фильме “Журналист” у старухи-кляузницы?” “Неужто тоже Аникеева?” - вырвалось у кого-то из нас. “Нет, Аникина, но близко...” И чтобы разрядить обстановку, обратился к любимой своей байке: газетчик, вставший в сложной ситуации в тупик, обращается к крупному партначальнику. “Иван Иванович, так как писать: правду или нет?” На что тот важно ответствовал: “Правду. Правду и только правду. Но - не всю...”

В “миттельшпиле” это уже был деловой, принципиальный государственный деятель. Рассказывал о крае, обозначал и обозначал проблемы, которыми надо заниматься, а не гоняться за “жареными” фактами. Ну, например, одна: при переходе на крупнопанельное домостроение прихлопнули почти все кирпичные заводы, а кирпич и сегодня очень нужен.

И наконец “эндшпиль”. Перед нами - уже прямо-таки по-домашнему милый, обаятельный человек, интереснейший собеседник. В доверительном тоне рассказывал он о себе, как начиналась его карьера в Комсомольске-на-Амуре, о работе в аппарате ЦК. Расставались мы тепло. “ВП” даже вздохнул: “Эх, сейчас бы по рюмочке по русскому обычаю. Но - не могу, у меня еще ответственная встреча на Дальзаводе...”

А когда уже все поднялись из кресел и стояли вкруг у выхода, он как бы невзначай спросил у меня: “Ну, ты уже продумал, где побывать с гостями?” Вопрос в той ситуации застал меня, естественно, врасплох. И он уже совсем горестно молвил: “Ну, что же ты за хозяин?! Мало того, что продержали людей в гостинице... Сегодня сопроводишь их на корабль, завтра - в Находку. Покажешь им порт Восточный, я уже распорядился”.

Мысленно я хохотал: третий раз в одной ситуации я оказывался козлом отпущения. Ну, конечно, все правильно - нераспорядительность, несообразительность какого-то клерка. И только. Но обиды на Ломакина не было. Напротив, вернулась симпатия к нему. Я был доволен хеппи-эндом и тем, что предотвратил скандал.

А с Володей Сунгоркиным мы стали с той поры друзьями. Он стабильно прошел свой собкоровский путь в Приморье. А потом угодил в аппарат редакции “Комсомолки”, с которой и начинал. Похоже, там и сейчас.

Автор: Михаил МАТВЕЕВ, “Владивосток”