Он до сих пор не вернулся из боя

Сразу после школы Генку забрали в армию. Отправили в Чечню, воевал, навидался всякого. Слава богу, вернулся с руками-ногами. В поисках работы обратился в ВОХР, ведь большого выбора предприятий в деревне, что под Дальнереченском, нет. Не взяли. Сказали, нет 21 года, и потому оружие доверять не положено…

“Служил в Чечне”… Еще недавно такая строка биографии мелькала лишь у единиц парней в Приморье. Теперь – у тысяч. Осень-весна, призыв-увольнение… И новая волна вернувшихся. “У них особый жизненный опыт”, – говорим мы, подразумевая под этим многое. “Есть огромная опасность, что целое поколение мужчин будет строить свою жизнь по внутренним законам войны”, - добавляют психологи. Боюсь, у них есть основания так считать.

          Единственную пока в Приморье программу социальной реабилитации и психологической поддержки участников военных конфликтов и их семей “Светлый круг” финансировала Федеральная государственная служба занятости населения по Приморскому краю. В города и районы края в течение полугода выезжала группа специалистов – профконсультантов, психологов и психотерапевтов Института позитивной психотерапии, транскультурной семейной терапии и психосоматической медицины. Встречались с ветеранами афганской, обеих чеченских войн, консультировали, вели психотерапевтический прием.

          Арсеньев, Чугуевский район, Михайловка, Покровка, Дальнереченск, Владивосток, Большой Камень… Ушам психологов и докторов было многое доверено. Парни могут быть спокойны – тайна исповеди останется ненарушенной.

          Но психологи должны помочь понять нам всем: кто такой человек, вернувшийся из Чечни? Нужна ли ему помощь близких и всего общества, и если да, то какая? И как нам дальше ладить с ним – с новым поколением войны?

          Вместе со специалистами – психологами Зоей Лютик, Натальей Виничук, врачами-психотерапевтами Владимиром Слабинским и Андреем Макаровым – пробуем сделать набросок психологического портрета, того, что за внешней маской силы и благополучия. Кстати, это самая яркая деталь: каждый начинает разговор с психологом словами: “Вообще-то у меня все хорошо, жизнь удалась, а пришел – просто так, разведать, чем вы тут занимаетесь”. Это уже потом выплывают порой всякие другие обстоятельства. Развод, конфликты, алкогольная зависимость, одиночество... Все имена – вымышленные, детали судеб – подлинные.

Поколение охранников

          Семен П., рос без родителей, в интернате, окончил 9 классов, призвали в армию. Ушел в Чечню, потому что “все пошли”, а никто про желание и не спрашивал. В бою получил контузию, потерял сознание, мужики затащили в БТР, вывезли, но до госпиталя дело не дошло, очухался благодаря могучему деревенскому здоровью – и ладно. Уволился, приехал в родную деревню. Приютили соседи, потому что и жилья-то нет. Уже год мучают страшные головные боли, упало зрение, наступает глухота, подводит память. Устроился охранником – с виду Семен физически крепкий и про болезни свои предпочитает помалкивать. К психиатру, естественно, ни ногой – зачем ему огласка. По-хорошему, нужно серьезное обследование, лечение у невропатолога. Но кто оплатит дорогу хотя бы до районного центра? А компьютерную томографию, которая, как утверждает врач, необходима, дорогие лекарства? “Понимаю, надо лечиться, голова болит страшно, всякие там дела, но на какие деньги?” - Семен разводит руками…

          Сергей М., “работал снайпером”. По натуре – добрый, дружелюбный, улыбчивый. После армии плохо слышит. Устроился охранником. А значит, опять имеет дело с оружием, криминальными разборками. “Не исключено, это психосоматическая глухота, то есть организм подсознательно ответил на такое раздвоение личности реальной болезнью: если б не армия, мухи б не обидел, а тут – в людей, как в движущиеся мишени… Вот уши и перестали “слышать мир”. Впрочем, и ему нужно серьезное обследование”, - предполагает Наталья Виничук.

          Виталий К., участник первой чеченской. Тоже охранник. Войну вспоминает с содроганием, при этом ждет возможности заключить контракт и опять рвануть туда же. В разговоре все время проскальзывает: здесь настоящим мужикам остается лишь дурака валять, настоящее дело там. Ну охранник – еще более-менее работенка, вдруг мафия придет, он всех разнесет, мало не покажется, так что вроде как и здесь на посту. Психолог добавляет: “Увы, ему и здесь есть кого ненавидеть”.

          А любить? Семьи не было и нет, хотя лет далеко за 20, да и постоянной девушки тоже. “Какая семья?! Ведь контракт заключу - и в Чечню”, - объясняет просто. С мамой теплые отношения не складываются, с отчимом – конфликт. “Он тут кто? А я повидал, и он меня учить будет?”

          “То, что большинство парней после Чечни работают охранниками, - не случайно, - комментирует врач-психотерапевт Андрей Макаров. – И не только потому, что на службу идут совсем юными, не успев получить другую специальность. Важнее другое: они никак не могут вернуться с войны. Рутина мирной жизни кажется мелкой суетой, тратой лет. У многих парней в голове уживается противоречие: Чечня – кошмар, но там было лучше, чем здесь. “А что хорошего?” – спрашиваю. “Там все ясно”.

          Там настоящая дружба, последнюю сигарету и ту пополам. Вот люди и скучают по истинным, как кажется, человеческим отношениям. Там ясно, кто подлец, трус, а кто настоящий мужик. А здесь – все сложно: конкуренция на работе, неискренность, все за деньги, с девушками налаживать постоянные отношения непросто. С работой непонятно…”

          Станислав К., участник первой чеченской, из родных одна мама. Был тяжело ранен, наудачу попал в московский госпиталь, где замечательный хирург сложил буквально по кусочкам. Врачи пророчили: ходить не будешь. Но вновь они с тем же чудесным доктором обманули всех – Слава вернулся домой на своих ногах. И все, дальше сам. Ни жилья, ни денег, ни специальности. Когда было совсем туго, управление соцзащиты выделило 200 рублей матпомощи. Слава пришел, положил две купюры на стол, сказал: “Спасибо, заберите ваши деньги, не нужно больше мне ваше государство”. Устроился все тем же охранником, хотя по здоровью далеко не лучший вариант.

          “Стало системой, что парни годами не могут получить “боевых” выплат, многие вынуждены махнуть рукой, не выдерживают бюрократических переписок, обижены на государство и на весь мир, - продолжает Андрей Макаров. – Нередко за помощь в получении “боевых” расплачиваются процентом. Как система, они не могут получить полноценной медицинской помощи. Как система, не могут нигде узнать всего перечня положенных льгот, мыкаются по инстанциям, отсылаемые от одного чиновника к другому. Даже в военкоматах нередко слышат прямое и циничное: “Вам ничего не положено! Мы вас туда не посылали, вы сами добровольно шли”. А что такое добровольно – все знают… Тот парнишка, которого не взяли в ВОХР, платно окончил курсы водителей, хотя имел право на бесплатное обучение, но никто не сказал. Поголовно не знают, что имеют льготы при поступлении в вузы и техникумы - никто не информирует. Лишь в тех районах, где созданы действенные клубы ветеранов боевых действий, порой могут помочь хотя бы информацией. Но клубы работают далеко не везде. И вообще, есть стойкое ощущение: если омоновцы, собровцы еще нужны “системе”, то вернувшиеся со срочной службы, порой с ранениями, контузиями, уже не нужны никому”.

“Адреналинщики”

          В Большом Камне группа психологов и психотерапевтов работала, как и везде, пять дней. Николай С. пришел в первый и ходил на терапию все пять сеансов. Для исповеди выбирает “своего” психолога - хрупкую Зою Лютик. Врачу Андрею Макарову подсознательно не доверяет – не по каким-то серьезным причинам, просто перед мужчиной нельзя быть слабым, как и на войне. Я рядом с Зоей: “Коля, можно я вас послушаю, я из газеты, имени вашего не буду писать…” Коля автоматически прикрывает лицо руками: “Не горю желанием”.

          Уже потом Зоя объясняет: это очень естественно, что сильные, самостоятельные мужчины не хотят жаловаться – зачастую характер помогает быстрее адаптироваться. Тревожнее другое: ребята заведомо боятся доверять кому бы то ни было, раскрыть душу. Инстинкт войны: нельзя стать уязвимым. И эта рука, закрывающая лицо, – будто поспешно надетая маска…

          На прием пришла мама двоих сыновей Анна Петровна. В Чечне отслужили оба, теперь один служит дальше по контракту, другой в милиции. “Я их отговаривала вначале – зачем опять на службу, в селе столько другой работы, можно и на механизатора выучиться, и на экономиста. Нет, не хотят. Я так боюсь за них обоих… Старший в письмах все время писал, что служит в Подмосковье, мол, все тут спокойно, хорошо, не волнуйся. И только почтовый штамп “Моздок” выдал”.

          “Порой мне кажется, что матерям даже сложнее, - комментирует врач-психотерапевт Владимир Слабинский. – Они ждут возвращения своих возмужавших мальчиков, а мальчики-то порой надломленные. Никто никогда не расскажет матери, что убивал, горло кому-то перерезал – груз тягостных воспоминаний давит. Груз невысказанности и неискренности. Пришла другая мама, рассказала: сильно напившись, сын плакал, вспоминал про горы трупов – из тех, что вчера были парнями…”

          Но вопреки всему война нередко диктует свое: парням обязательно нужны сильные эмоции и в мирной жизни. Специалисты называют таких “адреналинщиками”. Особенно тех, кто рвется опять в Чечню – их тянет туда помимо воли и рассудка. Объясняется это просто: организм будто бы привыкает к постоянному выбросу адреналина, мирная жизнь кажется рутиной. Даже секс уже не цепляет – не те ощущения! Любовь, кропотливое выстраивание отношений с женщиной, простые человеческие радости – банька, бокал вина с друзьями, рыбалка на речке – все мелочи, передышка перед боем. Скорее туда, в настоящую жизнь… Это тоже “чеченский синдром” помимо общеизвестных приступов агрессии, депрессии и т.п. И конечно, повальное злоупотребление алкоголем, наркотики”.

Любите, девочки, простых романтиков

          Виктора Н. девушка терпеливо ждала из армии - само по себе удивительно в наше время. Вернулся год назад. Отслужил в Чечне, встретились, радости не было предела. Выпивал за встречу. За друзей, что остались там навечно. Чтобы снять тягостные воспоминания. За удачное будущее. Запил. Девушка ушла. А Витя сильно и не жалел – подумаешь, добра такого… Молодой еще, чтобы строить отношения надолго.

          “Увы, почти закон: если парня, уходящего в Чечню, ждет девушка или даже жена, ребенок, почти наверняка после возвращения их ждет расставание, развод, - комментирует психолог Наталья Виничук. - Почему? Если представить крайне упрощенно, подсознательные, сквозь щемящую нежность, размышления мужчины примерно такие: “Она была дома, в тепле, разве ей понять мои переживания? Мы навечно останемся далекими”.

          Нередко расставания и разводы преследуют бывших “чеченцев”, “афганцев” и потом, много лет спустя. Расставания необъяснимые, посреди внешнего благополучия – пожили, расстались… Счастье, если все-таки удается выстроить искренние, длительные отношения с женщиной.

          Один парень в Чугуевке рассказал: его друг много лет служил в спецвойсках, он сам его назвал “профессиональным убийцей”, послужной список – и Чечня, и Афганистан, штурмовал Вильнюсский телецентр. Уволился, женился, уехал с женой, этнической немкой, в Германию, там решил поприсутствовать на родах жены. В письме другу разразился воплем: “Петька, ничего более страшного в своей жизни я не видел”.

          То ли мужики и впрямь нежные души, то ли сместилось что-то в сознании: роды некрасивее убийства…

          “Какой-то портрет сплошь проблемный у нас получается, - задаю вопрос специалистам группы психологической поддержки, - что же, всех лечить?”

          “Совсем нет! - говорит психотерапевт Андрей Макаров. – Кто-то и сам может адаптироваться, кому-то помогают терпеливые, мудрые родственники. Главное - это вернуться с войны, перестать воевать, поверить людям, расслабиться, почувствовать вкус к простым человеческим заботам и радостям. Важно, чтобы такого рода программа не прекращалась: люди должны иметь возможность прийти к психологу в любой момент. А также получить юридическую консультацию. Надеюсь, центры занятости возьмут на себя такую работу”.

          Уж сколько лет специалисты твердят о необходимости центров реабилитации для бывших бойцов Чечни – но власть упорно не слышит! Мальчишки нужны, когда идет призыв. А потом – барахтайтесь сами…

          В одном из городов к Андрею Макарову пришел “афганец”: прошло много лет, у Анатолия Петровича все сложилось, есть любимая семья, работа, положение. “К счастью, я давно все пережил. Если честно, лет пять-семь снились кошмары, агрессивным был. Теперь все позади, все понимаю, что со мной было, я же реалист. Но все позади”. И на глазах “все пережившего и забывшего” Анатолия Петровича появляются предательские слезы. Война, черт бы ее побрал, все равно с ним.

Автор: Марина ИВЛЕВА, "Владивосток"