Один брат дружил с Маяковским, другой - строил Транссиб и отбивался от хунхузов
Владимир Матвеевич Самойлов, отличник железнодорожного транспорта, не дожил до своего 95-летия несколько месяцев. При этом до последнего сохранял бодрость и оптимизм, ходил рыбачить на Амурский залив.
Он еще и женился в 75 лет, после того как умерла первая супруга, с которой они прожили без малого полвека.
Известно, что в молодости, когда во время изысканий В. Самойлов разговаривал в грозу по полевому телефону, молния угодила в провод, и его ударило током через трубку. Разряд был таким мощным, что пострадавшего буквально вытащили с того света, закопав в землю по самое горло. Может быть, поэтому ему была подарена судьбой такая длинная жизнь, до краев наполненная трудом и заботой.
«Я никогда не искал работу, работа всегда искала меня», - любил повторять Владимир Матвеевич. И действительно, он вышел на пенсию в 70 лет. И лишь один раз был на больничном, когда перед войной, в 41-м, заболел гриппом испанкой.
С катанкой-шинелью по дороге жизни
Владимир Самойлов появился во Владивостоке в 1905 году, спустя три месяца после бомбардировки города японцами. С одной катанкой – шинелью за плечами. Высокий, статный, с щеголеватыми усиками, в новеньком, с иголочки, мундире железнодорожного техника. Восемнадцатилетний выпускник Хабаровского железнодорожного училища был направлен во Владивосток «отбыть двухлетнюю обязательную практику на службе ремонта пути и железнодорожных зданий». Так вышло, что железной дороге он отдал больше полувека. Первое время был ремонтным рабочим, пикетажистом, нивелировщиком, десятником.
Осенью 1909 года, когда закончилось строительство ветки Сучанской дороги, Владимир Самойлов поступил в изыскательскую партию железнодорожных и шоссейных дорог под началом инженера Кринского уже в должности техника.
- В то время, как вспоминал дед, вели дороги в районе Чуркина, Мингородка, строили железнодорожную ветку над мостом на Луговой, недалеко от ипподрома, куда он любил наведываться, - азартный был человек, - рассказывает Людмила Павловна Сетямина, внучка. - Его сторожка долго, вплоть до 70-х годов, стояла перед въездом на бухту Тихую. Туда он ходил пешком с самого Эгершельда, пока не купил «экипаж» - лошадь и кибиточку. Строили дороги китайцы вместе с русскими солдатами и матросами.
Одиннадцать лет, начиная с весны 1911 года, дед состоял на службе по постройке крепости Владивосток. После падения Порт-Артура фортификационные работы в крепости заметно оживились. Помнится, дед часто говорил о проекте моста через бухту Золотой Рог. Судя по всему, над ним серьезно работали.
Работу свою дед очень любил и делал ее на совесть, отличаясь при этом большой аккуратностью. Неважно, была ли это изыскательская экспедиция или управление Уссурийской железной дороги, где уже после революции он трудился и чертежником, и графистом, и старшим инженером грузовых узлов, станций и земельного полотна. Секрет, наверное, в том, что всю свою жизнь он занимался самообразованием. Помню, когда мы собрались переезжать из старого дома, набралось почти два мешка учебников по высшей математике, геодезии, мостостроению, топографии. Безусловно, не прошла даром практика у немецких инженеров. Те требовали работы с теодолитом с точностью до секунд.
А вообще чего только не приключалось с дедом, когда он работал в изыскательских партиях! Он много всяких историй рассказывал, когда я жила у них с бабушкой. Вспоминал, например, как напали на них хунхузы, когда вели ветку на озеро Ханка. С большим трудом удалось втолковать бандитам, что это не военная, а гражданская экспедиция. Долго потом сами не могли поверить, что сумели вырваться из лап верной смерти.
Случалось, волчьи голодные стаи шли по пятам. Тогда дед, вооружившись ружьем, становился замыкающим группы.
Зеки, а их в экспедициях было немало, вели себя смирно. Лишь однажды они разрезали палатку деда и утащили бутылку коньяка, которую тот держал на случай простуды у кого-нибудь из работников.
К любимой – по имени-отчеству
В семейном архиве Людмилы Павловны хранятся десятки старинных фотографий. Но эти две она любит особо. На одной из них барышня с роскошной косой, уложенной короной, и бархаткой на шее. На другой - молодой человек в мундире и фуражке с железнодорожной эмблемой. Этими снимками Владимир Матвеевич Самойлов и Надежда Дмитриевна Паршина обменялись незадолго до свадьбы. Они поженились в январе 1912 года. Ему исполнилось 24 года, она была на год младше. Несмотря на то, что жених с невестой были знакомы с раннего детства, они до венчания и после свадьбы обращались друг к другу только по имени-отчеству.
Впрочем, окончательно решился железнодорожный техник сделать предложение очаровательной Наденьке, увидев ее фотографию в витрине салона Такеучи, когда приехал к приемным родителям в Хабаровск.
Судьба братьев Самойловых - Владимира, Александра, Михаила и Василия складывалась непросто. Когда младший из них был еще грудничком, умерла мама. Отец, Матвей, кузнец, здоровый и сильный мужик из читинских казаков с Петровского завода, прибывший на Дальний Восток с братьями в 1880 году, с горя крепко запил и умер, когда ему было чуть больше сорока.
Восприемником сирот стал иркутский мещанин Павлин Александрович Ерженин, перебравшийся в Хабаровск.
В этом городе у покойного Матвея Самойлова оставались несколько домов, их сдавали в аренду, на эти средства и содержали братьев. Как гласит семейное предание, однажды, когда арендные деньги долго не поступали, Ерженин, у которого была своя большая семья, собрал братьев и повел их к губернатору - без всякой записи. Тот очень ласково встретил гостей, выслушал и угостил ребятишек пряниками. Дело тотчас уладили.
К слову, отец Наденьки Паршиной Дмитрий Вединеевич был извозчиком у губернатора, и тот выделил ему дом с участком.
Только десять лет спустя после свадьбы молодые построили свой дом во Владивостоке, на ул. Пестеля, 2. Надежда Дмитриевна обставила его с большим вкусом. Она любила принимать и потчевать гостей. В основном это были офицеры – строители Владивостокской крепости с женами.
Бабушка была под стать дедушке, она всегда всем живо интересовалась. Еще молодой девушкой она окончила курсы дамского портновского мастерства при городской управе. А потом, уже став матерью двух дочерей, была слушательницей торговых классов Владивостокского торгово-промышленного собрания.
“Самострел поющий”
Так называется тоненькая книжица стихов из 1918 года, опубликованная Михаилом Самойловым, братом Владимира, в сотрясаемой революцией Москве. Она тоже хранится в семейном архиве.
“Эй - мы - футуристы
Звездожители небных зыбей,
Наши песни бронзовы и сталисты
И нежнее любви голубей...”
Михаил Самойлов, исключенный из Томского университета за революционную деятельность, вскоре после приезда в Москву оказался в одном футуристическом кружке вместе с Владимиром Маяковским, Тихоном Чурилиным, Василием Каменским. Сохранился карандашный портрет Каменского, сделанный рукой Маяковского. А в тоненьком томике М. Самойлова - стихотворение, подаренное ему же.
“Посвящаю Василию Каменскому, которого молодо люблю.
Я - вскормлен на берегах Амура,
Как ты - на Камы берегах.
...Каурый конь дыбит копытами
И топот грохает в Байкал:
Дано распить нам под ракитами
Футуристический бокал...”
Михаил Самойлов жил в Хамовниках, снимал квартиру недалеко от дома художника Ге, рядом находилась типография Горбунова-Посадова, человека образованнейшего, встречавшегося с Л. Н. Толстым. Именно у него М. Самойлов позже издал свой первый и последний томик стихов.
- Брат дедушки, Александр Матвеевич, который в 18-м тоже учился в Московском университете, вспоминал, как под новый год они вместе с Михаилом отправились в Политехнический музей на елку, где должен был выступать В. Маяковский, - рассказывает Людмила Павловна. - Зал был забит до отказа. Поэт-трибун пользовался тогда огромной популярностью. Представление долго не начиналось, народ стал шуметь. Наконец занавес распахнулся, и все увидели на сцене елку, украшенную игрушечными фигами. Это было в стиле Маяковского. Сам он так и не появился...
Михаил Самойлов окончил экстерном естественно-математический факультет Московского университета. Ездил на Алтай бороться с холерой. Тогда судьба его уберегла. Михаил бесследно сгинул в 1919-м, когда отправился лечить горловую чахотку на юг, где наступал Врангель.
Страшная участь постигла и его семью. Жена, Варенька Зубарева, прекрасная пианистка, потеряв единственного сына, который в пять лет умер от тифа, сошла с ума и выбросилась из окна.
Память о ней осталась лишь в коротенькой чернильной надписи, сделанной рукой мужа на подарочном томике его стихов.
В те же окаянные годы погиб в Благовещенске, в перестрелке с красными белый офицер Василий Самойлов. Его брат Александр воевал на западе в революционной армии.
Вспоминая об общей страшной семейной судьбе, Людмила Павловна садится за старое лейпцигское пианино, которому уже больше 120 лет, и начинает играть “Лунную сонату”.
У Людмилы Павловны Сетяминой есть сын, которого в честь деда назвали Владимиром. Растет внук. И хотя они не носят фамилию Самойловых, знают о своих предках все. Ведь их судьбу по капле уже много лет собирает в клубе “Родовед” мама и бабушка. Как известно, только родной человек увидит за “документом” жизнью трепещущее письмо, а за полустертым временем фотографическим изображением сумеет уловить характер и образ давно ушедшего, но такого близкого человека.
От редакции. Автор благодарит клуб «Родовед» за предоставленный материал. Тел. «Родоведа» - 413-977.
Автор: Тамара КАЛИБЕРОВА, "Владивосток"
