Ее крестил барон

Сегодня газета публикует выдержки из воспоминаний “Город глазами детства моего” Нины Ильиничны Ермаковой (в девичестве Богдашевской). Она родилась во Владивостоке в 1910 году и 27 мая будеть отмечать свое 90-летие.

19 май 2000 Электронная версия газеты "Владивосток" №786 от 19 май 2000

Сегодня газета публикует выдержки из воспоминаний “Город глазами детства моего” Нины Ильиничны Ермаковой (в девичестве Богдашевской). Она родилась во Владивостоке в 1910 году и 27 мая будеть отмечать свое 90-летие.

Маленькую Ниночку окунал в купель в Покровском соборе протоиерей Василий Попов, а ее крестным стал барон фон Таубе, начальник Владивостокского порта. Отец новорожденной - Илья Евдокимович Богдашевский, участник русско-японской войны, до революции был смотрителем портов акватории Амурского залива, и барон высоко ценил его.

От Ткаченко монпансье безусловно любят все...

... Дверь из кухни распахнута - лето. В двух шагах - куча чистого золотистого песка. Мама ушла на базар, наказав Туи Инквану, китайцу, владельцу песка: “Ты хорошо смотри!”. Я выхожу, прихватив с собой игрушки: деревянный красный самовар и плюшевого друга Мишку.

Наш домик принадлежит торговому порту, и эта бухта, и Семеновский ковш в ней, и спасательная станция на мысе Бурном - владения порта. Папа - капитан всего этого хозяйства.

Шагах в десяти от нас берег Амурского залива. Здесь сильного волнения не бывает, так как проложен мол, оставлен только довольно узкий проход для катеров, китайских шаланд, привозящих продукцию из китайского поселка на противоположном берегу залива. У берега бухты почти впритирку стоят шаланды, приспустившие паруса. Идет торговля. Чего тут только нет: помидоры, огурцы, гуси, утки, рыба, сено, поросята... Подходи - выбирай.

Неподалеку от нашего есть и другие жилые дома. В одном из них живет подружка Зося, ее родители - хозяева складов извести, которые стояли под горкой (где сейчас лестницы). Выделялась из всех строений водокачка, подававшая воду в баню, которая была на Корейской улице. Там можно было принимать морские ванны. После ванн для желающих подавалась чашечка пресной воды - ополоснуться.

Большой китайский базар занимал нынешнюю Спортивную гавань. С противоположной от него стороны, на углу Пекинской и Корейской, стояло длинное и довольно просторное здание японского пассажа. Здесь продавались кимоно, веера, бамбуковые рамки для фото, детская мебель... Японские продавцы приветливы. Немного поодаль, в сторону берега, расположились скобяные лавки-мастерские.

Семеновский базар - самое шумное место в городе. Здесь я впервые познакомилась со своим родным и молодым (он старше меня ровно на 50 лет) многоликим и многоязычным городом - Владивостоком.

Я никогда не была в театре, который располагался как раз напротив гостиницы “Версаль”, но знаю, что там некогда пела знаменитая Вяльцева. Позднее в этом месте разместится кондитерская фабрика Ткаченко. “От Ткаченко монпансье безусловно любят все”, - приговаривали взрослые и дети. И это действительно так: откроешь коробочку - оттуда пахнет ароматом клубники, лимонной корочки, крыжовника. И вид у них ну совсем настоящий.

А напротив, где сейчас видовая площадочка, стоял зверинец. У входа слева - оцинкованная ванна, наполненная водой, в ней бьется крокодильчик. В большой комнате на потолке в клетках или на крючьях - попугаи и другие птицы. С правой стороны резвятся обезьянки. В левом углу неподвижно стоит огромный слон. К его передней ноге прикреплена короткая цепь. Это зрелище так потрясло меня, что я на всю жизнь возненавидела зверинцы...

“Сеул” в бухте Федорова

Между улицами Тигровой и Набережной был довольно большой участок, огражденный высоким, без щелей, забором. Папа говорил, что здесь была тюрьма... Вниз от дома Боровикс к бухте сбегает улица Федорова. Слева завод Воронкина, справа, немного поодаль и выше - вросший в гору красивый каменный дом Федорова, похожий на дворец. Примерно в 1914 году мы поселимся здесь. Распрощаемся с маленьким да удаленьким домиком в Семеновском ковше. Сколько свадеб здесь, в тесноте да не в обиде, было сыграно! Женились матросы, папины сослуживцы с военного транспорта “Монгугай”, на маминых подругах.

По долгу службы “свое учреждение” посещал командир порта барон фон Таубе. Ему очень нравились мамины угощения, особенно соленые огурчики. Еще до моего появления на свет он сказал: “Крестить вашего ребенка буду я”. У них с баронессой не было детей. Так и случилось: он вместе с очаровательной женой лейтенанта г-жой Гюбнер в Покровской церкви окрестил меня.

...Итак, мы живем на ул. Приморской (ныне ул. Лейтенанта Шмидта). Она расположилась на берегу бухты Федорова. На верхушке мыса Бурного стоит деревянная круглая беседка. К ее потолку прикреплен колокол - на случай беды. Рядом одноэтажный дом - это спасательная станция. По обе стороны мыса Бурного стояли маленькие с очень высокими трубами корейские домики. Корейцы спали прямо на полу, который обогревался трубами, проходящими под ним. Этот “поселочек” горожане звали “Сеул”. Мы часто видели, как кореянки, ныряя, доставали со дна мидии, гребешки, трепанги...

Мой папа вместе со своим неизменным другом Яковом Мекеда, сослуживцем с “Монгугая”, построил дом с двумя отдельными квартирами по обе стороны. И на общих началах - купальню, такую же, как у Камнацкого, чем удовольствия ему, понятно, не доставил - конкуренция. Но вражды не было. (К слову, у Камнацкого было два дома, две семьи и две купальни: одна в Семеновском ковше, вторая - в б. Федорова.)

В хорошую погоду купающихся было полно в обеих купальнях: и в нашей, и в его. Купальный сезон длился три месяца, один из них дождливый. Доход незначительный, а хлопот много. Сами ведь и обслуживали. Каждый вечер мыли все до блеска. К услугам купающихся были кабины, трапеция, кольца, гири, пробковые пояса. Костюмы и чепчики - напрокат. Снаружи купальни были обвиты настурцией и цветным горошком. Каждую весну папа снова и снова смолил козлы, ставил их в воду, настилал доски для мостков. Жизнь наших купален закончилась неожиданно. В 1928 году был сильнейший шторм, он выбросил купальни на берег в “разобранном” виде...

Душистая щечка для поцелуя - за “5”

Район Эгершельда был предоставлен военному гарнизону. На ул. Корейской (ныне ул. Бестужева) до сих пор уцелели три дома, построенные для офицерских семей. В один из них я хаживала, когда мне было чуть больше восьми лет. Здесь жили две сестры, красивые и обаятельные жены офицеров, похоже, высокого звания, обе учительницы. Одна из них - Ольга Николаевна готовила меня для поступления в гимназию.

Помню, написанный мною первый диктант привел ее в большое уныние. А через год я все предметы сдала уже на “пять”. Старались обе. После хорошо проведенного урока она подставляла мне свою напудренную душистую щечку для поцелуя.

Однажды, отправившись на урок, я увидела солдата в светло-зеленой форме - он лежал на земле, раскинув руки, белокурый, с нежным юным лицом, по виску текла кровь. Шла гражданская война, город был наводнен интервентами. Когда учительница увидела меня, она всплеснула руками: “Кто же тебя отпустил? Немедленно отправляйся домой”. Когда я вышла, солдата уже не было.

Перестрелки тогда для нас были делом привычным, иностранные солдаты тоже: американцы в тяжелых ботинках, шотландцы в плиссированных коротких юбочках, чехи, японцы.

В театр - через кондитерскую

Софья Борисовна Алышевская вторглась в мою судьбу совсем неожиданно. Она поселилась в маленькой комнате нашего дома на ул. Приморской. Высокая блондинка с голубыми глазами, с ладной фигурой в свои 50 лет, она носила лорнет, курила и преподавала английский язык. Утром ежедневно кипятила чайник и мылась вся, хотя условия у нас были весьма стесненные. Однажды мама застала ее за довольно странным занятием: положив на порог кусочек мяса, она била его камнем. Оказалось, таким способом она готовила отбивную. С тех пор Софья Борисовна стала обедать у нас, а я, ученица 8-го класса, занималась у нее английским языком. Впрочем, она знала еще немецкий и французский. Мы с ней часто ходили в театр “Золотой Рог”, в то время во Владивостоке была неплохая оперетта. Но прежде непременно заходили в кондитерскую. Здесь от одного воздуха ванильно-шоколадного получал такое наслаждение! А уж от пирожного и подавно. В театре усаживались на галерку (билет стоил всего 80 коп.) Видно оттуда не только сцену, но и партер, бельэтаж и даже оркестровую яму, из которой неслись упоительные звуки. И вот открывается занавес, и начинается чудо...

Софья Борисовна была воспитанницей Смольного института. В их роду была и немецкая, и французская кровь - отсюда шли родственные связи с баронессой де Ливрон, маркизой Шатурук. Ветер революции и гражданской войны сорвал их с насиженных мест и перенес из Петербурга во Владивосток.

Когда я была “лягушкой”

В 20-е годы во Владивостоке были три женские гимназии: “коричневая” - на Пушкинской, “зеленая” - на Суйфунской, “серая” - на Китайской. Названы они так были по цвету формы учениц, которые соответственно прозывались так: “тараканы”, “лягушки”, “мышата”. Мальчики учились в своей гимназии.

Зеленой гимназии, где училась я, покровительствовал Суханов, поэтому она называлась еще сухановской. С первого класса нам преподавали чистописание, русский язык, закон божий, арифметику, английский язык, рукоделие, рисование, пение. Когда входила наша начальница Анна Гавриловна, высокая, полная, в длинном платье, и здоровалась с нами, мы все приседали в реверансе и поворачивались лицом к сцене - там стояла икона. Вперед выходила дежурная ученица из 8-го класса и читала молитву перед уроком. Иногда это делал священник. Так было до 1922 г. После того как установилась советская власть, гимназии были отменены. Наш любимый батюшка подарил на прощание каждой из нас Евангелие. На первой странице им сочиненные стихи: “Пусть эта книга священная, спутница вам неизменная будет всегда и везде”...

Автор: Нина ЕРМАКОВА, специально для "В" Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), "Владивосток"