Нас не нужно жалеть

Почти полвека слово “ветеран” ассоциировалось со второй мировой. После Афганистана ветераны резко помолодели. Сегодня ими становятся мальчишки, прошедшие Чечню. Они возвращаются в мирную жизнь совсем не теми, что ушли из нее.

“У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя”

Крутой поворот с основной городской магистрали на улицу Карпинского ведет будто в другую жизнь. Ветхие дома частного сектора, колонка посреди дороги да мятые остовы автомобилей. С верхушки сопки бросается в глаза суета большого города. А здесь лишь тишина, разрываемая лаем собак. Чужих не ждут. Нужный нам номер нашли, изрядно покружив вдоль заборов. Избушка встретила прогнившими ступенями и светом яркого дня, льющимся в щели на стенах. Повезло - хозяин Павел Трунилин, участник чеченских событий, оказался дома.

В убогой комнатенке уместились стол, кровать, кресло и телевизор. Знакомимся. Павел достает военный билет. Точкой отсчета в его жизни стал не 1976-й - год рождения, а 1996-й - второй год первой чеченской кампании.

Собственно, история рядового Трунилина Павла Сергеевича умещается в нескольких строках. Ленинским райвоенкоматом призван на срочную службу в июне 1995-го, в составе войсковой части №... принимал участие в боевых действиях на территории Чеченской республики с мая по июнь 1996 года. В этот период произошло изменение психического состояния, попал в окружной военный госпиталь Северо-Кавказского военного округа. После лечения по заключению комиссии признан негодным к военной службе. Комиссован. Направлен домой. Краевой ВТЭК признан инвалидом 2-й группы по причине увечья, полученного на службе. Приравнен по льготам к инвалидам Великой Отечественной войны.

Вспоминать о войне Павел не любит. Отвечает односложно:

- Был рядовым стрелком, стоял на блокпосту под Грозным... Защищал Россию, чтобы враг не продвинулся на территорию. Часто вспоминаю пацанов, больше ничего. Дождь пошел, - вдруг задумчиво роняет он, спутав отчаянную капель за окном с весенним ливнем.

И тут же сворачивает с “темы”:

- Вообще-то у меня другие проблемы. Никак не могу зубы вылечить. В больнице отмахиваются как от назойливой мухи. Я же инвалид, а к ним какое отношение?

Ловлю себя на мысли, что ищу взглядом что-нибудь, намекающее на инвалидность. Не костыль, так хоть тросточку, что ли. И не нахожу. Руки-ноги у щуплого Паши в порядке, беспорядок остался в голове. Он не делает тайны из того, что состоит на учете в психоневрологическом диспансере. Мало ли кто где состоит? Да и, собственно, от кого скрывать? От матери, у которой он единственный? От участкового психиатра? От службы социального обеспечения, поставившей на постоянное “довольствие” бывшего военнослужащего? От военкомата? Для них это не тайна. Что до всех других - они остались в прошлой жизни, довоенной.

“Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят”

Пашина мама корреспондента встречает с удивлением: “Мы вроде никому ни на что не жаловались...”

На вопросы отвечает скороговоркой, из которой можно узнать, что Павлик рос послушным мальчиком. Друзей всегда у него было полно. Правда, без родительских треволнений не обошлось - учился неважно. Ну так что ж, на то он и единственный сын, чтобы за него волноваться. Тем более что растила без отца. Как умела. Да все было бы прекрасно - Паша 9-е училище окончил по специальности “наладчик сантехнического оборудования”. Собирался устраиваться на работу. А тут армия. Проводили, все как положено. Писем мать всегда ждала с нетерпением и сама писала. Когда сына послали в Чечню, адрес умещался в одной строчке: “Москва-400”. И вдруг - письмо из госпиталя. Чуть погодя два сослуживца привезли сына домой. Много чего порассказали. Сына оставили, сами уехали воевать дальше. Паша сначала спокойный был. О службе говорить не любил, легкую контузию не вспоминал. Лишь уставившись на огонь, беснующийся за печной дверцей, вопрошал иногда: “Мам, как ты думаешь, человека можно вот в такую коробочку уложить?” И чуть раздвигал ладони. А потом вдруг ни с того ни с сего разбушевался, начал жечь камуфляжную форму, уничтожать армейские фотографии. Пришлось вызывать команду с улицы Шепеткова.

- Буйный очень был, - словно оправдываясь, говорит Лидия Федоровна. - Правда, меня ни разу не ударил. Да он и не считает себя сумасшедшим. Думает, что здоров. А ведь ему постоянно надо какие-то таблеточки пить, но он отказывается. Я все спрашиваю, выздоровеет ли он. А врачи плечами пожимают: голова, мол, кто может знать...

Врачей Павел не жалует. Впрочем, как и они его. Психиатр Марина Зюзь из психоневрологического диспансера бывает на дому у пациента по необходимости. Как часто? По ее словам, это нюансы работы, к делу не относящиеся. Видимо, нечасто. Последний ее визит совпал с моим: Трунилину пора было проходить очередную (ежегодную) ВТЭК, чтобы подтвердить инвалидность. А проходить он ее не хочет, ведь это вновь врачебные кабинеты. Впрочем, и льгот, которые полагаются инвалиду, тоже не хочет.

- Что с него взять, больной, - сокрушается мать.

Павел рассуждает иначе:

- Мне стыдно, что мне, молодому, пенсию приносят. Я сам могу со всем справиться. От государства ничего не хочу. Пусть оставят в покое.

Матери советуют снова положить его в больницу, чтобы там прошел комиссию. Она в слезы: что ж его как в тюрьму сдавать! Хотя плакать особо некогда. Приходится крутиться. Пенсия инвалида - 600 рублей, за участие в чеченских событиях - еще 200. Пытался Паша зарабатывать и сам. Медики позволили ему быть рабочим или грузчиком. Саму Лидию Федоровну, работавшую в кинотеатре “Уссури” киномехаником, сократили несколько лет назад. Трудится где придется. В последнее время на базе перебирает китайские овощи. Денег едва хватает, чтобы хоть как-то жить. Поразительно, но, видимо, и мать, и сын к этому привыкли. В том числе и к своему карточному домику, который построен еще в 1939 году и вот-вот развалится. Хотя справедливости ради надо сказать - в феврале этого года в Ленинском отделе социальной защиты Павла Трунилина поставили на льготную очередь на получение жилья как инвалида войны.

- Может, что-то и получится, - говорит Лидия Федоровна. - Я государство никогда не обижала и многого у него не прошу...

“Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели”

В общем, просить что-то, наверное, бессмысленно. Ведь государство уже обо всем позаботилось. Сначала о том, чтобы навести конституционный порядок в непокорной республике. Потом - чтобы обеспечить льготы тем, кто этот порядок наводит. О льготах разговор особый.

В краевом военкомате я ознакомилась с федеральным законом № 146, подписанным 22 ноября 1997 года, и дополнениями к нему, принятыми 23 декабря 1999 года. Казалось бы, в нем учтены все чаяния военнослужащих, ставших инвалидами вследствие ранения, контузии, увечья и заболеваний, полученных в результате выполнения задач в условиях вооруженных конфликтов немеждународного характера в Чеченской республике и непосредственно прилегающих к ней территориях Северного Кавказа. Бесплатное пользование лекарствами и поликлиниками, изготовление зубных протезов, предоставление путевок в санатории, внеочередное получение жилья и льготы при оплате коммунальных услуг...

Перечислять нет смысла. Кому надо, тот знает этот закон. Как всегда, теория подвергается проверке практикой. Что такое бесплатное лечение в поликлинике, вряд ли надо объяснять. Льготная очередь на жилье? Павел Трунилин в ней оказался 32-м в Ленинском районе. Своего жилья все никак не дождутся афганцы - инвалидам войны выделяется одна квартира в год. В лучшем случае. Да и то надо обивать пороги отдела социальной защиты: кто же о тебе напомнит, если не ты сам? Об офицерах, участниках вооруженных конфликтов, пытаются заботиться военкоматы. А как быть с рядовыми, которые, возвращаясь оттуда, снова становятся обычными гражданами? На них в военкомате нет даже учетных данных. Как пояснил военный комиссар Приморского края генерал-майор Александр Елгунов, они не являются мобилизационным ресурсом, а потому состоят на учете в отделах социальной защиты. Там заботятся лишь о том, чтобы к празднику выделить продуктовый набор да вовремя выплатить мизерную пенсию. Постановление о дополнительной пенсии размером аж в 100 рублей, подписанное главой администрации Владивостока в апреле 1997 года, сегодня не действует. Ни о каких специализированных лечебницах, службах по уходу на дому, реабилитационных центрах, клиниках для участников вооруженных конфликтов нет речи! Впрочем, как и о психологической реабилитации всех без исключения, кто возвращается из Чечни. В обычную жизнь. С обыкновенной войны, уже второй по счету за последние пять лет.

Так кто же сошел с ума?

Автор: Ольга ЗОТОВА, "Владивосток"