Дальневосточные страницы Бориса Пильняка

Недавно в печати промелькнуло сообщение, что по просьбе Приморского театра имени Горького московский драматург Григорий Горин пишет пьесу - по мотивам одной из новелл писателя Бориса Пильняка. Если столичный мэтр исполнит заказ, это будет событие не только в театральной жизни. Приморью возвратится имя человека, который по праву должен занять достойное место в истории нашего края.

Бориса Пильняка без сомнения следует признать одним из самых, если можно так выразиться, репрессированных русских литераторов ХХ века. Уже по выходе в

21-м году первого романа “Голый год” и до трагической гибели весной 38-го его имя регулярно подвергалось нещадной травле. И даже когда наступит оттепель и Генеральная прокуратура в 56-м установит, что Пильняк пал жертвой необоснованных репрессий, его имя по-прежнему будет под запретом. Как недавно стало известно, сразу после его реабилитации из Союза писателей СССР в ЦК партии было направлено письмо, в котором произведения Пильняка назывались “вредными и несвоевременными”. Потребуется еще несколько лет, чтобы наступила другая реабилитация - литературная...

Чем же так и кому насолил писатель?

Борис Андреевич Пильняк (настоящая фамилия - Вогау) родился в 1894 году, печататься начал задолго до революции.

Сегодня мало кто знает, что Пильняк был едва ли не самым популярным советским писателем конца 20-х - начала 30-х годов. Громкую и, можно сказать, международную славу ему принес роман “Голый год” - первое, заметим, масштабное произведение о русской революции, да еще написанное в самый разгар российского апокалипсиса. Роман сразу же был переведен почти на все европейские языки.

В 20-е годы он печатается много, сначала выходит

6-томное собрание сочинений, затем - в восьми томах. Его популярность необыкновенна, по читаемости вчерашний провинциал едва ли уступает Горькому...

Пильняк был весь как бы соткан из противоречий. Его нельзя было отнести ни к левым, ни к правым. Он не скрывал своего пренебрежительного отношения ни к партийной власти (“мне судьбы РКП гораздо менее интересны, чем судьбы России”), ни ко многим собратьям по цеху, презрительно называя их литературными лакеями. Он никогда не писал по заказу, считая, что писатель “должен быть абсолютно объективен, не лить ни на чью мельницу”, не выносил вмешательства в свой творческий процесс. Из-под его пера выходили произведения, то откровенно направленные против власть предержащих (“Повесть непогашенной луны”, “Красное дерево”), то показывающие его неравнодушное отношение к социалистическому строительству (романы “Волга впадает в Каспийское море”, “Таджикистон восьмая советская”).

Более всего современников поражала его проницательность. Как Велимир Хлебников первым в литературе предвосхитил создание атомной бомбы, так и Пильняк первым силой своего писательского дара пророчески предугадал грядущий культ личности. Когда весной 1926 года в “Новом мире” появилась “Повесть непогашенной луны”, в персонажах - “негорбящемся человеке” и согласившемся на смертельную операцию командарме Гаврилове страна сразу узнала Сталина и Фрунзе. Спустя 11 лет многие будут сокрушаться - Пильняк предупреждал, но никто не прислушался...

Пильняк очень любил путешествовать, объездил полмира. Но он никогда не лез со своим уставом в чужой монастырь, не навязывал своих мнений, что тогда было непременным условием деятельности за границей любого советского командированного, тем более “литературного агитатора”. Может, поэтому везде ему устраивался восторженный прием, яркой иллюстрацией чему может служить поездка в Китай и Японию, предпринятая летом 1926 года. “В честь меня, - не без гордости писал Пильняк, - в Японии был издан специальный номер Ничирогейзуцу, я работал там над организацией Японо-русского журнала; в Китае организовывал Китае-Русское общество культурной связи, шанхайский толстый журнал “Южная Страна” предоставлял свои страницы для этого общества... В Японии писал о России и русской советской литературе в Осака-Асахи-Шимбун, крупнейшей газете с полуторамиллионным тиражом, и в социалистическом крупнейшем журнале Кайзо”.

Эффект от поездки был колоссальным. К Пильняку по возвращении домой ежедневно наведывались корреспонденты японских газет, “получивших (как вспоминал писатель) наказ от своих издательств телеграфно передавать содержание моих японских статей...”

Власть ожидала, что, побывав на Дальнем Востоке, писатель одарит читателей произведением на одну из животрепещущих тем революции и гражданской войны. Пильняк действительно коснулся этих тем. Но как?

Его заинтересовали не масштабные революционные сражения, не триумфальное шествие новой власти, а совсем уж частный случай - любовь русской девушки к японскому офицеру в годы интервенции.

Вдумайтесь только - еще вчера они жгли в топках, вешали, вырывали сердца, расстреливали, а сегодня ведущий российский романист, будущий глава Союза писателей РСФСР озабочен всего лишь личными отношениями его соотечественницы и оккупанта. Где, спрашивается, классовый подход?

Так появился один из пильняковских шедевров - “Рассказ о том, как создаются рассказы”. Автор с поразительной силой описывает любовь простоватой, если не сказать больше, русской девушки Сони Гнедых к офицеру Танаки. После знакомства Соня очертя голову уезжает к возлюбленному в Японию, они женятся. Через некоторое время выясняется, что Танаки не столько женился, сколько взял ее в наложницы. Более того, юная жена служила ему материалом для книги, в которой муж запечатлел все детали ее поведения - в быту, на ложе любви... Тайна замужества случайно раскрывается, потрясенная Соня возвращается в родное Приморье...

Не знаю кому как, а мне этот рассказ во много раз больше сказал об интервенции, чем иные солидные революционные труды.

В 37-м, когда уже повсюду в стране шла “человеческая жатва”, Пильняк пишет свой последний роман “Соляной амбар”. В этом произведении, обильно сдобренном дальневосточной тематикой, автор, по его признанию, намеревался показать глубинные истоки русской революции. Он успевает завершить свой труд за несколько дней до ареста. Рукопись пролежала под спудом более полувека, роман полностью был издан совсем недавно и по сути еще не оценен литературной критикой.

Есть сведения, что Пильняк задумывал еще ряд произведений о дальневосточном крае, мечтал снова побывать в нашем городе, о котором в том же “Рассказе...” напишет пронзительные строки: “Во Владивостоке я был однажды, в последних числах августа, - и навсегда я запомню Владивосток городом в золотых днях, в просторном воздухе, в крепком ветре с моря, в море, в небе, в далях...”

Автор: Владимир КОНОПЛИЦКИЙ, "Владивосток"