И вот ты императрица. Что делать?

Любаша в «Царской невесте», Керубино в «Свадьбе Фигаро», Маргарита в «Осуждении Фауста», Иокаста в «Царе Эдипе», Полина в «Пиковой даме», Лель в «Снегурочке», Дульсинея в «Дон Кихоте», Кармен… В репертуаре совсем еще молодой оперной дивы Юлии Маточкиной огромный список партий и спектаклей, более 30 ролей.

– Действительно много, – словно удивляется Юлия. – Я вот иногда сама поражаюсь: это столько спела? А названий все прибавляется…

Сегодня меццо-сопрано Юлия Маточкина – солистка Мариинского театра, победительница XV Международного конкурса имени Чайковского, ее приглашают петь многие мировые оперы. А она, такая странная, словно не верит во все это…

– Знаете, я побаиваюсь каждой новой партии: а вдруг не справлюсь, вдруг это не мое: А потом, начав работу, удивляюсь своим сомнениям – ведь все получается…

  Сомнения, легкая, прячущаяся где-то глубоко внутри неуверенность – нет, не в себе, а в том, достойна ли она ведущих партий, новых ролей, справится ли, – живет в певице Маточкиной всегда. Сама Юлия называет это «комплексом маленького городка», ведь она родилась и выросла в небольшом закрытом военном городке Мирном в Архангельской области. Там, где нет даже светофоров…

Кому не нужен тихий час?

– Юлия, насколько я знаю, у вас в семье никто не был связан с музыкой? Кто же вас привел в музыкальную школу?

– Мне захотелось… не спать во время тихого часа в детском саду. Помните, в этом смысле дети делятся на две части: одни спят с удовольствием, вторые терпеть не могут тихий час. Я относилась ко вторым. Так вот, моя подружка по детсаду, которая к тому времени уже ходила в музыкальную школу, как раз во время тихого часа ее и посещала. Я сопоставила факты и сказала маме: тоже хочу учиться музыке. Таким образом был решен вопрос дневного сна…

– Но вы ведь, наверное, быстро поняли, что музыкальная школа – не игрушки, там надо много заниматься. Не было желания бросить?

– Не в детсадовском возрасте, а уже классе в пятом, наверное, захотелось сдаться. Музыкальная школа – труд, труд и труд, а хочется гулять. Помню, как месяц не ходила на занятия по специальности, а я училась по классу скрипки. И педагог спросила: «Юля, у тебя что, аллергия на скрипку?»

В общем, когда о моих прогулах поведали маме, она сказала: ну если тебе так тяжело, давай просто все это прекратим. И тут у меня сработало, что называется, от обратного. Как это – прекратим?! И я начала заниматься…

Мирный – маленький военный городок. В такие приезжали – вместе со своими мужьями – из больших городов, из Москвы, Питера, Нижнего Новгорода, жены военных. Образованные, замечательные женщины, которые обычно шли работать в школы. Потому в нашей музыкальной школе, например, были очень сильные педагоги. И нет ничего удивительного в том, что они воспитывали талантливых учеников. Например, вместе со мной учился Андрей Нисенбаум, ныне руководитель центрального военного оркестра министерства обороны. 

Разумеется, мои педагоги все потом разъехались, опять же вслед за мужьями, все живут в разных городах, но после конкурса Чайковского они меня нашли, писали, звонили, поздравляли. И даже педагог по сольфеджио, которая говорила мне: не дай бог, ты пойдешь в консерваторию, никому тогда не говори, что я тебя учила…

А вот моя мама живет по сей день в Мирном и никуда переезжать не хочет. Она любит этот маленький город и не очень уверенно себя чувствует в большом. Кстати, комплекс человека из маленького городка есть и у меня. Всегда отношусь к себе самокритично до самоедства. Мысли типа «да ладно, Юля, куда ты там собралась, куда тебе» у меня частые гости. Даже сегодня. Помню, как отказывалась петь Амнерис, потому что была уверена, что эта партия мне не по силам, ее вон какие великие певицы исполняли, куда я в их ряды сунусь… Валерий Гергиев настаивал, а я никак не могла заставить себя поверить в себя, понять, что достойна.

Перст судьбы

– Вы сознательно приняли решение, что ваш путь – музыка?

– Не сразу. После окончания музыкальной школы не думала, что продолжу идти по этому пути. Я хорошо училась в общеобразовательной школе, да и в моде тогда были совсем другие профессии: экономист, юрист. Никак не могла определиться, куда же идти после школы. Думала: ну куда тебе в столицу, Юля, где ты и где те люди, что оседают там со всей страны, куда тебе за ними… А мама, как она сама говорит, просто старалась мне не мешать. Давала свободу. Спасибо ей за это.

В общем, мои сомнения, мамина мудрость и воля судьбы в итоге сложились, и все вышло так, как вышло. 

Поехала в Архангельск. Еще ничего окончательно не решив. Зашла в музыкальное училище, стою, разглядываю вывешенные для абитуриентов документы. Это было поздно вечером. И вдруг мимо идет мужчина. Подходит ко мне: «Абитура! Здорово!» Я обалдела: здрасьте, говорю. «Ты на какое отделение поступаешь? А ну, пошли!» И, не дав ответить, привел в зал для прослушиваний, что-то сказал сыграть, что-то спросил и тут же огорошил: «Давай, завтра приходи!» И убежал. Я была совершенно сбита с толку. И таки пришла назавтра. И поступила. А этот человек потом стал одним из моих педагогов. Перст судьбы!

Поступила я на дирижерско-хоровое отделение и по сей день уверена, что это была моя самая большая удача. Эти отделения сильнее во всех отношениях, из них выходят люди, которые могут и общее фортепиано преподавать, и сольфеджио, и руководить детским коллективом, то есть универсалы. И учат на этих отделениях многому и всерьез.

В ряды унылых – ни за что!

– Вообще не думали о вокальной карьере?

– Тогда? Нет. Голос у меня был от природы, с детства. Но мне и в голову не приходило, что буду петь. Да и все вокруг замечали, что есть голос, задатки, но направить в эту сторону меня никто не спешил. Не знаю почему. Наверное, голос воспринимался как само собой разумеющееся.

После училища решила поступать в консерваторию. И уже на вокальное отделение. Кстати, не все педагоги меня поддерживали в этом решении, некоторые говорили: ну иди ты уже по дирижерской линии, не позорься. Может, потому что я к учебе относилась без повышенного пиетета, суперприлежной студенткой не была. А уж про мое отношение к вокалистам вообще все знали, я говорила: ох уж эти вокалюги, вечно в шарфах даже в жару, окно не открой, не чихни рядом, такие важные, куда деваться… Унылыми людьми я вокалистов считала. Так что многих удивляло мое решение поступать на вокальное.

Поехала в Петрозаводск, в консерваторию. Поступила на вокальное отделение. Хотя, скажу честно, думала, что хватит сил учиться сразу на двух – вокальном и дирижерско-хоровом. Но педагоги были против…

«Что ж, на скрипке я уже поиграла, – решила я, – хором подирижировала, пойду песни петь». Легкомысленно? Да. Обычно вокалисты за год, за два приезжают, ищут себе педагога, знакомятся, готовят программы. А я приехала, меня спрашивают: к какому педагогу хотели бы попасть? Глазами хлопаю, никого не знаю, мне все равно.

С высоты сегодняшнего опыта понимаю, что мне просто повезло невероятно: попала к хорошему педагогу, потому что голос – хрупкий инструмент, доверять его в чужие руки нужно с оглядкой, ведь множество примеров есть, когда и голоса теряли, и сами вокалисты ломались в процессе учебы… У меня же все, спасибо судьбе, сложилось как нельзя лучше. И все совершенно случайно, просто везло. Меня никогда не приглашали на прослушивания по знакомству, например. Чаще всего оказывалось так, что я просто случайно проходила мимо. 

В Мариинский зовут не каждого

– Ваши амбиции как вокалистки появились уже во время учебы в консерватории?

– Да. Но даже когда я приняла решение, что мой путь – вокал, я не стала более прилежной, скажем так. Половину предметов просто прогуливала, сдавала все оптом в конце семестра. 

После четвертого курса на каникулы поехала в Санкт-Петербург. Развлекаться, гулять, смотреть на фонтаны и мосты, впитывать культуру Северной столицы. Там жила моя подружка, тоже вокалистка. Приехала я, а она говорит: в Мариинском идет набор в Академию молодых певцов, давай попробуем. Я отмахнулась: ты с ума сошла, где Мариинский и где мы с тобой? Но она настояла.

Пришли мы, я спела – и меня сразу же приняли. Художественный руководитель академии Лариса Гергиева мне говорит: оставляйте ваш телефон, ждем вас в октябре. А я ей: я ж еще консерваторию не окончила… На что Лариса Абисаловна ответила: вас что, каждый день в Мариинский театр приглашают?

Вот тут я как-то поверила в происходящее. Вернулась в Петрозаводск, долго просила руководство консерватории перевести меня на заочное. А на пятом курсе это из ряда вон событие. Еле добилась своего, помню, даже заявляла: «У вас что, каждый день студентов в Мариинский театр зовут работать? Вы же потом сами будете мною гордиться!» Словом, перевели меня на заочное, я уехала в Санкт-Петербург. И началась уже жизнь в Мариинском театре. 

Разочарование Гергиева

– Расскажите о вашем участии в конкурсе имени Чайковского в 2015 году…

– Начнем с того, что в 2011-м я подавала документы на конкурс и не прошла. Так что в 2015-м и подавать не стала. Тем более что на время проведения конкурса у меня был контракт на выступления в Риме. Первый мой итальянский контракт, вы представляете? Идет время, я знаю, что улетаю в Рим, у меня в Мариинском театре спектакль «Троянцы», я там пою Дидону, до начала конкурса дня три. И вот после спектакля Валерий Абисалович мне говорит: «Ну что, готовитесь на конкурс Чайковского?» А я, слегка обалдев, не подумав, отвечаю: нет. «Как нет?!» – изумляется Гергиев. «Ну, я вообще документы не подавала, – продолжаю объяснять, – и у меня контракт в Риме…»

И тут я вижу, как у Валерия Абисаловича меняется лицо. Вы помните свое лицо, когда, например, были ребенком и вам пообещали в субботу аттракционы, мороженое, зоопарк? А в субботу – ливень, и вы никуда не идете… Вот такое лицо было у Валерия Абисаловича. Как у человека, чьи самые светлые надежды были разрушены. Он поник и вышел.

Все на меня шикают: с ума сошла? Я отбиваюсь: да меня четыре года назад не пропустили к прослушиваниям, да у меня контракт – первый заграничный, в Риме, вы что? Кроме того, подача заявления на такой конкурс – это очень сложная процедура, там и видео нужно, и много чего еще…

И так на меня все это навалилось, что я решила: ладно, подаю на конкурс. Сообщаю агентам в Рим, что не приеду на спектакль, они в шоке, шлют письма: «Одумайтесь, вы нарушаете свой первый контракт, кто с вами будет иметь дело после этого!» Отбиваюсь от агентов, одновременно собираю документы, уговариваю видеорежиссеров театра нарезать видео моих выступлений, что-то загружаю на сайт, заполняю заявку… Знаете, это были те еще три дня. Когда меня сегодня спрашивают, что я могу сказать о конкурсе имени Чайковского, я отвечаю: это хороший тренажер для нервной системы.

В итоге меня допустили к прослушиваниям, потом к очным турам. Было сложно, особенно на конкурсных прослушиваниях. Это ведь не спектакль: ты стоишь на сцене одна, важно не пережать, не переборщить, но в то же время есть опасность и недобрать эмоций. Я не слушала других конкурсантов, старалась максимально успокоиться, это самое главное. Успокоиться и не оценивать других, не сравнивать себя с кем-то. А еще на такие конкурсы следует брать репертуар, который ты хорошо знаешь, который поешь всю жизнь, в котором как рыба в воде…

И вот ты императрица. Что делать?!

– И как отреагировал Валерий Гергиев, когда вы победили?

– Сказал: «Ну вот видишь, а ты не хотела!» А я гордо ответила: «Я всегда хотела!»

– Победа в конкурсе что для вас значила? Что чувствовали?

– Представьте себе, что вас объявили императрицей, посадили на трон, а вы ни сном ни духом не ведаете, чего на троне надо делать, но понимаете при этом, что опозориться нельзя. Вот так я себя и чувствовала. Перед тобой открывается большая дорога, на которой ты не имеешь права оступаться и врать. Даже самому себе. Слава богу, у меня есть на кого равняться, к какому уровню тянуться, ведь в Мариинском театре работают такого уровня вокалисты, за которыми я наблюдаю за кулисами, открыв рот, и учусь, ежедневно учусь.
Конечно, победа дает новые возможности. Не сразу, правда. Сначала к тебе все равно присматриваются, а уж потом поступают предложения, в том числе от серьезных театров. Кстати, в этом году я все же спела в Римской опере – Ольгу в «Евгении Онегине». Театр мне припомнил отказ 2015 года, руководство пошутило: «Ну теперь-то мы наконец на вас посмотрим». 

Не лишайте нас жизни, пожалуйста

– У вас огромный список партий, которые вы исполняете. А есть ли героини, близкие вам по духу?

– Хм… Мне кажется, что я легкий и веселый человек по жизни, что со мной легко общаться, дружить. Так что, может быть, мне близка Ольга из «Евгения Онегина». Да, все привыкли, что она «как эта глупая луна на этом глупом небосклоне», но она же такая молодая, открытая, веселая. Девчонка! А по сути, как я – хохотушка, веселушка.

Или Кармен. Для всех она дерзкая, а для меня она – хулиганка, нарушительница спокойствия.

Очень люблю оперу «Троянцы», мне нравится партия Дидоны, те переживания, которые выпали на ее долю, очень сильные, глубокие. 

А еще обожаю «Царскую невесту». С первой ноты влюблена в эту музыку. Когда дают «Царскую невесту», я всегда за сценой слушаю увертюру – и мурашки по коже. Где бы я ни была. Выхожу, чтобы услышать этот нерв…

Я готова петь Любашу каждый день. Мне близок этот персонаж. Всегда было интересно понять, на что может пойти человек ради любви, даже понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет, что движет этой девушкой, на чью долю выпала такая жизненная трагедия. 
Вообще, мы, вокалисты, музыканты, – счастливые люди, потому что живем работой. Потому что музыка с нами всегда. А сцена – наши вода и воздух. И потому именно нам коронавирус принес просто невероятные страдания.

Невозможность выйти к публике – это как бросить рыбу на берег. И она задыхается, умирает… Пока не работали театры, мы просто умирали, правда. Я в декрете была всего пять дней. Через пять дней после рождения сына пела на сцене! А тут четыре месяца без сцены – никогда больше такого не хочу. Не закрывайте больше театры, пожалуйста! Не лишайте нас жизни.

Мой дорогой Петр Ильич

– Помните, как вы описали «вокалюг»? Вечно в шарфах, окно им не открой… Вы тоже такая?

– Ой, нет. Я хулиганка. Мое главное лекарство для голоса – молчание и сон. Если у оперного артиста недомогание, главное в любой обстановке, хоть в самолете, хоть в автобусе, – найти в себе силы и уснуть. Это помогает. Шесть-семь часов сна – лучшее лекарство. А накануне важных спектаклей остаюсь дома одна, отключаю телефон, сплю и молчу. Так и набираюсь сил.

– Есть ли у вас хобби? Что-то помимо работы?

– Я мама. Хотя и не самая обычная. Конечно, очень выручают бабушки, дедушки, няни. А детские сады придумали святые люди, правда! Я чувствую, что не так много времени уделяю своему Петру Ильичу, так зовут моего сына, и корю себя за это. Ему два с половиной года, он мое счастье. Кстати, до полугода я везде возила его с собой. Во Владивосток на фестиваль прилетала с трехмесячным Петей! 

Хобби у меня – слушать музыку. Все время. Я постоянно в наушниках, причем слушаю и классику, и джаз. Очень люблю драматический театр, хотя и не удается бывать там часто, а хочется каждый день!

Любовь БЕРЧАНСКАЯ

Фото:

Алексея ВОРОНИНА, пресс-службы Мариинского театра