Сыщик, сыщик, ищи вора!

«Одним словом, во всем признался Карп Поляков. Во всем, кроме одного. Так и не сказал, где спрятал золото на семьдесят тысяч рублей»

Окончание. Начало в номерах за 8 и 15 июля

Проснувшись утром 4 января, Карп Поляков вдруг особенно остро чувствует, что нужно уходить. Он уходит из дома на Каторжанке, надеясь затеряться в Миллионке и там, среди банковок и опиекурилен, найти хоть манзу, хоть хунхуза, готового вывезти его из засыпанного снегом Владивостока. И вовремя. Потому что именно в этот день извозчик Михайла рассказывает о нем следствию.

Когда полицейские в два пополудни нагрянули в дом на Каторжанке, там уже никого не было. Но тепло от нагретой печки еще не выветрилось, и дух стоял жилой. Как будто хозяин только что вышел по делам и собирается вот-вот вернуться. Засели в засаду и стали ждать. А перед засадой, конечно же, обыскали дом. Впрочем, искали по верхам, оттого и не нашли почти  ничего. И то, два десятка полуимпериалов в сравнении с тем, что похищено было, – слезы. Одна радость, что появилась уверенность, что дом этот – не пустышка, а по всему – гнездо и логово грабителя Казначейства.

   Пока полицейские сидели на Каторжанке, следователи выясняли, кому принадлежит дом. Оказалось, зажиточному казаку из Бурятии, срубившему избу в 1890 году специально для того, чтобы сдавать внаем. У хозяина же и выяснили, что дом на Каторжанке он сдал еще весной 1891-го, сначала на полгода, а как срок вышел, так по осени аренду продлил еще на полгода. Стали выяснять фамилии арендаторов, и вот оно: казак договаривался сначала с Лыткиным, а потом с неким Поляковым – невысокого роста господином, представлявшимся товарищем Лыткина.

Навели справки, и вот тебе и на! Карп Поляков, Кауровский рабочий, отмантуливший три года на угольных копях Сахалина, взломщик сейфов, родом из Ростова. Роста небольшого, волосы темно-русые, сложения крепкого. Товарищ прокурора Галичанин развел руками.

– Ну, Александр Васильевич! Все по-вашему. Как же вы так догадались?

– Полно вам, Иннокентий Георгиевич. Вот как словим медвежатника, тогда уж и восхищения ваши. А то, что догадался, так тут все как на ладони. Что роста малого – это и по следам, и по норе видно. Что крепкий – потому что пять с лишним пудов вынес. Понятно, что не за раз, но все же… Эх, снег нам тогда подпортил. Наверняка посередине лежку устраивал, кабы не метель, многое бы сразу было ясно. Что каторжанин из копей – это тоже просто. Видели бы вы, какие крепи в лазе стояли, так сами бы все с первого раза поняли. Ну а то, что горожанин, так это, скорее, догадка. Ну вот скажите, много ли вы крестьян-взломщиков знаете?

– А что с теми бумажками-рецептами?

– Так вы до сих пор загадку и не разгадали? Ну, тогда давайте подождем, когда взломщика поймаем. Уж тогда он все сам и расскажет.

Тем временем прошло два дня, а Поляков в доме на Каторжанке так и не появился. Товарищ прокурора Галичанин, выполняя приказ, пришедший от генерал-губернатора, дал команду на проведение основательного обыска, а расторопные полицейские с отменным усердием принялись искать деньги. Но, перевернув все, что можно было, и перерыв дом от чердака до подпола, разобрав трубу печки, все же ничего не нашли.

Приехал Кошелев, встал посреди разгрома и минуту или две стоял молча, только головой крутил, а потом приказал полностью, до самой земли, по кирпичику снести печь. И вот оно! В подпечнике плотно упакованные в металлические коробки нашлись ассигнации общим счетом на двести тысяч рублей.

Воодушевленные успехом, принялись искать и золото, но – увы. Даже в нужнике ворошили, не говоря уж, что весь двор обшарили. Ничего. Никакого золота, кроме найденных в первый же день двадцати пятирублевок.

Покидая дом на Каторжанке, Поляков, конечно же, намеревался вернуться за оставленными деньгами. Первым делом Карп пошел в Миллионку искать человека, который бы смог его свести или с самим Ли Цзыфаном, или кем-то, кто был достаточно близок к тайному вану Миллионки, без внимания которого не обходилось ни одно сколько-нибудь значимое дело среди азиатов Владивостока, будь то торговля опием, дешевым ханшином, азиатскими проститутками или контрабанда. Собственно, Полякову нужны были именно контрабандисты, способные на своих джонках или юли-юли вывезти его из Владивостока в Китай. А поскольку без вана Миллионки этого сделать было практически невозможно, то Поляков искал встречи с Ли Цзыфаном.

На второй день после его поспешного бегства эта встреча состоялась, и Поляков договорился, что за пять тысяч рублей золотом его переправят в Китай. Ожидать джонки контрабандистов предстояло на заимке в бухте Шаморы.

Неделя тянулась. После того как Поляков, навестив дом на Каторжанке и узнав, что там полицейские уже все переворошили и ждали его, одновременно и плюнул, и перекрестился. Плюнул в сердцах, потому что жаль было оставленных в подпечнике денег, а перекрестился оттого, что вовремя утек. «Спасибо, Господи, уберег раба твоего Карпа! Как есть, свечку тебе поставлю, вот только дай выбраться и невредимому ноги унесть!» 

Оставшееся до прихода джонки время Поляков коротал на заимке, беспробудно пьянствуя. Вот таким, пьяным в дым, его и накрыли девятого января. Взяли тихо, без шума, стрельбы и даже без мордобоя. Поляков был так пьян, что очнулся только в каталажке, мучаемый тяжелейшим похмельем, какое бывает от большого количества гаолянового ханшина. А когда более или менее пришел в себя, провели первый допрос.

Поначалу Поляков запирался, дескать, я не я и лошадь не моя, знать ничего не знаю, а то, что вы в доме на Каторжанке тыщи нашли, так то не мои, я к ним никакого касательства не имею, а кабы знал, что в домике том деньжищи такие, так, может, и сам бы их в полицию снес от греха подальше, потому как за деньги такие и награда же полагается.

Но тянулась эта комедь недолго. Суханов объяснил Полякову, что сдали его китайцы, потому что с Ли Цзыфаном давно уже есть договоренности не лезть в дела русских колонистов, а заниматься своими китайскими делами. Потом объяснил, как через поиски следов, оставленных Лыткиным, следствие вышло на Полякова… После этого Карп во всем признался и рассказал, как рыли подкоп, как планировали взлом сейфа, как сначала высверливал пол в казначействе, а потом перепиливал половицы ножовкой, как «ломал медведя» и как в одиночку по норе, в четыре ходки, перетаскивал деньги и золото.

Одним словом, во всем признался Карп Поляков. Во всем, кроме одного. Так и не сказал, где спрятал золото на семьдесят тысяч рублей.

– Итак, Александр Васильевич, дело вы таки раскрыли. Хотя, признаюсь, я не очень верил в то, что сможете. Уж больно все хитро и продумано у преступников было.

– Все, да не все, Иннокентий Георгиевич. Вот, например, не продумали они, как уходить с деньгами будут из Владивостока. Конечно, тут злую шутку сыграла нежданно-негаданная смерть Лыткина. Кстати, я так думаю, и на это все указывает, что именно Лыткин разработал весь план, добывал обеспечение операции, инструменты и прочее. Возможно, у него и пути отступления были заготовлены, но… Трагическая случайность. Впрочем, промашки-то допускают все преступники. Нет, пожалуй, такого дела, чтобы невозможно было его раскрыть. Вот и в нашем случае оставленные Поляковым рецепты Лыткина вывели нас на след преступников.

– Да-да, Александр Васильевич, вы точно подметили! Но все-таки для себя я так и не решил вашу загадку.

– Это вы о том, почему рецепты такие мятые и промасленные?

– Именно!

– Ну тут уж совсем все просто. Сверла, любезный Иннокентий Георгиевич, английские сверла. Лыткин их как купил, так сразу для сохранности в бумагу завернул. Оттого она такая промасленная и мятая. А Поляков уже на месте разворачивал, да и уронил, а в темноте не заметил или внимания не обратил. Вот, собственно, главная ошибка. Впрочем, даже если бы и не эти клочки рецептов, мы бы все равно его нашли. Вот, например, по доскам, что они использовали для укрепления своего подкопа…

Константин ДМИТРИЕНКО

Фото с сайта fox-notes.ru