«Сидим возле школы на дне окопа»

Много писем приходит в редакцию газеты «Владивосток». Читатели активно откликнулись на нашу акцию «Я помню. Помните и вы». Сегодня о военном детстве рассказывает жительница Владивостока и наша верная читательница Юлия Анатольевна Гусинская.

«К сожалению, уже немного остается участников войны, принесших нам Великую Победу. Уходят и те, кто в детском возрасте пережил трагические для нашего народа годы. Я сейчас говорю о людях, которые совсем недавно получили официальный статус «дети войны».

Наша семья приехала в Приморский край в поселок Терней из Астрахани в 1939 году, в период активного освоения далеких и малозаселенных земель страны. Через два года началась война. Мне было 10 лет. Память хранит многое, но особенно вспоминаются самые яркие события того сурового времени…»

Мы не были белоручками

«Мы, маленькие, сидим возле здания школы на дне окопа, вырытого на случай, если придется прятаться от бомбежек, и по-детски рассуждаем о том, кто такие фашисты, зачем они напали на нашу страну и почему так встревожены взрослые, – продолжает Юлия Анатольевна. – Но взрослели мы тогда очень быстро: война, трудности формировали личности, характеры. Не хватало рабочих рук. Ребята помладше работали на колхозных полях, убирали урожай овощей (наверное, чтобы понять подвиг людей того времени, надо просто представить сегодняшних детей 10-11 лет на колхозных полях. – Прим. ред.). Возили нас туда на грузовых машинах. Когда стали постарше, работали на уборке зерновых. Шли за косилкой, собирали скошенные стебли в снопы, перевязывали скрученными из стеблей же жгутами и складывали в скирды. К вечеру руки были в ранках, ссадинах и занозах, болели плечи. Иногда работали на токах, где молотили зерно. Вот теперь надо было развязать снопы, по небольшой охапке вкладывать в нутро молотилки, которая глотала и глотала зерновые стебли, отделяя зерна от соломы. Зерна сыпались в емкость, а солому отвозили лошади, управляемые мальчиками, в отведенное для нее место. Неподалеку работал триер, очищавший зерно. Шум молотилки, триера, пыль, кусочки летающей соломы, шелуха от зерен… Мы повязывали головы платками, оставляли только щелочки для глаз. Очень тяжелая работа для подростков…»

На фронт – посылки и письма

«Когда началась война с Японией, мы помогали взрослым проверять светомаскировку, ходили по улицам поселка и предупреждали жильцов, если они ее нарушали, – вспоминает Юлия Анатольевна. – Дежурили по ночам в школе. Когда слышали гул пролетающего самолета, пытались определить: наш или не наш? Военное дело было одним из школьных предметов. Нас учили разбирать, собирать боевую винтовку, а также стрелять. Правда, из мелкокалиберной – боевую винтовку мы не могли еще удержать в руках. А преподавателем у нас был молодой мужчина, недавно по ранению вернувшийся с фронта, всегда подтянутый, с военной выправкой, очень строгий, даже суровый. Мы его и уважали, и побаивались одновременно.

В школе готовили посылки для отправки на фронт. Приносили из дома все, что могли, что давали родители: носки, носовые платки, полотенца, вышитые кисеты, папиросы… А главное, писали солдатам письма, не зная, кому доведется их прочитать. Я всю войну переписывалась с родным дядей Косаревым Степаном Викторовичем. Дядя Степа был такой высокий, с большими рыжими усами и лукавыми глазами, настоящий солдат-пехотинец. О чем могла писать я, 12-14-летняя девочка, солдату на фронт? О чем он мне рассказывал? С фронта приходили письма-треугольнички. Очень жаль, что не сохранились они во время переездов уже после окончания войны».

Суд за кусочек сахара

«Питание было очень скудным, хлеб, продукты – по карточкам. Промтовары по талонам один раз в квартал, – рассказывает наша читательница. – Помню, как в школе мы с нетерпением ждали большой перемены, когда классный руководитель входила в класс с большим подносом и мы лакомились стаканом чуть подслащенного чая с маленьким кусочком хлеба с едва заметным, тонюсеньким слоем маслица. Это старшие заботились о подрастающем поколении и поддерживали как могли. Мама работала на почте, и после уроков в школе я заходила к ней. Иногда мы в ее перерыв обедали в ближайшей столовой. Из обеих наших продуктовых карточек вырезали талоны и давали по тарелке супа, называемого затирухой. Это такой чуть рыбный бульон, сдобренный пшеничной мукой, не очень вкусный, но довольно сытный.

Мы жили далеко от фронта, в одном из северных районов Приморья. Но тогда страна жила на одном дыхании, в одних условиях для всех, в едином стремлении победить врага. 

Законы во время войны были очень суровые не только на фронте, но и в тылу. Учился в нашем классе (нам тогда было по 13-14 лет) Виктор Кириленко. Жил он с больной мамой и был единственной опорой и кормильцем. Летом, во время каникул, устраивался на работу. В тот раз грузчиком в порту. Однажды при разгрузке один из мешков с сахаром упал, ткань лопнула, сахар высыпался. Витя собрал с пола несколько кусочков сахара, завернул в бумагу и положил в карман, чтобы отнести это лакомство маме. Но были свидетели, и мальчика арестовали. Случилось это в 1944 году, и по закону военного времени ему, несмотря на возраст и социальное положение, грозил суд. Мы с подружкой тогда носили передачи арестованному однокласснику».

Золотые сердца учителей

«И все-таки у нас было детство! – уверяет Юлия Гусинская. – Родители, отдавая все силы и время, работали на Победу. Для нас, детей, оставалось мало времени. Школа! Вот кто взял на себя заботу о подрастающем поколении. Здесь мы получали не только знания, школа взяла на себя в полной мере и воспитательную миссию – нравственную, духовную, эстетическую. А какие у нас были учителя!

Преподаватель литературы. Так и осталось для нас загадкой, как в годы войны она, выпускница Ленинградского пединститута, оказалась в тернейской средней школе. Мы любили ее, раскрыв рты слушали, как она читала Льва Толстого – первый бал Наташи Ростовой или «Мцыри» Лермонтова почти наизусть. Или стихи Сергея Есенина, в то время запрещенного. К юбилею Пушкина мы репетировали сцены из «Евгения Онегина». Роль Татьяны исполняла я, моя подруга – роль няни, а Онегиным, конечно же, был самый умный и красивый мальчик из нашего класса. И никак не удавалась, помню, нам сцена объяснения Татьяны и Онегина по причине нашей скромности, стеснительности и отсутствия опыта в таких отношениях.

А учитель физики – бывший летчик, не имевший педагогического образования. Энергичный, с удивительным чувством юмора. Мы не замечали, как пролетало время урока и не могли определить, что нас больше увлекало – физика или личность преподавателя. 

При доме учителя ботаники и географии был маленький земельный участок, где он умело (Север все-таки) выращивал овощи, ягодные кустарники, плодовые зимоустойчивые деревца. И мы по вечерам, когда темнело, проделывали дыры в заборе, забирались (каюсь!) в этот садик, лакомились всем, что могли сорвать в темноте. Что он испытывал, наш учитель, обнаружив такие набеги, мы не знаем, но ни разу не слышали ни одного бранного слова, даже просто упрека в адрес ночных воришек.

Но особой личностью в школе была учительница пения. Ее любили, обожали, бережно и нежно к ней относились. 

Она вела уроки пения, готовила с нами концертные номера – соло, дуэты, хоровые песни. Мы давали концерты в школе для учащихся и родителей, в клубе – для жителей поселка. Пели военные песни, читали стихи, танцевали. Но особенно любили собираться по вечерам в актовом зале школы, где стояло пианино. Ребята постарше шли к учительнице домой, просили, уговаривали ее и под руки бережно приводили в зал. И начинались чудеса. Эта уже немолодая женщина, слабенькая, плохо видящая, учила нас бальным танцам, красиво вальсировать, как мальчикам правильно приглашать девочек на танец. Мы были в восторге от таких школьных посиделок и наслаждались музыкой и танцами.

Мы плохо одевались, недоедали, вместе со взрослыми переживали трудности военного лихолетья – и все-таки у нас было детство!

Дети войны – это особое поколение людей, высоконравственных, ответственных, любящих свою Родину, с которой они прошли нелегкий путь и пережили много трагических и радостных событий».

Фото предоставлено Юлией ГУСИНСКОЙ

Автор: Сергей ПЕТРАЧКОВ