Немцы били прямой наводкой...

Эту удивительную историю нам рассказал давний друг редакции «В», ветеран Вооруженных сил РФ, капитан 1-го ранга в отставке Георгий Шеньшин.

По соседству с Георгием Ивановичем во Владивостоке живет внучка фронтовика Бориса Сметанина Зоя. В их семейном архиве сохранилась копия письма, которое около 50 лет назад Борис Амвросьевич отправил автору книги «Брестская крепость» Сергею Смирнову. Поводом для этого письма стала публикация повести «В поисках героев Брестской крепости» (она послужила основой для документального романа «Брестская крепость», за который фронтовик и писатель Сергей Смирнов был удостоен Ленинской премии и ордена Ленина).

Кстати, сейчас мало кто знает, что именно Смирнов в 1965 году уговорил первого секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева торжественно отметить 20-летие Победы над фашизмом и в дальнейшем проводить военные парады ежегодно, а 9 Мая сделать выходным днем.

Сегодня «В» дает возможность своим читателям познакомиться с воспоминаниями нашего земляка Бориса Сметанина о первых неделях Великой Отечественной войны и защите Брестской крепости. 

Дан приказ ему на запад

«В Рабоче-крестьянскую Красную армию меня призвали из камчатского села Соболево в октябре 1940 года. Вместе со мной служить отправились сверстники Михаил Пермяков и Иван Скалин, из соседнего села Русь к нам присоединились Иван Агапов, Александр Глызин и Анатолий Климовский. У всех на Камчатке остались родные, а у кого-то уже и жены.

Принимали присягу и проходили службу в 70-м стрелковом полку в Шимановском районе Амурской области. Ровно через полгода, 24 апреля 1941-го, всю часть подняли по боевой тревоге. Из полка выбрали наиболее подготовленных бойцов и командиров на один сводный батальон.

Через два дня нас посадили в вагоны и по железной дороге повезли на запад. Разумеется, никто из нас не знал места выгрузки. Лишь 13 мая достигли Львова на Западной Украине. Здесь несколько человек остались, в их числе оказался и мой земляк Иван Скалин – с ним мне больше не удалось свидеться. Еще через сутки эшелон прибыл на станцию Брест-Литовск. Это была наша конечная остановка. С вокзала мы погрузились в машины-полуторки, и нас привезли через речку Муховец на территорию Брестской крепости.

В ее Южном городке находилась сформированная накануне 29-я легкая танковая бригада (ЛТБ-29) с парком бронированных машин Т-26, вооруженных одной пушкой и двумя пулеметами. Командиром этой бригады, переименованной в первый же день войны в 22-ю танковую дивизию (ТД-22,) был генерал-майор Пуганов, а начальником штаба – полковник Медведев. 

Командиры в тревоге, но...

Мы вместе с Михаилом Пермяковым попали в один стрелковый батальон. Ночевали на разных этажах общей казармы. Агапов, Глызин и Климовский попали в другой батальон и находились в другом здании на расстоянии 400 метров от нас.

17 мая меня вызвали с полевых занятий в штаб батальона, где кроме комбата находился незнакомый мне капитан. Он стал интересоваться моей биографией, родителями, гражданской специальностью (бухгалтер). А потом объявил, что со следующего дня я буду нести службу заведующего химическим складом в подчинении начальника химслужбы капитана Ивана Черного при штабе ЛТБ-29. В тот период бригада постоянно находилась в полевых лагерях на учениях.

Служба моя проходила нормально, и уже в начале июня меня стали назначать помощником дежурного по штабу бригады. По основным обязанностям приходилось получать из округа снаряжение, обменивать изношенные и выдавать новые противогазы. Каждый день приходили бойцы из 16 ближайших полков разных родов войск.
В какой-то момент капитан Черный предложил перебраться в комендантский взвод, в котором на довольствии находились все штабные писари и завскладами. Но я попросил разрешения остаться в батальоне со своим земляком. Тем более что и комбат не возражал.

В дни дежурства в штабе бригады волей-неволей приходилось слушать разговоры командного состава о предстоящей войне. С начала июня они велись особенно часто. Особенно всех взбудоражило опровержение ТАСС на сообщения английской прессы от 14 июня (если память не изменяет), напечатанное в газете «Правда».

Англичане сообщали о концентрации немецких войск вдоль советской границы.

19 июня мне довелось дежурить в последний раз. Впереди были выходные, какого-либо усиления наших войск не намечалось.

Беспечность или предательство?

15 июня в нашу казарму автомашинами завезли снаряженные в обоймы боевые винтовочные патроны, все свободные помещения ими завалили. А утром 17-го их спешно вывезли обратно в арсенал. И это всем бойцам показалось очень странным.

В нашем и соседнем батальонах почти каждое утро объявлялись тревоги. Учения следовали одно за другим, обратно красноармейцы возвращались лишь поздно вечером.

В субботу, 21 июня, наш батальон (и я вместе с ним) находился на полигоне в нескольких километрах от крепости. В принципе, день прошел спокойно. Правда, немецкие истребители трижды за день залетали из-за Буга на нашу территорию. Но, как только в воздух поднимались наши «ястребки», быстро возвращались за Буг.

К вечеру в гарнизон стали возвращаться с учения танки. Мне бросилось в глаза, что из их бензобаков выкачивали горючее по приказу вышестоящего начальства. И это тоже было непонятным, учитывая неспокойную обстановку на границе. Топливо не слили всего из нескольких танков, которые возвратились уж слишком поздно.

Вечером 21 июня вместе с Пермяковым сходили в кино. Возвратились поздно, но еще долго стояли в коридоре казармы и вспоминали родные места и близких людей. В тот момент мы еще не знали, что это была наша последняя мирная ночь. Я лег у окна, что выходило в сторону крепости, к Бугу. И долго не мог уснуть.

Началось самое страшное: война

В 4 часа сквозь сон услышал свист снаряда. Тут же пробудился. Нас накрыл сильный взрыв. Вскочив с кровати, увидел, как уже падала поднятая этим взрывом земля за окном. Тут же раздалось еще два взрыва уже в казарме. Быстро натянул брюки и намотал портянки, вставил ноги в сапоги, а гимнастерку натягивал уже на ходу. Было понятно, что началось самое страшное: война.

Тут же раздалось сразу несколько взрывов на втором этаже. На нашем этаже кто-то непрерывно кричал: «В ружье!» Все бежали к выходу, большинство раздетые, в нижнем белье. Я хотел забежать на второй этаж, найти Мишу, но мне это не удалось. Оттуда по лестнице бежали и прыгали уцелевшие. Казарма ходила ходуном, когда все выскакивали на плац.

Вот там-то и раскрылась общая панорама событий. Немцы били прямой наводкой по всему городку, все казармы горели. Сверху из окон еще прыгали уцелевшие красноармейцы. Я побежал вдоль соседней казармы в сторону склада. В этот момент рядом разорвался снаряд, меня отбросило волной в сторону. Когда я опять поднялся и почувствовал, что невредим, вновь побежал. Опять раздался взрыв на верхнем этаже казармы. Меня сильно тряхнуло, на какое-то время потерял сознание. Когда очнулся, то увидел взрывы в воздухе, немцы начали бить осколочными снарядами. Все казармы полыхали.

Вместе с другими уцелевшими солдатами пришлось ползти за дорогу. Там был старый карьер, заросший травой, и в нем можно было укрыться. Однако вдоль дороги со стороны западных ворот уже строчили трассирующими пулями немецкие пулеметы.

Кое-как переползли через дорогу. В карьере было уже много красноармейцев. Стали обсуждать, что предпринять и как пробраться в штаб бригады. Немцы, видимо, уже засекли нас, так как разорвалось сразу несколько снарядов. К счастью, откуда-то появились сразу два лейтенанта. Они приказали нам отходить в сторону столовой и выходить из зоны огня за пределы крепости.

Разобрались по отделениям. Тут выяснилось, что многие ранены. Их тащили на себе.

Горечь отступления

Было уже совсем светло, когда нам пришлось оставить Южный городок Брестской крепости. Но не успели мы выйти к ближайшему лесочку, как на нас обрушились немецкие самолеты. Они летели уже с востока. «Мессеры» взялись расстреливать нас из пулеметов.

На опушке леса находились офицеры, которые всем приказывали отходить вместе с ранеными по лесу в сторону Кобрино (этот городок к востоку от Бреста на две трети состоял из евреев, к концу войны все они погибли в местном гетто).

Достигнув Кобрино, наша группа увидела пылающий город. Там шла бомбежка. Поэтому формироваться в новые строевые подразделения опять же пришлось в ближайшем лесу недалеко от большой дороги.

Командиры повели оставшихся на восток. Шли трое суток с короткими перерывами на сон. К 25 июня вышли на окраины белорусского города Береза-Картузская. Здесь все выжившие в Бресте бойцы вновь попали под воздушные удары немецких самолетов. Паники не было. Но пришло понимание, что вернуться к границе с оружием в руках нам в ближайшее время не удастся. Было горько осознавать, что вместо обещанного наступления Красная армия вынуждена позорно отступать. 

Бомбежки продолжались весь световой день. Тем, кому опять повезло остаться в живых, снова пришлось отходить. Бойцы обращались к офицерам с просьбой организовать засаду на немцев и заполучить их оружие, чтобы потом дать врагу достойный отпор. Хотя все понимали, что нападение с голыми руками на вооруженных до зубов гитлеровцев сродни самоубийству. Было слышно, как параллельно с нами по дороге на восток движутся их моторизованные колонны.

Из окружения – с боями

К своим вышли уже возле Минска, там и произошло формирование взводов и рот с выдачей винтовок и патронов.

Первый серьезный бой состоялся возле села Бортово. Здесь мы наткнулись на выброшенный фашистами воздушный десант и попытались его уничтожить. Однако на помощь десантникам успела подойти немецкая пехота с танками. Оказавшись в западне, дали врагу большой бой.

В итоге прорвались в сторону райцентра Червень юго-восточнее Минска. И здесь уже весь наш собранный из лоскутков стрелковый полк вторично попал в окружение. Трое суток держали круговую оборону от наседавшего противника. И вновь с боем прорывались. Раненых несли на импровизированных носилках. Хорошо, что по пути попались две машины какой-то воинской части, на них и отправили раненых в Могилев.

Вышестоящее командование отдало приказ занять оборону у железнодорожной станции Осиповичи. Но на пути туда вновь попали под немецкие танки. Уже в третий раз полк оказался в окружении. Бои длились четверо суток. Однако остаткам полка тремя разрозненными колоннами удалось вырваться в сторону Бобруйска. В этом прорыве потеряли множество боевых товарищей. Когда соединились на окраине города, то выяснилось, что в живых из полутора тысяч осталось лишь 480 человек.

Даешь отпор фашистским гадам! 

В Бобруйске нас ждало новое формирование. Немцы были уже на подступах к нему. Оборону держала школа командного состава, а нас вывели из города на противоположную сторону реки Березины. Здесь заняли оборону вдоль дороги на город Рогачев. Собранному отряду лишь с винтовками и пулеметами удалось трое суток сдерживать атаки пехоты противника. В итоге немцы подтянули танки и прорвались сквозь наши порядки.

Из-за этого советское командование приказало оставить Бобруйск. С боями отступали в сторону Рогачева. У реки Сож в который уже раз попали в замкнутое кольцо немцев. Восемь суток без еды и сна отбивались от наседавших фашистов. Попытки вырваться из окружения увенчались успехом лишь однажды ночью. Наткнулись на четыре вражеских танка, патрулировавших дорогу. Гранатами уничтожили их.

Один танк выпал и на мою долю. Действовали в паре с каким-то младшим лейтенантом. Он бросил связку гранат, а я его поджег бутылкой с горючей жидкостью, которой запасся еще в Бобруйске. Остальные три танка подорвали наши ребята.

Вышли из окружения к местечку Рудня возле города Пропойска. И лишь здесь надолго заняли оборону вместе с таким же вырвавшимся из окружения полком. Сражение вокруг него длилось неделю. Дважды занимали этот город и дважды его оставляли. Здесь мне удалось уничтожить немецкого снайпера.

К сожалению, 11 августа 1941 года меня тяжело ранили и отправили в госпиталь. Вот такими для меня выдались первые недели войны…»

И вновь продолжается бой

К сожалению, в письме автору книги «Брестская крепость» Борис Сметанин не рассказывал о своей дальнейшей судьбе. А она тоже достойна внимания.

В советское время о подвигах своего земляка на войне и в тылу рассказывала газета «Камчатский рыбак». Из ее публикаций мы узнали некоторые подробности.

В результате тяжелого ранения и контузии в августе 1941-го Борис Сметанин попал в госпиталь, а затем был эвакуирован в тыл. После длительного лечения его комиссовали. В 1942 году солдат вернулся домой.

«В январе 1944-го Бориса Амвросьевича назначили председателем Соболевского сельсовета, в ведение которого тогда входил рыбокомбинат имени Кирова с пятью населенными пунктами. Находясь в глубоком тылу, фронтовик продолжал трудиться во имя Победы, мобилизуя население на обработку рыбы, – писала газета. – Передовая для него переместилась в рыбные цеха. Рабочих рук постоянно не хватало, а планы по сдаче рыбной продукции для фронта были большие».

Борис Сметанин был награжден медалью «За боевые заслуги», «За победу над Германией».

После войны фронтовик продолжил трудиться в родных краях. После выхода на пенсию перебрался в Приморье. Умер Борис Амвросьевич в 1994 году во Владивостоке.

Подробности

Виктора Пуганова, героя Гражданской войны, кавалера ордена Красного Знамени, начавшаяся война не застала врасплох. 22-я танковая дивизия (ТД-22), которой он командовал, прямо под вражеским артобстрелом выдвинулась на передовую линию. Уже через час танкисты вступили в бой. Между Брестской крепостью и селом Кодень они смяли переправившиеся через реку немецкие части и отбросили их назад. Фашисты снова начали переправу, но все их десантные лодки были потоплены.

Следующей ночью немцы все-таки переправились и окопались на плацдарме. В 8 часов 23 июня ТД-22 перешла в наступление. В нем участвовало около сотни танков Т-26. Была смята немецкая пехота на расстоянии нескольких километров по фронту и в глубину.

Чтобы спасти остатки своей живой силы, гитлеровцы обрушили на дивизию Пуганова мощный авиационно-бомбовый удар, а со своего главного направления сняли значительные силы 3-й танковой и 31-й пехотной дивизий и ударили в наш фланг. В открытом бою с новейшими немецкими танками Т-3 и Т-4 наши боевые машины Т-26 горели одна за другой.

24 июня, прикрывая отступление пехоты, последние танки ТД-22 развернулись в боевой порядок и пошли в безнадежную, но героическую контратаку на тяжелую технику 3-й танковой дивизии генерала Моделя. За рычагами одного из немногих оставшихся Т-26 находился сам комдив. Генерал-майор Виктор Пуганов погиб, протаранив в своем последнем бою вражеский танк.

К сожалению, уже ушли из жизни практически все защитники Брестской крепости. Однако остаются еще живые свидетели тех страшных и героических событий.

Во Владивостоке живет ветеран органов госбезопасности СССР, капитан 2-го ранга в отставке Эдуард Костицын. Как уже писал «В», в далеком 1941 году ему было почти 8 лет, вместе с семьей он жил в Бресте. Его отец Александр Костицын к началу войны был командиром отдельного батальона войск НКВД на границе. Однако 22 июня в Бресте его не было: командование отправило перспективного офицера в Москву на учебу в Военную академию имени Фрунзе (он, к несчастью, своих родных больше не увидел, погиб в 1943 году в звании генерал-майора).

Эдуард Александрович отчетливо помнит все события начала войны, ужасы оккупации и тяжелой жизни в партизанском отряде, где ему довелось оказаться.

В 4 часа утра 22 июня 1941 года 8-летний Эдуард, его мама, бабушка и сестра Светлана попали под самый первый артналет. На их глазах несколько недель небольшой гарнизон Брестской крепости и советские пограничники бесстрашно сражались с целой пехотной дивизией немцев. В их доме поселились фашисты. Через дорогу организовали еврейское гетто, где массово расстреливали людей.

Сын советского офицера вместе с друзьями-ровесниками помогал военнопленным едой, хотя по всему Бресту, и в их семье тоже, начался голод. Но жители города не сдавались. Родной дядя Эдуарда Артемий возглавил партизанскую группу. Маленький племянник выполнял его задания. Чуть позже всю семью приняли в партизанский отряд...

Фото:

из архива семьи Бориса СМЕТАНИНА, с сайта trinixy.ru, сайта warspro.ru

Автор: Николай КУТЕНКИХ