Задумчивые мальчики Екатерины Архиповой

В залах Приморской картинной галереи зависнуть можно у любой картины. Кого-то манят великолепные пейзажи, кто-то любуется удивительным полотном Айвазовского, а кто-то – двумя чудесными сестричками на картине Зинаиды Серебряковой… Но вот что интересно: в небольшом зале, где сейчас работает выставка «С_Нежность» (12+) художницы Екатерины Архиповой, замедляют шаг все.

«Дорогие читатели! Мир изменился – временно или навсегда, пока неизвестно. Но факт налицо: закрыты из-за угрозы распространения коронавируса музеи и театры, да и сами мы, вполне резонно беспокоясь о собственном здоровье, ограничили посещение публичных мероприятий, выставочных залов. Но жизнь-то не останавливается! И если вы не можете прийти на выставку, выставка придет к вам. С нашей помощью. Мы будем рассказывать и, главное, показывать вам самые интересные выставочные проекты, чтобы вы оставались в центре культурной жизни. «Владивосток» всегда с вами, даже в такие непростые времена.»

Поверьте, все: мужчины и женщины, молодые и пожилые, поклонники живописи разных эпох и техник. Замедляют шаг и начинают пристальнее рассматривать на зимних акварелях таких настоящих, таких живых и чудесных ребятишек. Ангелов, посыпающих снегом сказочный городок. Улыбающихся и задумчивых юнг, глядящих с сопок на море… В героях, в самом настроении этих работ каждый находит что-то очень близкое, теплое, настоящее. Может быть, мы видим в этих акварелях себя? Ведь Екатерина Архипова, по ее словам, рисует не детей, а нас с вами…

Выходя за всякие пределы

Родилась художница в экзотическом египетском городе Александрия. Папа, работник Внешторга, изрядно повозил семью по миру. А когда дочери было пять лет, принял решение поехать работать в Находку. Так Архиповы оказалась в Приморье. 

– Моя сознательная жизнь, можно сказать, и началась в пять лет, после переезда в Приморье, – улыбается Екатерина. – До этого мы постоянно переезжали из страны в страну, какая-то круговерть. 

– Жизнь в городе у моря повлияла на ваше творчество?

– Безусловно. Причем, как я однажды поняла, это началось еще в Александрии. Да, я ее не помню, но помню цвета: песчано-каменные, охристые дома, ультрамариновое море, бирюзовое небо… А потом – пиршество красок Приморья: море, зелень, цветы, роскошь осени… На моих цветовых предпочтениях в работе все это очень сильно отразилось. Когда я училась в Свердловске (в Екатеринбургском художественном училище имени Ивана Шадра, третьем по значимости в стране. – Прим. авт.) и стажировалась в Санкт-Петербурге, мне говорили, что я выхожу за всякие пределы. И это притом что я, на мой взгляд, очень скромно работала с цветом. Такой вот творческий генокод.

– Долго искали свой стиль в акварели? 

– Я в первую очередь живописец. К акварели пришла уже сознательно и не могу сказать, что вот прямо сидела и думала: какой же он, мой фирменный стиль в этой технике? Нет, я ставлю себе иные задачи – воплотить образ, который у меня родился, максимально точно. Так стиль в работе и появляется – как почерк в упражнениях с прописями.
Я окончила училище в 1991-м, сразу начала работать. К акварели тогда относилась несерьезно. Нет, нас ей обучали, конечно, но как несамостоятельной технике, вот я и не заинтересовалась. Но в 1999 году у меня появилась возможность пройти стажировку в художественной академии в Санкт-Петербурге. Именно там я поняла акварель, оценила ее возможности… 

Самые первые мои работы в этой технике – «Мальчик в кресле» и «Мальчик на лошадке», потом «На санках». Типичный для Центральной России зимний сюжет: ребенок постарше, везущий малыша на санках. Интересно, что детская тема как-то сразу у меня включилась именно в акварели и вылилась в серии. 

Почему дети, и именно мальчики? Автопортретность. Это я и есть. Образы рождались один за другим. Постепенно я стала уходить от серий «Зимние забавы», хотя они пользовались успехом и разлетались, как пирожки. Но я поняла, что мне ближе другие мальчики, как тот «Мальчик в кресле». 

Я уверена, что внутри каждого из нас – божественная сущность. Не «внутренний ребенок», про которого так часто говорят, а нечто более сложное. В детстве, несмотря на активность, человек больше созерцатель: он наблюдает за миром, постигает его, накапливает опыт, внутренне взрослея. Поэтому мне и ближе «Мальчик в кресле».

– Сегодня вы обращаетесь к этим образам или для вас это уже законченная история?

– Нет, история незаконченная, но так много я в ней уже не работаю. Три свежие работы – из серии «Юнги». По большому счету, эта тема во мне непреходящая. Правда, пока не родился какой-то новый, другой образ, чтобы появилась новая серия. Я жду…

– А как родилась серия «Юнги»?

– Меня с детства волновала форма. Я мечтала служить в армии, пойти в нахимовское или суворовское училище, честно! Но девочек в то время не брали. Это стало для меня большим разочарованием. Но форму я любить не перестала. Из всего этого и появились «Юнги»: дети, форма, море. Знаете, часто люди за формой не замечают человека. А я ставила перед собой задачу показать в юнге человека…

Здесь был Андерсен...

– Во всех ваших работах ощущается то, что вынесено в название выставки: нежность…

– Я ради этого и работаю. Свой стиль я обозначаю как «импрессионизм от обратного». Идея импрессионизма в том, чтобы передать впечатления, дать возможность зрителю ощутить то, что почувствовал художник. Моя задача как художника – не передать свои впечатления, а чтобы человек, посмотрев на мои работы, ощутил свои эмоции, чтобы моя работа стала как бы катализатором. Чтобы человек, увидев ее, обратился сам к себе, к своим ассоциациям и воспоминаниям, общался бы сам с собой. А с недавних пор я считаю, что моя задача – открывать сердце. Зрителя. Мое сердце и так открыто, оно в том, что я делаю. И я не вкладываю нежность в работы, она просто есть в них, как есть во мне…

– Вам не предлагали иллюстрировать детские книги? Ваши работы – словно добрые иллюстрации…

– Предложений пока не было, но я об этом всерьез думаю. И до материализации этой идеи совсем недалеко. Я ведь очень рано научилась читать, книга для меня – волшебный мир. Детские книжки советских времен были щедро и ярко иллюстрированы, но больше всего меня тронули Трауготы (Г.А.В. Траугот – общая подпись, под которой публиковались иллюстрации и книжная графика художника Георгия Траугота и его сыновей Александра и Валерия. – Прим. авт.). Они по сей день остаются для меня образцами иллюстраторов. Помню их работы к сказкам Андерсена...

Кстати, этот писатель – один из тех, кто включил мое сказочное мышление. Ощущение сказочности во всем, притом что сказка как таковая в его произведениях часто отсутствует, – вот что для меня Андерсен. И в двухтомнике, который я читала, были иллюстрации Трауготов, причем в технике перо-тушь. Совсем, казалось бы, не для детской книги. Но как они погружали ребенка в мир Андерсена, какой простор для фантазии, образного мышления давали! 

– Да, андерсеновские мотивы в ваших акварелях, особенно в «зимних», звучат отчетливо…

– Я всерьез размышляла о работе с этим писателем несколько лет назад, принимала участие в конкурсах. Но не вышло. Думаю, всему свое время.

– На выставке «С_Нежность» есть серия работ «Городок», которая словно дополнительные смыслы ей придает. Здесь тоже звучат мотивы миров Андерсена?

– Это моя вечная тема, я ее очень люблю. С детства меня завораживали окна, дома. Помню, как была впечатлена в детстве книжкой о мальчике, который оказался в пустом городе. До мурашек пробирал этот образ. И где бы я ни бывала, всегда смотрю на архитектуру и замечаю сказочность, уютность. 

– Во всех окнах ваших домиков горит свет…

– Мое любимое время по волшебности, созерцательности – сумерки. Когда прямой свет уходит и зажигаются окна. Но еще достаточно светло, чтобы видеть все. И так манят эти апельсиновые окна, так хочется заглянуть туда! Не подсмотреть, а увидеть момент, как в кукольном домике, как в новогоднем шаре… 

Рисовала на уроке алгебры!

– Надо сказать, я поражена тем, что вы начали учиться художественному искусству аж в 18 лет. Как так вышло? Не занимались ни в кружках, ни в художественной школе, просто окончили 10 классов и решили стать художником?

– Еще интереснее. Вообще, рисовала я всю жизнь (о, эти записи учителя в дневнике: «Рисовала на уроке алгебры!»). И в художественную школу меня записывали. Но каждый раз я бросала. Категорически отказывалась быть художником: была убеждена, что все уже нарисовано. И после школы, а я ее окончила в 16 лет, понять не могла, чего хочу. Пошла на завод, год отработала, представьте, токарем.

А потом словно что-то во мне включилось: я начала рисовать. Папа посмотрел на это, мы поговорили и поехали в Свердловск. Я, как тот Ломоносов, пошла в 18 лет в художественную школу, сидела, великовозрастная дылда, рядом со школьниками. Это был незабываемый опыт: когда ты делаешь что-то абсолютно осознанно, идешь к цели и понимаешь, что и зачем делаешь. Да, надо мной смеялись. Но я окончила школу на одни пятерки и в училище поступила второй по баллам при конкурсе шесть человек на место. 

Но это не значит, что я не металась, не думала о том, чем буду заниматься дальше. Да я лет с 11 думала о том, что могу сделать для мира, чтобы он стал лучше! Видела себя в общественной деятельности. Думала бросить училище и пойти в философию, в психологию. А потом… Что-то во мне стало на место, и я увидела, что могу на этом поприще, в профессии художника, сделать мир лучше. И путь открылся. Создавай! Твори! Ты идеально автономен, сам себе заказчик и творец.

– В какие моменты вас тянет обратиться к акварели?

– Когда требуется выразить что-то нежное изнутри. Когда хочется что-то близко рассмотреть, задействовать потаенные уголки души, теплые и пушистые. Те самые, которые мы далеко не каждому открываем. Это и есть тот самый внутренний ребенок, та божественная сущность, которая иногда хочет напомнить о себе…

Фото Алексея ВОРОНИНА

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ