Бестеневая лампа

В прошлом году, в номерах с 7 августа по 23 октября, мы публиковали первую часть книги «Бестеневая лампа». Ее автор – наш земляк Иван Панкратов, хирург из Владивостока и, как выяснилось, талантливый прозаик, не так давно с успехом присоединившийся к когорте врачей-писателей.

Эта публикация вызвала живой отклик наших читателей, многие интересовались, будет ли печататься вторая часть. А некоторые решили не ждать продолжения в газете и просто купить книгу. Увы, в книжных магазинах «Бестеневую лампу» не найти: она была издана очень скромным тиражом, и сегодня лишнего экземпляра нет даже у самого автора.
Будет ли эта талантливо написанная и очень интересная книга издаваться дополнительно и дойдет ли до широкого читателя, пока неизвестно. Некоторую надежду дает тот факт, что на произведение Ивана Панкратова обратили внимание в окололитературном мире: в прошлом году книга была номинирована на общероссийскую литературную премию «Дальний Восток» имени Арсеньева.

Поэтому сейчас мы приняли решение опубликовать вторую часть «Бестеневой лампы». Разумеется, с любезного согласия автора.

Напомним коротко содержание первой части. Главный герой, молодой хирург Виктор Платонов, служит в госпитале в одном из городов Дальнего Востока и нередко обращается за помощью к своему деду, военному хирургу в отставке, многоопытному и заслуженному врачу. Вместе они справляются со сложными случаями в практике Виктора. При этом доктор Платонов мечтает об ординатуре в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге. Однако на пути к его мечте встает конфликт между пациентами госпиталя, в котором он оказывается замешан против своей воли. Проведя собственное расследование ситуации и параллельно спасая своего пациента, молоденького солдата, Виктор все-таки добивается справедливости. Рапорт об отправке в академию подписан, доктор Платонов уезжает в Санкт-Петербург. В родном городе остаются его любимый дед, женщина, посчитавшая его отъезд предательством, и его воспоминания...

Продолжение. Начало в номере за 5 февраля

Часть вторая. Закон парных случаев 

Они стояли и ждали, когда Он упадет с небес…

«Наутилус Помпилиус» – «Воздух» 

– Сколько их сейчас? – спросил Андрей Лагутин, протянув руку за очередной банкой пива. 

– Две. Я бы даже сказал, две с половиной, но ты вряд ли поймешь, что это за дробь. 

– Половинка – это только познакомился или готовишься расстаться?

– Второе. 

– И все срастается?

– Приходится. 

Щелчок ключа на банке, легкое шипение. 

– Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино – это прям про тебя, Док. 

Платонов встал, подошел к подоконнику, дернул постоянно заедавшую раму, с третьего раза открыл. Стекло тревожно задребезжало, откуда-то с улицы донеслись гудки автомобилей и приглушенная далекая музыка.

– Да уж, – задумчиво покачал он головой. – Про меня… Никогда бы не поверил, расскажи мне об этом кто-нибудь лет десять назад.

– Две, значит, – Лагутин поставил банку на стол, встал, подошел к Платонову. – Вот на этом самом диване. 

Они стояли у окна, сложив руки на груди, и смотрели на диван у дальней стены. Когда молчание затянулось, Андрей с усмешкой спросил, толкнув локтем в бок:

– Ты завис? Считаешь их там, что ли? 

– Помнишь, есть фотография, где сидят строители небоскребов в Нью-Йорке? Высоко в небе на балке. Кто-то газету читает, кто-то курит, кто-то просто смотрит вдаль.

– Конечно, помню, – пожал плечами Андрей. – Что за неожиданное переключение? 

– Просто они сейчас все на этом диване сидят, как на той фотографии, – Платонов махнул рукой, указывая на правый угол, что был ближе к шкафу. – Вот… И вот… Эта ногу на ногу закинула… Вон та что-то в сумочке ищет и никак найти не может. Как ее звали-то? Наташа?

 Лагутин приподнял одну бровь, перевел взгляд на диван и скорчил гримасу.

– Сидят? Вот прямо сейчас? То есть я не зря встал. Там кому-то места не хватало. Да вы присаживайтесь, – махнул он рукой куда-то в сторону. – Вот, все поместились. 

Платонов усмехнулся, но вышло невесело.

– Шесть. Или семь.

– Или восемь, – кивнул Андрей. 

– Или восемь, – равнодушно согласился Платонов. – Годы-то идут.

– Тебе сейчас…

– Сорок один. 

– Да ты старый, – кивнул Лагутин, вернулся к столу, взял банку, но садиться на диван пока не решился.

– Возможно, это одна из причин, – в ответ пожал плечами Платонов. – Иногда задумываешься: неужели все так и пройдет? И хочется как-то разнообразить этот серый унылый мир.

– Можно бухать.

– Можно. Но страшновато, если честно. Тут такие примеры вокруг – на их место не очень хочется.

– Тебя послушать – ты один не пьешь, – покачал головой Андрей.

– Ты недалек от истины, – Платонов перевел взгляд с дивана на собеседника. – Я и еще человек пять. Дежурные врачи смотрят график на месяц и сразу понимают, с кем из хирургов и как пройдут их смены. Кого по телефону не добудишься, и придется дневального слать, а кто всегда в норме. Странные люди, если уж быть до конца честным. Практически все могут себя реализовать на совершенно ином уровне, но… Ленивые, что ли. Им бы над собой работать, книжек побольше читать. Из операционной не вылезать. Лет восемь назад был на учебе в академии, просился везде и всюду, клянчил дежурства, просил ассистенции. А многие приезжают и рассказывают, как по общагам и кабакам командировочные пропивали. Но каждый уверен, что он гений. Именно он, и никто другой. И каждый второй в госпитале водку пьет именно по этой причине.

– По какой? – немного напрягся Лагутин, потому что он понимал, что Платонов сейчас рассказывает о чем-то личном, наболевшем и может не замечать, что собеседник не очень хорошо его понимает.

– Ну как по какой? В нашей медицине через одного униженные и оскорбленные. На каждом, мать его, шагу. Чуть только профессиональное неприятие кого-то кем-то, чуть только выговор от начальства или премия обошла стороной – все, тут же на свет появляется бутылка водки и начинаются разговоры о потенциалах, желаниях, попусту потраченных годах… Вместо того, чтобы чего-то добиваться, превращаются в слизняков. И что хуже всего, в самоуверенных слизняков. Некоторые, правда, умудряются бороться с действительностью, но у таких финал еще хуже. Читал где-то: «Природа чертовски умна – и, если человек гениален, он себя в конечном счете проявит». Вот только автор не уточнил, в чем именно. 

 Андрей указал на пиво на столе:

– Получается, я зря все это принес?

– Ну почему зря. Пей, – Платонов взял со стола холодную банку, приложил ко лбу. – А я что-то сегодня не в форме. Хорошо, на тебя сил хватило – голова раскалывается… 

Лагутин приехал к нему сегодня среди ночи с этапа их безумной игры «М-60» – гибрида квестов и пионерской игры «Зарница», щедро приправленного Интернетом, автомобилями и непонятным риском. Во время поиска очередной локации он оступился, упал в канаву, где распорол себе бок каким-то штырем. Заткнули рану камуфляжем (благо кровотечение оказалось несильным) и по просьбе Андрея, предварительно позвонив, привезли прямиком к Доку. Перебрался он через забор рядом с закрытой задней калиткой, оставляя кровавые следы на решетке.

Платонов краем глаза взглянул на рану, разбудил операционную сестру в неотложке и пришел туда с Андреем. Обработал, покачал головой, потом попросил лидокаин и зашил рану, предварительно немного освежив края. Вышло для полтретьего ночи вполне неплохо.

– Не пиши в журнал, – тихо попросил потом в коридоре Платонов Оксану. Та, собирая инструмент в раковину, понимающе кивнула. – С меня пончик. Точней, вот с него, – он кивнул в сторону Лагутина, аккуратно надевающего окровавленный камуфляж. 

Тот согласился и выразил готовность организовать все хоть сейчас – он купил пиво по пути сюда в местном магазинчике, где продавцам плевать было на законы и позднее время. 

Оксана посмотрела на окровавленные полотенца, инструменты в лотке и покачала головой:

– Шутите? Уже почти три часа. Какое пиво. Идите с богом, Виктор Сергеевич, и друга своего забирайте. А вы, – она с укоризной посмотрела на Андрея, – больше не шляйтесь по всяким помойкам, а то спать очень хочется. 

Лагутин тогда хотел что-то сказать в свою защиту, но Платонов толкнул его в спину, и они вышли на улицу. Спать расхотелось окончательно, из пакета появилось пиво, и беседа о жизни, бабах и прочих радостях потекла как-то сама собой… 

– Слушай, а сегодня был кто-то? – внезапно спросил Андрей.

– Да, – кивнул Платонов. – Хорошо, что ты позвонил с дороги, а не прямо из-за забора.

– Извини, чувак, – развел Лагутин руками. – Но у меня просто переклинило. Как только кровь увидел, сразу в голове одно: «Везите к Доку!» Я ж помнил, что ты сегодня дежуришь, и так вот совпало.

– Да ладно. Мы особо не спешили. Летом одеться – дело нехитрое.

– И через забор? 

– Зачем такие сложности? Ночью машину тут припарковать можно между корпусами. Села и потихоньку выехала. Тетки на проходной прикормлены – открывают без разговоров. Одна у меня панариций после маникюра лечила, у второй я мужа оперировал, так что от их графика не завишу.

– Нда, – отхлебнул пиво Андрей. – Романтика…

– Не болит? – спросил Платонов.

– Да потихоньку начинает. Куртку жалко.

– Хорошо, что курткой расплатился. Остальное заживет, не забудь швы снять через десять дней.

– У тебя?

– Да хоть сам, если сможешь. Но лучше у меня.

– Гуд («хорошо» по-английски. – Прим. ред.), – кивнул Андрей. – А сегодня кто был? Я ее знаю?

Платонов кивнул.

– Алена?

– Нет. Но лучше бы Алена.

– Почему?

– Это сложно на пальцах объяснить. Навязчивости в ней меньше, наверное. Это ж очень важно – знать, что никто шашкой махать не станет, звонить, в двери стучать, скандалить. В такой ситуации это едва ли не главное.

– Я примерно понимаю, о чем ты, – Лагутин допил банку, аккуратно пощупал бок под повязкой, поморщился. – Нужны такие, что принимают правила игры сразу, с первой секунды. И согласны с тем, что это именно игра, что все не по-настоящему.

– Это мы так хотим, чтобы они понимали. И верим в то, что понимают. Ты смотрел фильм «Осенний марафон»?

– Наш фильм?

– Наш. Басилашвили, Гундарева. Голливуд так не снимет. Посмотри. Этот фильм делит мужчин на две половины: тех, кто его смотрит совершенно спокойно, и тех, кто не может вынести этого житейского кошмара на экране. Не может, потому что он сам так живет. Я смотрел его дважды: первый раз еще до всего, что случилось со мной, второй после. И уже не смог досмотреть.

– Себя увидел, что ли?

– Скажем, я качественно изменился между этими просмотрами. И дальше я менялся только количественно, пусть это и не совсем логичная формулировка, зато точная.

– Заинтриговал, – Андрей щелкнул ключом еще на одной банке. – Будет время – гляну. Не обещаю.

– Да я и не требую. 

Платонов повернулся к Лагутину спиной и стал смотреть в темноту окна. Этаж был второй, деревья немного перекрывали обзор, но аллея, освещенная прожектором на столбе, видна была хорошо. Где-то на горизонте красными отблесками бушевала гроза – воздух был плотным, душным. Скоро и здесь пойдет дождь…

«Надо позвонить, узнать, доехала или нет, – подумал Платонов. – Или уже утром?» 

Расстались они со Светой не так спокойно и мило, как он описал Андрею. Она вспылила от того, что он оставит ее и пойдет оказывать помощь другу, а ведь он «мог бы поехать и в травмпункт, между прочим, а мы не так уж и часто видимся, чтобы…» Ну и так далее. Он молча кивал; она швырнула туфли в сумку, надела балетки, оторвала в спешке одну пуговицу на блузке, рассерженно подхватила ее с пола и ушла, попросив не провожать.

Платонов пожал плечами, постоял у открытой двери в ожидании звука отъезжающего автомобиля и вернулся.

 Решение порвать со Светой пришло к нему там, у двери, и было вполне осмысленным, а оторванная пуговица оказалась очень символичной. Может, расстаться надо было не сразу, постепенно – тут нужна осторожность, потому что никогда не знаешь, как поведет себя бывшая любовница. Но опыт у Платонова был – он мог читать курс лекций на тему «Как правильно и качественно утопить отношения». Еще пару встреч, а там можно потихоньку и соскочить… 

– Может, таблетку какую дашь? – спросил Лагутин, возвращая Платонова к обычной жизни. – А то уже болит. Пиво не помогает. 

Пришлось достать из стола ампулу.

– Вот, выпей, быстро отпустит, – отломил он верхушку.

 Андрей накапал в чайную ложку прозрачной жидкости из ампулы, выпил, быстро залил легкую горечь пивом.

– Да у тебя там целая аптека, – Лагутин понимающе покачал головой. – На все случаи жизни.

– Не на все, но от головной боли, от зубной, от давления… Спазмолитики… Ночью ведь можно до медсестры и не достучаться – спят как праведницы. Приходится все свое иметь. Сам понимаешь, мало ли что. Вот тебе понадобилось. Да и я не молодею. 

Андрей посидел еще немного, допил и вторую банку, две оставшиеся засунул Платонову в холодильник и собрался уходить, прихватив камуфляжную куртку.

– Ты ее только возле входа в урну не выброси, а то найдет кто-нибудь, решит, что солдаты поножовщиной занимались, – попросил Платонов.

– Я ж понятливый, – кивнул Лагутин. – Буду через забор перелезать, прям на заборе и повешу. Там же можно?

 Они посмеялись, пожали друг другу руки. Спустя несколько секунд внизу громко скрипнула входная дверь. Платонов выглянул в окно: Андрей махнул ему рукой и скрылся за углом. 

Телефон завибрировал. «Поищи на диване помаду», – написала в WhatsApp Света.

Первым делом он удалил чат, а потом принялся за поиски. Нашел не сразу – она упала на пол и закатилась в пыльный угол. Платонов достал ее, протер, открыл, понюхал.

– Судя по тому, что вспомнила про помаду, доехала нормально, – сказал он сам себе. – Никогда не понимал, почему запах приятный, а вот на вкус – полное дерьмо. Как они так делают? 

Еще одно сообщение. От Алены.

– Вы сговорились, что ли?

(сколько их сейчас) 

«Знаю, что дежуришь. Вижу, что онлайн. Хочешь приеду?» 

– Полчетвертого утра. Куда ты приедешь? Зачем? – он сел на диван, обхватил голову руками. – Лучше бы у операционного стола всю ночь простоял, честное слово. 

(и все срастается) 

Он смотрел в экран телефона, на аватарку Алены, и не понимал, что сказать в ответ. Прямо сказать «нет» или наплести какой-то врачебной пурги?

«Мне скоро в операционную». 

«Ок», – короткий ответ. 

(мы могли бы служить в разведке)

– Ну и замечательно, – Платонов поставил телефон на зарядку. 

Не стал раздвигать диван – он никогда этого не делал, когда ночевал на дежурстве один; бросил на жесткое покрывало сложенную вдвое простыню и заснул мгновенно, едва коснувшись подушки… 

Сообщение от Ларисы пришло спустя примерно минуту: жена, как всегда, отслеживала ситуацию. 

«Ты был в Сети в 03.42. С кем ты там все переписываешься? Очередная дама сердца, которая не знает, что ты женат???» 

Но он этого уже не видел. Он спал в счастливом и спасительном одиночестве на своем любимом диване, где только и мог быть самим собой. Во сне приходил Андрей и спрашивал: «Сколько их у тебя сейчас?» А потом, не дождавшись ответа, добавлял: «Ну и зачем тебе столько?..» 

Ночью его никуда не вызывали. 

– Я не могу сейчас говорить, – сказал Платонов в телефон и нажал отбой, понимая, что из этого не выйдет ничего хорошего. Но он действительно не мог: на кушетке рядом с его столом сидела мать одного из пациентов и пытала хирурга около получаса. – Извините… Повторю: ваш сын не первый и не последний. Так было, есть и так будет, пока существует армия и неготовые к ней пацаны…

– Что ему теперь… Его посадят? – мамаша всхлипнула и вытерла слезы рукавом, забыв, что в другой руке у нее платок.

– Я не знаю, – пожал плечами Виктор. – В военное время все было бы несколько иначе, а сейчас…

Телефон зазвонил снова. Очень хотелось выключить его совсем, но он знал, что это не выход. Сбросив звонок, глухо откашлялся и продолжил:

– Не все так просто. Он же не только членовредительством занимался, он к этому пришел, так сказать, в силу необходимости. Он совершил преступление и пытался уйти от ответственности. Так что тут где-то между дисбатом и тюрьмой.

Она зарыдала в голос. Платонов встал, налил стакан теплой воды из чайника, протянул ей. Ситуация для матери была, мягко говоря, без особых перспектив. Сынок, будучи программистом-самоучкой, быстро втерся в доверие к начальству, починил пару компов, напечатал несколько приказов, после чего сумел прослыть просто незаменимым для ленивых штабных офицеров. Его взяли в штаб, условно говоря, писарем. Он там как сыр в масле катался, отчеты составлял, документацию печатал – и все это сидя в командирском кабинете. 

Виктор был уверен, что временами тот от наглости и ноги на стол закидывал, и коньячком из шкафа баловался, и селфи делал на фоне знамени части для таких же, как он, балбесов.

Почему от наглости? Да потому что в итоге сумел он сделать ключ от командирского сейфа и добрался до проездных документов. Как он с ними мутил, понять было сложно, но несколько десятков дембелей домой вовремя уехать не смогли, а офицер, который по ним билеты на вокзале брал, в комендатуру загремел. Платонову рассказал об этом следователь, что за парнем в госпиталь приезжал.

Писарь, не будь дураком, когда запахло жареным, взял шприц, набрал в него бензин и уколол себе в голень – в лучших тюремных традициях. Спустя несколько часов уже был в госпитале с сильными болями в ноге. Виктор его принял, осмотрел, пропунктировал и даже из точки укола почувствовал запах. Спросил – тот не признался. Прооперировал – после разреза вонь стала на порядок больше. 

Что ж, в армии все регламентировано. Доктор написал рапорт, потребовал объяснительную. Там все было по тексту как обычно, что-то вроде «это не я, само ветром надуло». А дальше по цепочке документы ушли в ФСБ, и через два дня следователь забрал неудавшегося хитреца прямо из перевязочной, надев на него наручники и не особо обращая внимания на хромоту.

Мамаша примчалась за четыре тысячи километров через сутки. Сначала, как положено, отправилась к командиру госпиталя с претензиями, потом в отделение. «Засужу, сволочи, сына убиваете, он ни в чем не виноват, оклеветали дитятку», – опять-таки ничего нового Платонов не услышал. Пришлось повторять все еще раз – до этого излагал следователю на бумаге.

– На коже правой голени у него был обнаружен след от свежего укола… На разрезе отчетливый запах из раны… Признаки химического повреждения тканей, – подбирал он слова попонятнее. – Все, кто в операционной был, подтвердили. Да вы что, думаете, я ему сам в ногу бензин плеснул, что ли?!

Мать то затихала и слушала, то плакала. И, с одной стороны, Виктор понимал ее прекрасно: никто от своих детей таких выкрутасов не ждет. Но, с другой стороны, тут не спорить надо с врачом, а что-то предпринимать. Адвокат какой-никакой, например. Ну или попытаться возместить ущерб от проданных налево проездных. Но просто сидеть на кушетке в кабинете хирурга, лить слезы и обвинять всех вокруг – бестолковое занятие. 

 Опустошив стакан воды, она стала поспокойнее. Платонов рассказал ей, как найти военно-следственный комитет и к кому там можно обратиться. Сам он вспоминал эти мрачные коридоры с обшарпанными стенами не то чтобы с содроганием, но без особой радости. Время от времени каждый второй врач оказывался там на допросе в качестве свидетеля: пояснения по жалобам пациентов и их близких приходилось давать довольно часто. Суровые и одновременно безразличные лица следователей, изучавших твои записи в историях болезни, оптимизма в жизни не добавляли. 

Вздохнув, она встала, машинально поправила на кушетке армейскую бело-синюю простыню и молча вышла, не попрощавшись и не поблагодарив. 

Виктор пожал плечами, взял в руку телефон – и в эту же секунду прилетела СМС. Он прочитал ее и в который раз за последние пару месяцев физически ощутил где-то в груди легкое трепетание на грани с болью – неприятное и волнительно-пугающее. 

«Ты опять там с какой-то бабой?» 

– Да, – ответил Платонов в пустоту ординаторской. – Вот ушла только что. 

Он хотел перезвонить, но тут в дверь постучали. С некоторой долей облегчения Платонов решил сначала узнать, в чем дело, а потом разбираться со звонками и СМС. 

Вошла знакомая фельдшерица Вера из расположенной рядом части. Запах духов и машинного масла, наращенные ресницы из-под камуфляжной кепки, погоны прапорщика, юбка короче, чем положено по уставу, черные балетки с какими-то розочками.

– Глянете, Виктор Сергеевич? – без особых предисловий спросила она. Платонов пожал плечами, мол, почему бы и нет. – Жданов, заходи, – громко позвала она кого-то из-за двери.

Слегка прихрамывая, вошел солдат. Молодой парень в явно большом для него камуфляже мял в руке кепку и пытался стоять, вытянувшись, но больная нога не очень к этому располагала.

– В медицинских учреждениях команда «смирно» не подается, – махнул рукой Платонов. – Не напрягайся. Только прибыл?

– Да, вчера с поезда, – за Жданова ответила Вера. – Ехали почти шесть дней, а этот где-то в эшелоне умудрился берцами ногу натереть, как после марш-броска. Температурит немного, хромает. А медпункт забит больным пополнением.

Платонов кивнул, понимая. Вере хватает простывших в плацкарте новобранцев, этого проще привезти сюда.

– Ближе подойди, – подозвал он Жданова. – Рассказывай.

 Солдат сделал несколько осторожных шагов, остановился у стола, положил кепку на кушетку.

– Ну… Это я еще на гражданке натер… Мы ехали, а берцы тесные… И я там еще ударился…

Пока пациент складывал слова в предложения, Платонов смотрел то на него, то на розочки на балетках каким-то отрешенным взглядом 

(ты там с какой-то бабой) 

и хотел оказаться где-то далеко-далеко, в лесу или на берегу моря, чтобы там не ловил телефон, чтобы никто не звонил и не писал всякую чушь, чтобы все было как лет десять назад или больше…

– А что ж ты худой такой? – не удержался от вопроса Платонов, когда вернулся с небес на землю. – Спортом не занимался на гражданке? Хотя бы для себя.

Жданов прекратил мямлить про свои натертые ноги и замолчал. И Платонов вдруг увидел, как внутри у парня что-то натянулось, словно струна, он глубоко вдохнул и с горящими глазами ответил: 

– Почему не занимался? Занимался. Я чемпион Саратовской области по каунтер-страйку (компьютерная игра. – Прим. ред.). 

Платонов ожидал всего. Бег, футбол, шахматы. Фитнес какой-нибудь, наконец. Даже йогу. Но это…

Он встретился глазами с Верой и понял, что с трудом сдерживается, чтобы не засмеяться. Машинально прикрыв ладонью рот, он постарался изобразить на лице какую-то мыслительную работу, подвинул к себе медицинскую книжку и написал направление на госпитализацию. Вера взяла ее, толкнула Жданова в спину со словами: «Ну ты чемпион, капец…» и вышла с ним за дверь. 

Телефон на столе жужукнул. СМС. Платонов вздохнул, посмотрел на экран. Нет, это не жена. Это Алена. «Жду у ворот».

– Если сейчас позвоню Ларисе, никакого обеда не получится, – вслух сказал он сам себе. – Минимум час придется слушать. Может, потом? 

Странно было спрашивать разрешения и ждать совета от самого себя, тем более если знаешь, что день пропал и поэтому взять надо от него все, что только возможно. Он повесил халат в шкаф и вышел на улицу. 

Джип действительно стоял прямо у ворот, напротив шлагбаума. Платонов постоянно делал Алене замечания на эту тему, но она вела себя как настоящая блондинка: останавливалась, нажимала кнопку аварийки, включала музыку погромче и делала вид, что не слышит ничего, если к ней подходила вахтерша и просила убрать автомобиль.
– По антитеррору нельзя здесь стоять, – сказал Платонов, садясь на переднее сиденье. – Сколько раз говорил…

Алена молча наклонилась к нему, сделала губы уточкой. Он поцеловал и продолжил:

– А если «скорая» приедет?

– Витя! – отодвинулась она почти к самой двери. – Ну ты дурак? Я же в машине. Отъеду. Ты голодный?

«Вот как она это делает? – удивился Платонов. – И поцеловать, и дураком назвать, и поесть предложить. И все за пять секунд».

– Да, не помешало бы перекусить, – кивнул он в ответ и тут же понял, какой запах почувствовал в машине, когда садился, – запах шашлыка. Оглянулся – точно, на заднем сиденье лежал пакет.

Алена улыбнулась.

– На речку?

– На речку.

Ехать было минут семь. Она умело срезала по каким-то дворам, выехала на берег и медленно продвигалась вдоль, высматривая место почище и поспокойнее. Река, не широкая и не узкая, катила свои грязные воды под обрывистым берегом; несколько парочек в машинах попались им по пути. Алена недовольно бурчала под нос, проклиная тех, кто занял удобные места; Платонов молчал, глядя в небо и прислушиваясь к телефону в кармане: каждую секунду он ждал звонка или сообщения с очередными проклятиями.

Тем временем Алена включила радио. Что-то бестолковое полилось в уши, вытесняя дурные мысли. Платонов повернул голову, взглянул на освещенный профиль водителя. Суровый взгляд, тщательно уложенные волосы, пальцы с длинными ухоженными ногтями на кожаном руле; она еле слышно подпевала какой-то песне и крутила головой в поисках места. Нога в туфле на шпильке нежно, но уверенно лежала на педали газа.

«Как она водит на таких каблуках?» – подумал он. И, видимо, совершенно автоматически пожал при этом плечами. Потому что Алена увидела это движение, взглянула на него и спросила:

– У тебя все нормально? 

Платонов приподнял брови в немом вопросе.

– Просто ты в маске пришел.

Продолжение следует

Фото с сайта pixabay.com

Автор: Иван ПАНКРАТОВ