Операция «Консул»

В нашей стране не так много профессиональных праздников, точную дату которых знают не только представители той или иной профессии, но и практически все остальное население. Во всяком случае, еще совсем недавно большинство граждан было в курсе, что 10 ноября празднуют День милиции.

Сегодня этот праздник называется Днем сотрудника органов внутренних дел РФ, но дата осталась прежней. В этом году исполняется 102 года со дня создания советской милиции, преемницей которой стала нынешняя полиция. Поэтому мы решили отметить грядущий профессиональный праздник сотрудников правопорядка интересным детективом из прошлого. События и персонажи реальные, только имена изменены и повествование литературно обработано. 

Впервые эта история, описанная С. Родниным, была опубликована в сборнике «Лед и пламень», изданном во Владивостоке в 1970 году и посвященном дальневосточным чекистам и милиционерам. В 2018-м издательство «Русский остров» выпустило в свет трехтомник «Органы МВД Приморья: 160 лет на страже порядка». В него включены рассказы и воспоминания бывших сотрудников уголовного розыска и документально-художественные очерки из истории приморской милиции, в том числе рассказ «Операция «Консул».

С разрешения издателя мы публикуем рассказ в рубрике «Исторический клуб». Описанные события происходили во Владивостоке в феврале 1924-го. С момента установления советской власти на Дальнем Востоке прошло чуть больше года, совсем юная советская милиция только начинала свой героический путь…

Продолжение. Начало в номере за 30 октября

8

На этот раз вместе с Табахаси явился и референт консула Хаяма. У Вольского шло заседание исполкома. Оно несколько затянулось, и Вольский передал, чтобы гости подождали. Ростов мерил шагами узкий и длинный коридор. 

Вскоре двери кабинета распахнулись и повалил крепкий махорочный дым. Вольский открыл форточку, пригласил японцев. Хаяма и Табахаси устроились друг против друга за приставным столом. Ростов сел в торце. Вольский вытряхнул в корзину целое блюдце окурков.

– Ну что, господа, о чем мы сегодня договоримся?

 Табахаси показал в вежливой улыбке зубы и что-то сказал Артуру Артуровичу.

– Он говорит, что надеется на разумное решение комиссара.

Табахаси и Хаяма закивали. Хаяма знал русский язык, но настолько плохо, что в переводчики не годился.

– …И что глупо держать дорогой металл, не имея ему применения, – продолжал переводить Ростов. – А между тем в Советском Союзе стоят заводы без оборудования.

 Вольский поправил пенсне.

– Скажите господам, что заводы – не их дело, а наше, и пусть у нас об этом голова болит. Сами разберемся как-нибудь. Если и стоят некоторые, то временно.

– Табахаси говорит, – переводил Ростов, – что с вашей стороны неразумно отказываться от такой выгодной сделки.

Вольский рассмеялся:

– Где это видано, чтобы капиталисты заботились о благе Советского государства? Удивительное дело. Переведите им, торговать боеприпасами мы не будем. Если есть желание, то пусть берут черный металлолом или лес. Если согласны, то будем продолжать переговоры.

 Вошел Линьков и сел в сторонке.

– А латунь мы не дадим. Она нам самим нужна, черт возьми.

Ростов перевел и споткнулся на «черт возьми».

– У них такого выражения – «черт возьми» – нет.

– Ну как хотите. Была бы ясна суть. Верно, Анатолий Аркадьевич! – повернулся Вольский к Линькову.

– Верно, – согласился Линьков.

Японцы залопотали. Вольский скрутил самокрутку, склеил ее слюной.

– А вообще-то, зря у них нет такого выражения, – посмотрел смеющимися глазами на Ростова. Тот ответно улыбнулся.

– Они спрашивают, сколько у вас черного металлолома.

– Сколько? – спросил Вольский у Линькова. 

Линьков пожал плечами. Потом быстро нашелся:

– Очень много.

– Сколько много? – спросили японцы.

– А сколько им надо?

– Им надо тоже очень много.

Табахаси сказал, что ему необходимо подумать, прежде чем дать ответ. И если председатель не возражает, то встречу следует назначить на завтра.

Вольский глубоко затянулся, так что затрещала махорка, выпустил в сторону густую струю дыма и посмотрел на обуглившийся кончик папиросы.

– Хорошо. Давайте встретимся еще и завтра. 

Он проводил японцев до двери. Линьков повел их дальше к выходу. Скоро вернулся.

– И чего им надо? Тянут резину.

Вольский стоял у окна и барабанил пальцами по стеклу.

***
Табахаси нервничал. Ему не терпелось скорее закончить заведомо пустопорожние переговоры.

– ГПУ по нашим следам ходит, – сказал он Ахата. – Русские боятся, как бы мы пол-России не увезли.

– А вы и так увезете. Ну, не пол-России, а толику ее, но увезете. И потом, не надо считать их дураками. Глубоко убежден, что ваша личность им известна. Подлинное ваше лицо. О, вы еще не знаете ГПУ и на что они способны. Первоклассная контрразведка. Спросите господина Хаяма, он подтвердит.

Хаяма с достоинством кивнул.

– Завтра я отбываю, – сказал Табахаси. – Мне что-то страшно в этом городе.

9

Табахаси не сказал, что в восемнадцатом ему было тоже страшно. Тогда он руководил отделом контрразведки. В подпольной большевистской газете стали появляться совершенно секретные штабные документы. Командование всполошилось и приказало Табахаси найти причину утечки информации. Табахаси приложил максимум сил, но информатора найти не мог. В отделе работали и русские офицеры, но они были вне подозрений. Заместителем же Табахаси по русским вопросам являлся штабс-капитан Галановский, доверенное лицо самого командующего оккупационными войсками. Вместе с Галановским Табахаси ломал голову. Командир полка майор Куроки, после того как в городе стало известно его секретное распоряжение о выдаче солдатам по пяти запасных обойм патронов, заперся в номере гостиницы «Версаль» и сделал себе харакири.

Вот когда стало страшно Табахаси.

Командующий после этого намекнул, что если агент большевиков не будет обнаружен, то такая же участь ждет и его, Табахаси.

Табахаси арестовал Галановского. Безо всяких улик. Капитана жестоко пытали, но он все твердил: «Это ошибка». Табахаси в ярости отсек ему голову.

Секретные документы перестали появляться в газетах и прокламациях. Табахаси не знал, что интуиция его не подвела и под клинком погиб советский разведчик.

А как же переговоры?

Хватит, наигрались.

– Ну, смотрите, – согласился Ахата. – Я сделал все, что в моих силах. Внутреннее чутье подсказывает, что скоро и мне придется покинуть Владивосток.

Ахата не хотелось возвращаться в Японию. Здесь он был сам себе хозяин и жил на широкую ногу.

10

Уже на Фонтанной Губанов обнаружил за собой «хвост». Постарался отвязаться, но двое здоровых парней как прилипли. «Ладно, пусть топают, – подумал Губанов, – отвяжусь на базаре». Бандиты вели себя профессионально. Губанов зашел в булочную и через стекло разглядел их. Губанов отогрелся. Теперь он не сомневался, что Ванда навела на него своих приятелей и те проверяют. И что Лукич мух ловит?

В гомонящей базарной толпе Губанов почувствовал себя вольнее. Тут действительно можно было оторваться от самого первоклассного преследователя. Затесался в толпе – попробуй отыщи!

Захар, сдерживая дыхание, остановился у ларька и попросил стакан воды. Он только приложился, как рядом снова оказались те двое. У Губанова мелькнула мысль взять их. И он бы справился. Но тогда вся операция могла лопнуть как мыльный пузырь. От расстройства Захар выпил еще стакан воды, крякнул, надвинул на глаза шапку и направился в харчевню, что стояла напротив в торговых рядах. Не задерживаясь, прошел дымный и чадный зал, выскочил во дворик, перемахнул через забор и мысленно показал «хвосту» кукиш.

 Взмокший так, что с него пар валил, Губанов явился к Хомутову.

– Замотали, гады, – сказал он, утираясь. – Привязались двое. От самой Голубинки тащил. Рожи, что у Квазимодо, – довольный сравнением, хрипло посмеялся. – Гринблат устроила. – Положил перед Хомутовым номера ассигнаций. – Проверить надо. Если сойдутся, то она. Нет, тогда пусть ею занимаются другие. А с меня хватит.

– Это мы можем мигом проверить, – Хомутов вышел и скоро вернулся.

– Ну что? – спросил Губанов.

– Подожди еще немного и охолонь.

– Век мне жить у этой стервы, что ли? – ворчал Захар.

– Сегодня решим. Успокойся, – Хомутов подвигал на столе бумаги. – Тут такая хреновина непонятная. Хозяйка твоя навела все же. Как ты сунул ей банку с кокаином, так она и побежала. Насилу проследили. В самое яблочко получилось. И знаешь, к кому она привела Кержакова? К Токареву.

– Может, ошибка?

– Выясняем.

– Не нравится все это мне, промежду прочим.

– Промежду прочим, и мне тоже.

– Значит, я правильно тех богодулов не взял, – сказал Губанов.

– Каких?

– «Хвост». 

Он обрисовал их.

– Это ребята из угрозыска, – успокоил Хомутов. – Имеешь, понимаешь, почти высшее университетское образование, а своих не признаешь, – расхохотался он.

 Губанов долго, не мигая, глядел на Хомутова, потом махнул рукой, встал и поплелся в свою комнату.

Едва закрылась дверь, как явился «хвост».

– Ушел, – выдавил старший.

– Губанов, что ли? И правильно сделал. Прилипли как банный лист. – Видя, как они расстроились, успокоил. – Он и не от таких уходил. Это ведь Губанов. 

«И чего они ему не понравились?» – запоздало оскорбился Хомутов, разглядывая симпатичные лица ребят.

11

Карпухин доложил в губкоме, что Табахаси вовсе не Табахаси и его можно выдворить с позором.

Пшеницын настроен был иначе: стоит ли поднимать шум?

– Не спускайте с них глаз и не давайте шнырять по зауглам, – посоветовал он. – Если станет настырничать, то выдворим.

Дальше Карпухин доложил, к чему привело расследование этого дела по ограблению.

– Ошибка исключена?

– Могу точно сказать только после допроса Гринблат, а потом и самого Токарева.

– Ну что ж. Дело серьезное. И если окажется, что Токарев враг, то вина наша с тобой. Мы проморгали. И с нас спрос.

***

– Ты не переживай, – успокаивал Губанова Хомутов. – Они же тебя и охраняли.

– Можно было предупредить.

– Рисковать тобой лишний раз не хотелось. Давай, брат Губанов, – Хомутов придавил дергающуюся щеку, – вот что сделаем…

12

Вечером Губанов снова направился к Гринблат. Ванда принимала белье от прачки, считала наволочки, простыни, полотенца. При появлении Захара сунула прачке деньги и подтолкнула к выходу.

– Ну и как? – спросила.

Губанов прошелся по гостиной из угла в угол. Сел.

– Чего – как?

– Паспорт приобрели?

– Да. Знаете что, пойдемте в ресторан! Только за ваш счет, надеюсь, тогда вы быстрее выплатите долг, потому как сегодня под утро я должен покинуть вас.

– Не волнуйтесь, Захар Иванович. Ванда еще ни одного порядочного человека не надула.

– Так идем?

– Эк вас потянуло… – Ванда бросила взгляд на свое отражение в зеркале. – Пойдемте, – подошла к нему и, глядя черными цыганскими глазами снизу вверх, произнесла нараспев: – Что-то взгляд у вас блудит… – и взяла его под руку.

– Ну-ну, только без этого… – смутился Захар. 

Ванда рассмеялась, Захар видел, что смеяться ей не хотелось и глаза ее оставались настороженными.

– Какой вы из себя не такой.

– Это как прикажете понять?

– Вы из идейных или жигло?

Губанов не знал, что такое «жигло», и поэтому сказал:

– Из идейных.

– То-то и видно. Все вы такие идейные.

Ванда переодевалась в спальне. Захар сидел на табурете. Ему очень хотелось спать. Она вышла в вечернем платье с жемчужным ожерельем на длинной точеной шее.

Ванда поправила короткую прическу.

– Ну как?

– Шанго («хорошо» по-китайски. – Прим. авт.), – сказал Губанов и подумал: «И чего ей надо, жила бы, растила детей. А то тряпки, деньги, бандиты…»

Появилась какая-то вкрадчивая жалость, но он тут же вспомнил, что номера купюр, обнаруженных у Гринблат, сошлись с номерами выкраденных из банка.

***

В темноте они спустились с Голубинки. Губанов придерживал спутницу под руку. Она скользила в резиновых ботиках. Кружилась голова то ли от запаха незнакомых духов, то ли от усталости. Вспомнились погибшие Ляпунов и Андрюшка Соловьев. Такого парня загубили, гады… 

Когда Ванда еще раз поскользнулась, Захар чуть не сказал вслух: «Как корова на льду».

У старого кладбища он подозвал извозчика и что-то шепнул ему.

– Что вы там шушукаетесь? – спросила Ванда, усаживаясь и расправляя юбки.

– Да так… – его почему-то начало знобить.

Шарабан покатил вдоль трамвайной линии. Ванда вцепилась в руку Губанова. У продуктового рынка повернули налево. Кучер натянул вожжи.

– Приехали, господа-товарищи. Вот тут и есть энто самое ГПУ.

Ванда как будто перестала соображать. Она последовала за Губановым и, когда он рванул на себя взвизгнувшую промерзшими пружинами дверь, закричала дурным голосом, рванулась назад, но Губанов подхватил ее на руки.

13

Гринблат допрашивал Кержаков.

Растрепанная, она сидела напротив Артема, смотрела сухими блестящими глазами прямо перед собой и молчала. Молчал и Кержаков. Ванда находилась в шоковом состоянии. Когда Кержаков сказал: «Давайте поговорим, гражданка Гринблат. И вам, и нам будет легче», – перевела недоумевающий взгляд на него:

– Простите, вы что-то сказали?

– И вам, и нам сразу станет легче.

– Легче?

– Вот именно, – Кержаков разложил бумагу. – Токарева знаете? Только честно. Нам ведь известно очень много. Знаете или нет? Мне не хотелось бы от вас слышать ложь, потому сразу скажу: мы наблюдали за вами. Так как?

– Допустим.

– Эдак не пойдет. Знаете или нет?

– Знаю. Он что, убит? И почему вы о нем говорите, как будто его уже нет?

– Жив он, жив, успокойтесь. Кто совершил ограбление Госбанка? Учтите, ваши показания нам нужны до десяти вечера. Сейчас пятнадцать с половиной минут девятого. После девяти Токарев расскажет все сам. Не знаете? Для кого вы покупали медикаменты и относили к Токареву?

 Тут Ванда не выдержала и всхлипнула, потом разразилась рыданиями. Кержаков налил в стакан воды.

– Выпейте. И не надо волноваться. Вашей темной жизни пришел конец. Очиститесь от грехов и будете жить спокойно, как все советские люди.

Глаза Ванды опухли, и она стала некрасивой. Кержаков говорил спокойно и даже задушевно:

– Вы верующая?

– Да.

– Представьте, что перед вами поп и вы исповедуетесь ему в своих грехах, – он улыбнулся.

– Попросил Токарев, вот я и принесла ему.

– А для чего? Вы ведь по профессии медицинская сестра. Как нам известно, вместе с мужем служили у колчаковцев. Так?

– Не говорите мне о муже. Это негодяй.

– Не буду. Я тоже считаю его негодяем.

Ванда поняла, что сидевшему напротив добродушному человеку многое известно, и поэтому ничего не стала скрывать.

С Токаревым она знакома еще по Петербургу – тот преподавал в военном училище, где служил ее муж. Встретились в Иркутске в девятнадцатом. Потом их свела судьба во Владивостоке. Гринблат бросил жену и бежал за кордон, оставив ей на память фамилию. Ванда бедствовала, и только Токарев спас ее от панели, втянув в махинации с наркотиками… 

Ванда завязла крепко и уже не представляла себе жизни без черного рынка. В тот день, когда был ограблен Госбанк, некий Мордвинов, которого она часто встречала у Токарева, привез к ней молодого человека с простреленным плечом. Она как могла перебинтовала его, но медикаментов под рукой не было, и пришлось бежать в аптеку. Куда делись деньги и золото с драгоценностями, она не знала. Ночью их куда-то отвезли, а куда, она не знает. Незначительную часть она получила и спрятала.

 Кержаков запротоколировал показания и дал ей расписаться. Ванда поставила подпись.

– Скажите, Захар Иванович – тоже чекист?

– Да, хотите его видеть?

Ванда тряхнула головой:

– Нет. Это правда, что вы пытаете?

– Вранье, – оскорбился Кержаков, – мы не белогвардейская контрразведка, в которой служил ваш муж.

14

Губанову открыла кухарка Токарева, и тут же за спиной ослепительно полыхнуло пламя. Губанов успел толкнуть в сторону Кержакова, и пуля вырвала клок ваты из рукава его пальто. Выстрелив в ответ, Губанов проскочил темную прихожую и оказался в маленькой комнате с зашторенными окнами. На деревянном топчане лежал полуголый человек в бинтах. Увидев Захара, он попытался подняться, но тут же повалился на спину. Бинт сразу намок. Захар пошарил под подушкой и, не найдя оружия, осмотрел комнату. Вверху хлопнул выстрел. Губанов бросился туда по крутой лестнице. 

Кержаков, расставив длинные ноги, стоял посреди комнаты. В камине потрескивали дрова, а на ковре лежал в неловкой позе Токарев. На нем были халат и шлепанцы. В согнутой руке – крепко сжатый парабеллум. Кержаков посмотрел на Губанова.

– Застрелился, – сказал он. Поискал глазами, куда бы сесть. – Нехорошо получилось у нас, брат Губанов. Пришли к финишу – и вот те на.

Лукин допрашивал раненого…

– Надо ехать в Куперовскую падь. Вот адрес. Там еще двое, – сказал Губанов.

***

Этой же ночью были арестованы остальные участники налета. 

Карпухин убежденно говорил:

– Не верю, чтоб Токарев организовал ограбление ради наживы. За этой акцией кроется политическая подкладка.

 Никто не мог сказать, куда исчезло награбленное: ни Ванда, ни кухарка, ни трое захваченных. Твердили одно: Таратута (так звали убитого бандита) с каким-то гражданином увезли мешки в город, а куда – неизвестно.

***

Утром в кабинете Губанова и Кержакова раздался телефонный звонок.

– Простите, это ГПУ? Мне надо поговорить с вашим ответственным работником.

Губанов оглянулся – только что здесь был Кержаков и куда-то исчез.

– А что, собственно, вам надо? – спросил он, придерживая трубку плечом и продолжая писать.

– Дело в том…

– С кем я говорю?

– Ростов. Переводчик. Я с Табахаси приехал.

– А, ну понятно. Что вас интересует?

– Мне надо сообщить вашему начальнику нечто важное.

– Зайдите к нам.

– Что вы!

– Тогда подождите.

Губанов вскочил, налетел на Лукина. 

– Мигом разыщи Кержакова, скажи, мол, к телефону требуют.

Вернувшись, Губанов стоял перед телефоном и смотрел на него, гадая, что бы мог сообщить Ростов. Конечно, он имел право и сам его выслушать, но тот просил начальника. А поскольку Кержаков являлся старшим оперуполномоченным, ему и карты в руки.

Вбежал Кержаков. Губанов показал на трубку. Кержаков долго слушал, взял из рук Губанова папиросу, знаком попросил дать огня и, затянувшись, ответил:

– Да-да, понятно. Ну хорошо, – легонько хлопнул по столу, что означало: вопрос решен. – С вами встретится товарищ. Он представится. 

Положил трубку.

– Пойдешь на встречу с Ростовым. Дело серьезное. Кажется, будем знать, у кого бабушкина пропажа. Возьмешь с собой Лукина.

– Кто мне его даст?

– Скажу Хомутову – и даст.

– Ну спасибо. Я спать хочу, – проворчал Губанов, зевая во весь рот. – А зачем мне Лукин?

– Пригодится, может, провокация какая. Ростов откуда явился? Из Харбина. Понимать надо. Говорит, боится японцев. Если им станет известно о его звонке, то ему худо придется.

– Сначала доложи Хомутову.

Кержаков ушел к начальнику КРО. Хомутов согласился послать Губанова и разрешил взять Лукина.

Губанов проинструктировал практиканта и поглядел на часы.

– Идем через двадцать минут. От тебя требуется только смотреть по сторонам и помалкивать. В случае чего дашь сигнал. Понял?

Лукин, как всегда, все понял и спросил:

– Оружие брать или как?

– Возьми.

После случая на Голубинке Губанов сказал Лукину: «Такой связной мне не нужен. Поступишь в распоряжение коменданта. Будешь снег чистить». Лукин чуть не заплакал. Губанов на первый раз простил ему и доложил об этом Кержакову. «У тебя, как у коровы, мягкое и большое сердце. Всех жалко. Ну, гляди, тебе еще придется с ним работать», – сказал тот.

– Главное, соображай, – посоветовал Губанов Лукину. – Только недолго. Усек? Ну, лады.

Окончание следует

Фото с сайта aloban75.livejournal.com