Ей нравился туманный Владивосток…

Большую часть своей жизни Владивосток был или закрытым военным городом, о жизни которого не рекомендовалось много рассказывать, или же переживал непростые эпохи безвластия и жестокости, времена, о которых не очень хочется вспоминать. Вот так и получилось, что воспоминаний о целых периодах жизни Владивостока просто не существует или их очень мало. Но, к счастью, городу повезло с женщинами. Которые сумели запечатлеть свои чувства к нему на бумаге. Со всеми подробностями.

Сначала была Элеонора Прей, чьи письма стали просто энциклопедией, хроникой Владивостока первой трети прошлого века. Затем – Енэко Тоидзуми, японка, любившая Владивосток всей душой. Ее книга «Сирень и война», в которой немало места уделено жизни в нашем городе, вышла в свет на днях. И можно смело сказать, что госпожа Тоидзуми рассказала нам о тех годах в истории города, про которые мы вообще знаем очень мало: с 1921-го по 1937-й. 

Свидетель страшных лет России

Енэко Тоидзуми родилась в 1912 году в Японии. Когда ей было девять, она приехала в гости к своим тете и дяде во Владивосток (тетя Енэко была замужем за русским, Кузьмой Серебряковым). Предполагалось, что на месяц, на каникулы. Но жизнь сложилась так, что Енэко прожила здесь 17 лет. Она окончила начальную японскую школу, затем женскую гимназию (сегодня это школа № 9 на Пушкинской), училась на педагогическом факультете ДВГУ. Потом вышла замуж, родился сын, затем дочка… 

На глазах Енэко творилась история: из города, в котором правили интервенты, Владивосток становился частью новой Советской России; менялась идеология и даже отношение к иностранцам; входил в силу режим сталинских репрессий. Все это Енэко испытала на себе и обо всем рассказала в своей книге. Честно, спокойно и очень взвешенно. Еще бы – «Сирень и войну» она писала 20 лет.

К работе над книгой Енэко приступила после смерти мужа, Кэнрю Тоидзуми. Он был последним буддийским священником во Владивостоке, в 1936-м был арестован по лживому обвинению, год провел в тюрьме. В 1937-м семья Тоидзуми уехала из Владивостока. Обосновались они в Харбине, где Кэнрю продолжал служить в храме, затем – в Яньцзи. 
В 1945-м их арестовала Красная армия, как и всех японцев, живших в Маньчжурии. Кэнрю Тоидзуми провел в лагере для военнопленных 10 лет. Страшное время прожила в женском лагере и Енэко, прошла через унижения и болезни. Там умер ее младший сын… 

В апреле 1946 года Енэко вместе с детьми снова оказалась во Владивостоке: благодаря отличному знанию русского языка ей дали работу переводчицы в лагере военнопленных на Угольной. В конце декабря через Находку они уехали в Японию. Десять лет спустя вернулся домой и Кэнрю… 

«Город, где я чувствую себя молодой»

Енэко нежно, трепетно любила Владивосток, он свел ее с европейской культурой, познакомил с множеством самых разных людей, очаровал и покорил навеки. Как только появилась возможность снова побывать в городе своей юности, Тоидзуми-сан сразу сделала это. 

С 1993 года она неоднократно приезжала во Владивосток по линии общества дружбы с Россией, при поддержке Российского фонда мира: участвовала в поисках захоронений японских военнопленных на территории Приморья, налаживала связи между хореографическим отделением школы искусств № 6 и балетной школой в префектуре Фукуи, навещала детские дома и привозила подарки. Она высадила сакуры на месте, где когда-то стоял храм Урадизо хонгандзи (сегодня там стоит памятный знак и разбит сквер), встречалась со школьниками, общалась с историками и японоведами. Можно было только диву даваться, сколько энергии и сил в этой женщине.

Мы познакомились с госпожой Тоидзуми в 2002 году. Она в тот год подарила музею ДВГУ редчайшие кимоно.

– Во Владивостоке я чувствую себя молодой, – призналась тогда Енэко. – Мне так нравится город, особенно улицы Светланская, Алеутская. Когда в Японии начали строить эти одинаковые коробки, я все время вспоминала Владивосток, думала: какие там разные, красивые дома. А вернулась через много лет – и у вас тоже на сопках коробки. Жаль… Мои дети и внуки не смогли полюбить Владивосток так, как я. Но мне хочется отдать ему все, что могу и пока могу. Я написала книгу, в том числе и об этом чудесном городе туманов и сирени. Я уйду, а о работе моей люди будут помнить. Что еще нужно?

Через семь лет Енэко Тоидзуми скончалась. 

Простая человеческая правда

Впервые «Сирень и война» увидела свет в Японии в 1998 году. В начале 2000-х профессор Зоя Моргун, которую с Тоидзуми-сан связывали годы дружбы, перевела на русский первую часть книги, в которой рассказывается о жизни в нашем городе до 1937 года. Она вышла небольшим тиражом в одном из издательств и сразу стала библиографической редкостью. Зоя Моргун вспоминает, как трепетно Енэко относилась к изданию, как внимательно читала русский перевод и делала поправки. 

Полностью издать воспоминания этой удивительной женщины удалось только сейчас. В работе над книгой были задействованы жители и Владивостока, и Японии. Как рассказала продюсер проекта Марина Баринова, Вакуи Фудзимото, профессор-русист, языковед из университета Осаки, взял на себя переговоры с наследниками Тоидзуми-сан и поучаствовал в софинансировании проекта. Вложили деньги в издание и владивостокские меценаты. 

В книге «Сирень и война» нет ярких эмоциональных описаний, это по-японски очень сдержанное повествование, почти документальное. Но в этой сдержанности большая сила. И некоторые главы трудно читать – мешают слезы… 

Наверное, не всем придется по душе японский взгляд на многие события российской истории. Но любовь к Владивостоку, к русским людям, к своей семье так громко звучит в этой книге, а сотни мелких деталей так ярко рисуют почти неизвестную нам жизнь, что оторваться от «Сирени и войны» просто невозможно. 

– Сюжет книги, судьба Енэко Тоидзуми как бы соединяют Японию, Владивосток и Маньчжурию, – рассказывает искусствовед, литературный критик Александр Лобычев. – Этот круг чрезвычайно важен для нас, владивостокцев. Казалось бы, вторая часть книги, посвященная Маньчжурии, напрямую нас не касается, но как же она интересна исторически, потому что про этот период Второй мировой войны мы знаем мало. Меж тем тема Красной армии и гражданских японцев в Маньчжурии едва ли не впервые так четко и ярко описана именно в этой книге. Становление советской власти и годы большого террора во Владивостоке, война в Китае – это своего рода белое пятно в мемуаристике, и книге Енэко Тоидзуми в этом смысле нет цены. 

Конечно, о «Сирени и войне» не стоит говорить как о полноценном романе, это удивительная документалистика, которая наполняет историю живыми эмоциями. Ну никогда факты, даже самые точные, не дадут нам ощущений, чувств, бытовых подробностей, которые дарит нам эта книга. Взгляд Тоидзуми-сан на жизнь во Владивостоке, на поведение русских и японцев – это историческая, психологическая и человеческая правда. 

Из книги «Сирень и война»

«Русские не любят сезон туманов. Они выезжают на дачи, которые находятся вдоль Амурского залива. Даже если над Владивостоком висит густой туман, удивительно, что в дачных районах Седанки, 19-го километра, Океанской всегда ярко светит солнце, небо глубокое и красивое, горы покрыты зеленью. А мне нравился туманный Владивосток – в это время одновременно распускались белые цветы яблони, груши, жасмина, цвела сирень. Их аромат придавал пейзажу туманного Владивостока неповторимую прелесть. Мы, как русалки, плавали в туманном море, испытывая легкость и наслаждаясь непередаваемой красотой».

«Дядю арестовали по обвинению в шпионаже. Без суда его отправили в тюрьму на Первую Речку. Когда-то он был революционером, а потом работал, не жалея сил для своей родины, изобрел много новых хороших вещей. Дядя столько сделал для своей родины – СССР. Он открыл специальную техническую школу при заводе, сам стал преподавателем. Он бескорыстно отдавал свои знания и силы… 

И вот такого человека родина обвинила в шпионаже, что было очень страшным преступлением. Его жена – японка, приемная дочь – японка. Дочь выросла и вышла замуж за японца, не простого японца, а «реакционера», священника. Этого достаточно для обвинения в шпионаже. «Чему верить? Как жить дальше? Я не понимаю!» – горько плакала тетя».

«Это случилось, когда я возвращалась из школы домой. Я шла по Китайской улице – второму оживленному району в городе. Вдруг одна японка бросилась с тротуара на дорогу. Она была босиком, в распахнутом ярком нижнем кимоно, с традиционной японской, но растрепанной прической. Сразу было видно, что она проститутка и не в своем уме. Все прохожие обратили внимание на эту картину: «Сумасшедшая! Портит общественные нравы! Скорее ее поймать и увести!»… У нее были почти детские черты лица… Приехал русский милиционер и попытался ее поймать… Я не смогла это наблюдать и убежала…»

«Приехали! Мы во Владивостоке! Это город, в котором вы родились, Хиро и Акэми!» – объяснила я детям. На часах было время окончания рабочего дня, оживленный поток людей шел в обе стороны, периодически проезжали трамваи, звоня в сигнальный колокольчик. Среди пешеходов было невероятное количество людей в форме, и создавалось такое впечатление, что это – город военных. И у морских, и у сухопутных офицеров форма была прекрасная, а у солдат – грубая и бедная. У обычных горожан одежда тоже была бедной и жалкой. Было похоже, что война навязала им очень скудный образ жизни и свет еще не вернулся в повседневную жизнь. Городские здания обветшали и производили безрадостное впечатление. Оконные проемы с разбитыми окнами заделаны досками, поврежденные фасады без какого-либо ремонта. И вот так выглядит страна, победившая в войне». 

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ