Яркие цвета из «мрачной» России
Почему европейцы хотели съесть живопись Натальи Попович
В двух очень далеких друг от друга городах, Шанхае и Берлине, в конце минувшего и начале нынешнего года прошли выставки художницы из Владивостока, декана художественного факультета института искусств Натальи Попович. И азиаты, и европейцы, такие разные, но одинаково пресыщенные всевозможными экспозициями, оставляли в книгах отзывов восторженные слова.
Врач покупает подлинник в гостиную
– Наталья Анатольевна, расскажите, как ваши работы попали в Шанхай и Берлин.
– С Китаем мы дружим много лет, с 90-х годов, знакомы со множеством галеристов, с руководством художественных вузов, нас приглашают на пленэры, на выставки. В 2015-м мы проводили пленэр в Харбине по приглашению местной ассоциации живописи и каллиграфии, приглашен был весь факультет, более 70 человек. Эта ассоциация тесно общается с творческими людьми Шанхая. Так на меня вышли представители шанхайского музея и предложили провести выставку.
Я представила им свои большие, крупноформатные работы. Китайцы любят большие галереи, создают огромные выставочные пространства, каких нет у нас в городе. У нас в большинстве залов от одной стены до другой – четыре метра, крупноформатные полотна выставлять трудно. А там появилась такая возможность.
Выставка в Берлине появилась через социальные сети. Сейчас это очень актуальная тема. Многие галереи, в том числе и та, в которой выставлялась я, на страницах творческих союзов в соцсетях пишут о готовности принять выставку российского художника и дают координаты для связи. В этой берлинской галерее уже выставлялись Сергей Меренков, Евгений Макеев, Лидия Козьмина, Евгений Подскочин, Мария Холмогорова, то есть там знали, что такое дальневосточная школа живописи, и были заинтересованы в ней. Я тоже рискнула и написала, выслала каталог своей выставки, прошедшей в Гонконге. Немцы очень быстро откликнулись.
В Шанхае я выставила 25 работ, в Берлине – 21. Берлинский галерист просил в основном натюрморты, несколько портретов. А в Шанхае выставляла все – от пейзажа до портрета, еще им был интересен мой эксперимент, работы декоративного характера. А Берлин тяготел больше к реализму, даже к классике.
– Как восприняли ваши работы зрители в разных странах?
– Ну, для начала приятно, что картины покупали, – и в Китае, и в Германии. Я была поражена: сейчас в Китае позволить себе купить картину в дом могут врачи, например. В Европе-то давно медики, юристы – люди с большим доходом, представители уважаемых профессий – могут себе позволить не просто интересоваться искусством, а покупать искусство. И в Китае сейчас средний класс достиг такого уровня доходов, когда врач может повесить в своей гостиной подлинник.
В целом же публика в обеих странах была очень разная, приходили и пенсионеры, и директора крупных банков.
Точно азиатка!
– Вы интересовались мнением посетителей, читали книгу отзывов?
– С отзывами забавно получилось. Сначала меня очень удивили высказывания китайских коллег-живописцев. Они говорили, что принцип моего письма явно имеет схожесть с восточной школой живописи: они кладут мазок сразу, не переписывают работы. Они говорили: ты работаешь не в классической русской манере, ты ближе к нам. Я посмотрела – и правда, есть что-то общее.
А потом в Берлине тамошние коллеги тоже сказали, что моя манера работы ближе к азиатской. Но не из-за техники мазка, а из-за цвета. Некоторые даже сравнивали мою живопись с пирожными, говорили, что ее хочется съесть – такая она яркая. Спрашивали, откуда такой цвет.
Один искусствовед, писавший о моей выставке, сказал: вы же из России, там темно и холодно, почему у вас такие яркие цвета? Меня это поразило: он спрашивал вполне серьезно, да к тому же в Берлине, городе, как оказалось, довольно-таки сером. Я ответила: Владивосток, между прочим, на широте Марселя расположен, это один из самых солнечных наших городов, да и во всей России вовсе не темно и холодно. И во Владивостоке именно такие цвета. Тут мы заговорили о Владивостоке, я нашла в Интернете ролик о городе, показала – немецкие коллеги были изумлены! И всем, я не преувеличиваю, захотелось приехать во Владивосток. Чтобы своими глазами увидеть этот свет, это небо, эти цвета, это солнце. «Наверное, – говорили мне берлинские коллеги, – у вас замечательно жить, если на ваших картинах такие яркие цвета!»
На равных с мэтрами
– Вы уже без малого 15 лет возглавляете художественный факультет, а деканом стали в 28…
– Почему так получилось? Эта история началась, когда я была еще студенткой института искусств. Преподаватели художественного училища тогда часто выезжали по контракту на работу в Китай, это был хороший способ заработать на жизнь. Их нужно было заменять на это время. И однажды, когда уехал Андрей Токарев, взять его курс в училище попросили меня. А я еще студентка! Поговорила с деканом художественного факультета Виталием Кандыбой, он дал добро, и я согласилась. Два года преподавала в училище, сама диплом в это время защитила… А потом Виталий Ильич спросил: не желаешь ли стать преподавателем в институте, опыт у тебя есть, а у нас вакансия открылась и кадры нужно омолаживать? В общем, привел много резонов. Бери, сказал, курс. Я сомневалась, хотя для меня, молодого художника, это была невероятная честь. Ну подумайте: приходишь на кафедру работать, а там Вениамин Гончаренко, Василий Доронин – мэтры, у которых ты недавно училась. И ты с ними на равных? Сомневалась я долго, но и декан, и те самые мэтры меня поддержали.
А через какое-то время Виталий Ильич вдруг сказал: меня здоровье подводит, нужен новый человек на должность декана, решили рекомендовать тебя, попробуй. Если сомневаешься – поработай сначала год, а там посмотрим. Вот так все и вышло.
Получив административные возможности, я решила попробовать воплотить в жизнь то, о чем мы говорили с сокурсниками в институте, например, проводить выставки работ из фондов факультета. Фонды у нас громадные. Именно так: громадные, просто ломятся. А горожане их фактически не видят.
Или другой вопрос – выездные пленэры. Мы тогда мало куда выезжали, а очень хотелось. Подумала, что и это тоже надо решать, – словом, что-то менять. В итоге решение этих вопросов меня засосало, – смеется Наталья Анатольевна. – И кое-что удалось постепенно изменить. Поймите правильно, не потому, что я какая-то крутая, а потому, что удачно совпали мое стремление и тот факт, что стало меняться время. Это был 2004-й – закончились 90-е, на культуру стали чуть больше обращать внимание, немного больше денег выделять. С руководством вуза мы решили проводить международный конкурс молодых художников – по типу конкурсов для музыкантов. И творческая жизнь студентов стала разнообразнее…
– Работа декана помогла вам как художнику?
– Мы с коллегами много говорили об этом – о сочетании творческого и административного, так сказать, в художнике, ведь сегодня кафедра почти полностью обновилась, у нас преподают Игорь Обухов, Александр Енин, мои ровесники. И соглашались с тем, что да, на что-то из-за работы времени не хватает. Но те задачи, которые ты решаешь на работе, общаясь со студентами, заряжают тебя идеями, творческим азартом.
– А разве можно научиться быть художником?
– Нельзя. Странно, что это говорит декан, да? Объясню. Можно получить ремесленные знания, овладеть техникой. Многие, к примеру, учатся на поваров и знают, чего и сколько надо положить в кастрюлю. Но шефами ресторанов становятся далеко не все, кто знает чего и сколько, верно? Так и в искусстве. Если у тебя есть инструменты, которые ты получил во время учебы, тебе нужен только творческий порыв, внутренняя потребность к созиданию. Этой самой потребности научиться нельзя, но можно получить знания, которые помогут ее выражать.
Господа художники, ребенок чей?
– Вы не только художник и декан, вы еще жена и мама. Как делится ваш день в этом смысле?
– Я никогда как-то специально его не делила. У меня есть расписание рабочей недели, с половины девятого занятия, вот и все. А дочь моя выросла здесь, на кафедре. Я Варю совсем маленькой с собой приносила, трехмесячной. Да, так рано вышла на работу. Когда дочке было чуть больше двух месяцев, я поняла, что, если не начну писать, не выйду на работу, сойду с ума. И вышла. Помню, как испугался как-то Евгений Макеев, обнаружив в уголочке кафедры спящего в переноске малыша. Что это, спросил он в шоке, откуда? Наташина дочка, говорят ему, она уже месяц ее с собой носит. Не замечал, представляете! Такая тихая, слава богу, была малышка, поела и спит. А ходить она начала на пленэрах, плавать там же научилась. Дети художников счастливые, по-моему…
– Вы пожелали бы дочке творческую профессию?
– Мои родители-ученые в свое время дали мне свободу в выборе пути. Я сама записалась в художественную школу. И Варе тоже не препятствую. Она захотела учиться в музыкальной школе, я сказала: хорошо, но помни, если будет трудно, ты не обязана. Она учится по классу домры, старается. И не бросает. А не так давно мы пошли вместе с ней на выставку, я показывала Варе какую-то картину и заговорила про ритм в цвете. А она отвечает: да, мама, это как у нас в музыке. И я поняла, что мы говорим с нею на одном языке. Это счастье.
Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ