Весь мир в цветке
- Цветы - это всегда недосказанность. Сама женская сущность, - считает Людмила Царева. - Созерцая хрупкий бутон, можно очутиться в совершенно другом мире. Не зря индийцы медитируют на лотосе. Наверное, поэтому мне так нравится рисовать цветы, особенно ирисы, настурции, белые пионы - те, в которых есть духи природы и нет никакой помпезности.
- Цветы - это всегда недосказанность. Сама женская сущность, - считает Людмила Царева. - Созерцая хрупкий бутон, можно очутиться в совершенно другом мире. Не зря индийцы медитируют на лотосе. Наверное, поэтому мне так нравится рисовать цветы, особенно ирисы, настурции, белые пионы - те, в которых есть духи природы и нет никакой помпезности.
Судьба с ранних лет испытывала Людмилу Цареву выбором: стать музыкантом (у нее находили большие способности), ученым или художником? После мучительных раздумий она остановилась на Институте биологии моря. Пришла туда в 17 лет, сразу после школы, лаборантом. Университет оканчивала заочно. А живописью всерьез занялась в конце 80-х, когда попала в студию художника Сергея Симакова, имея на руках двоих сыновей - школьника и полугодовалого малыша. В ее творческой биографии несколько совместных выставок в таких престижных залах, как музей им. В. Арсеньева, “Артэтаж”, первая персональная состоялась нынешней осенью в художественном салоне “Делин”.
Работы Людмилы поражают: цветы на полотнах источают аромат, прибрежные камни дышат, закатный луч ласково касается щеки. Но есть во всем этом какое-то ощущение тайны.
И вот я в гостях у этой удивительной женщины. В небольшой комнате (мастерской-кабинете-спальне) сразу бросается в глаза письменный стол работы старого мастера.
- Это фамильное, наследство от деда по отцу - Семена Евстафьевича Царева, - перехватила Людмила мой взгляд. - Между прочим, он был довольно известным в свое время во Владивостоке мастером-краснодеревщиком. Работал в английском клубе.
- Людмила, вы верите в наследие таланта, способностей?
- Я верю в то, что каждый человек приходит в этот мир со своей “искрой божьей” и должен не загасить ее, а идти с ней по жизни.
- А ваши собственные сыновья, они рисуют?
- Старшему, Петру, я дала в руки кисти и краски в 2 года, он уже студент университета, но живопись не ушла из его жизни. Младший, Гриша, - второклассник, начал рисовать лет с трех. Сейчас он учится играть на гитаре и целыми днями крутит пленку с записями Виктора Цоя.
- Знаю, что вы уже 3 года ведете художественную студию в детском клубе “Виктория”.
- Действительно, это так. Ко мне в студию ходят дети с 5-летнего возраста.
Главное для меня в работе с детьми даже не конечный результат, а сам процесс, само действо, раскрепощение чувств и эмоций маленького человека. Важно помочь ему, но очень бережно, узнать самого себя, чтобы его индивидуальность раскрылась как цветочек. Сейчас разрабатываю собственную программу, с помощью которой хочу познакомить ребят с мифологическим миропониманием, организовать специальные музыкальные уроки.
- А кого вы считаете своим учителем живописи?
- Виктора Михайловича Шлихта. Это был необыкновенный художник и необыкновенной души человек.
Есть картины, сделанные, как хорошая мебель. Они дорогие и красивые, но не более того. Шлихт был другим. Ему очень близка древняя философия дао - он шел в никуда. Просто писал и страстно любил это делать. В его работах столько чистой души, что они могут “лечить”. Не случайно после смерти учителя их с такой охотой стали скупать богатые иностранцы.
- Людмила, пока мы беседуем, меня все время мучает один вопрос: как вы умудряетесь писать картины, изучать морских рачков и тащить груз маминых проблем?
- Работу свою очень люблю, как и море. Она, можно сказать, стала воплощением моей детской мечты о далеких путешествиях. Их было немало во время моей работы в институте: Курилы, Камчатка, Чукотка, Сахалин, потом тропические моря - Сингапур, Новая Гвинея, Соломоновы острова, позже наш морской заповедник в заливе Петра Великого. Кстати, все мои цветы, камни, облака - оттуда.
А дети... Они возвращают к реалиям жизни, в дом и дарят радость, без которой мир лишается красок.
Автор: Тамара КАЛИБЕРОВА, “Владивосток”