Советский Пьер Карден начинал с телогреек

Когда-то его называли Красным Диором, cоветским Пьером Карденом, и это было лестно. А сегодня весь мир знает Вячеслава Зайцева. И имя его стоит в одном ряду с именами всемирно известных кутюрье.

Вячеслав Михайлович так и не заболел звездной болезнью, так как почивать на лаврах у него не было ни времени, ни возможности. Всю жизнь он занимается любимым делом. И сейчас, накануне своего 80-летнего юбилея (80 лет ему исполнится 2 марта 2018 года) и 25-летия своей Лаборатории моды, меньше всего думает об отдыхе. Недавно в издательстве «ЭКСМО» вышла в свет его книга «Мода. Мой дом». Вячеслав Зайцев лично презентовал ее коллегам и друзьям, которые стали первыми читателями необыкновенно красивого издания. И сам мастер долго не мог налюбоваться ею, ведь он тоже первый раз держал в руках книгу, которая вместила всю его творческую жизнь.

Солнечный зайчик

– Я художник. Это главное мое предназначение. Но когда я появился на свет, трудно было представить, что когда-то стану художником. Наверное, это божий промысел. Ведь я родился в Иваново в 1938 году. Рассказывали, что я был очень светлым ребенком и даже внешне был блондином, и по характеру очень покладистым. Меня все звали солнечным зайчиком. Мама работала уборщицей, она рано уходила на работу, и я видел ее только поздно вечером. Она целый день мела и мыла подъезды, подрабатывала прачкой. Это был тяжелый труд…

Когда я пошел в школу, мечтал стать артистом. С друзьями из первого класса выступил на концерте, и мы сразу же заняли первое место. В качестве приза мне вручили три метра серого сукна. Это было невероятное событие! Мы воодушевились и продолжили выступать. Ездили по деревням, пели, стихи читали, мне это очень нравилось.

Мама всегда была рядом, она очень любила меня и брата и отдала нам все свои чувства. Образ мамы у меня сохранился навсегда: миловидная женщина в платье с кружевным воротничком и губы, подкрашенные красной помадой. К этому образу я часто обращаюсь, когда создаю свои коллекции…

Мамы и брата уже нет. Но у меня есть сын Егор и любимая внучка Маруся. Они продолжают мое дело.

Павловопосадские… юбки

– После школы я поступил в техникум учиться на художника текстильного рисунка. А потом в Московский текстильный институт. И вот там мне как-то дали ножницы и кусок ткани. И я раскроил, а потом сшил рубаху. И надел ее. Это было настоящим чудом: только что это был просто кусок ткани, а теперь – вещь, которую можно носить. И я стал много шить, дарить одежду друзьям, знакомым. Этот восторг от работы сохранился у меня навсегда. И я мечтал о творческом будущем.

После института я должен был работать в Доме моды на Кузнецком Мосту. А меня направили на фабрику, где шили одежду для села. Но я не отчаялся. Погрузился в историю моды – мне особенно нравилась мода 20-х годов. И сделал очень смелую, как оказалось, коллекцию – телогрейки из цветного материала. А к ним нашил юбок из павловопосадских платков. Да еще валенки покрасил в разные цвета. Скандал разразился ужасный! На худсовете как только меня не ругали. Но мою коллекцию увидел французский журналист и попросил разрешения у вышестоящих органов сделать обо мне репортаж для «Пари матч». Ему разрешили…

Наказание за успех

– Мои телогрейки прогремели на весь мир. Журналист пришел в гости к нам с женой, а мы жили тогда с маленьким сыном в 11-метровой коммунальной комнате в полуподвале. И было так тесно, что фотограф никак не мог переснять мои эскизы. Он даже залез на холодильник, чтобы сверху все снять. И после этого вышел большой материал во Франции, который назывался «Отныне Москва имеет своего большого художника».

А потом вышли публикации в других газетах и журналах. В том числе и в американских. И меня вызвали на Лубянку в КГБ. Наверное, хотели узнать, какую тайну я могу выдать. Никаких тайн я не знал, но на всякий случай меня сняли с должности и послали в цех – шить. И я даже не мог уйти с этой фабрики, так как еще не отработал три года после получения диплома.

И вот я начал шить из тканей, которые годами лежали на складах, из того, что называлось неликвидом. Я очень любил свое дело. И скоро мои модели стали продаваться в магазине на Кузнецком Мосту.

Через три года я все же оказался в Доме моды на Кузнецком Мосту. Меня назначили руководителем экспериментального цеха. Но я еще долго доказывал коллегам, что я не авантюрист, как обо мне где-то говорили. В Советском Союзе тогда было 15 домов моделей. И была настоящая творческая конкуренция! Я работал с коллегами и объяснял им, что и как нужно делать. Иногда задаю себе вопрос: откуда я знал, что нужно было говорить? Но тогда я это точно знал и говорил. Я был, как понимаю, проводником каких-то новых идей. Видимо, это была моя миссия. Потом появились единомышленники – и началась моя интереснейшая жизнь, за которую я очень благодарен судьбе. В ней было все: и взлеты, и падения, и даже разочарования. Но я не изменил своему призванию, остался художником…

Слово друзьям

Алла Щипахина, модель Дома моды на Кузнецком Мосту:

– Вокруг Славы всегда царит аура доброжелательности, трепетного отношения к людям, клиентам. В творчестве у него изящный стиль, точнейшие конструкции и… хулиганство. Без которого он уже не был бы Славой Зайцевым, которого все так любят. Он очень честный. И простой – даже к министрам заходил запросто. Потому что министры уходили и приходили, а он продолжал творить.

Ирина Крутикова, дизайнер по меху:

– Еще в институте Слава устраивал фантастические показы мод, сделанные буквально из ничего. Если для показа нужны были обтягивающие свитера с длинным рукавом, он что-то от чего-то отрезал, тут же к чему-то пришивал. Если нужны цветные колготки, которых тогда в принципе не было, он заставлял моделей надевать на ноги… рукава свитеров. И никому в голову не приходило, что это рукава, так все было красиво и органично. Я всегда питала уважение к тому, что и как делает этот человек, этот великий мастер.

Автор: Мария ДОНСКАЯ, ИА «Столица»