Кто им вернет потерянное время?

Член Общественной наблюдательной комиссии, которая следит за состоянием российской пенитенциарной системы, Ева Меркачева во время визита во Владивосток рассказала об особенностях следственного изолятора «Матросская тишина» и его обитателей: губернаторов, мэров, крупных государственных и общественных деятелей. В том числе и о содержании временно отстраненного главы Владивостока Игоря Пушкарева.

Эти и другие темы обсуждались в авторской программе «Разговор с Андреем Калачинским» на радио «Лемма». «В» приводит избранные моменты беседы с правозащитницей.

Большая ответственность

– Наша организация называется Общественная наблюдательная комиссия (ОНК). В зоне нашего внимания находятся комнаты предварительного заключения, изоляторы временного содержания, следственные изоляторы и т.д., – рассказывает Ева. – Основой нашей деятельности стал закон об общественном контроле. Лично я считаю этот закон уникальным и лучшим в мире. Это тот случай, когда России в правовом поле есть чем похвалиться.

Закон об общественном контроле родился после того, как Россия подписала конвенцию против пыток. Чтобы издевательства и мучения заключенных ушли в прошлое, общественный контроль оказался просто необходим. Как еще узнать, что пыток нет или что они до сих пор применяются? Только пустив в стены СИЗО общество. Чтобы оно глазами своих представителей разглядело ситуацию.

Как туда попала я? В принципе, баллотироваться на роль члена ОНК может любой человек. Среди нас есть домохозяйки, врачи, учителя. Конкурс открытый. Каждый человек может сказать: я хочу наблюдать за тем, как обстоят дела в полиции, в тюрьмах.

При этом стоит понимать, что членство в ОНК – это большая ответственность. Необходимо разбираться, что такое правозащитная деятельность. Это не цирк: пустите меня на экскурсию в тюрьму посмотреть, как там эти заключенные живут.

Надо отметить, что я также работаю корреспондентом издания «Московский комсомолец». Человек должен баллотироваться от общественной организации, которая обязана себя зарекомендовать, действовать в России несколько лет. Это обязательное условие. Я баллотировалась от Союза журналистов Москвы. Коллеги меня выдвинули на этот важный пост, сказали: наш человек будет присутствовать в самых темных местах, которые есть на территории столичного региона, и рассказывать, что там творится.

Наши отчеты – это не скучные чиновничьи записи со статистикой правонарушений. Нет, мой отчет, например, это и пост в соцсети Фейсбук, и статья в газете «Московский комсомолец». Формы могут быть любыми. Главное – рассказать как можно большему числу граждан: там творится то, чего в правовом государстве быть не должно, что заставляет шевелиться волосы на голове. И давайте срочно что-то с этим делать.

Тяжелое дело

В ходе беседы Андрей Калачинский упомянул о недавней трагедии в СИЗО № 1 Владивостока: пожар в изоляторе унес жизни двух людей. Что говорит по этому поводу ОНК?

– Дело в том, что каждая ОНК действует на территории конкретного региона, где она была создана. Я представляю наблюдательную комиссию Москвы. Поэтому могу говорить и действовать только на территории столицы, – объясняет правозащитница. – По идее, в данном случае помимо правоохранительных и надзорных органов со стороны общества должна разбираться местная ОНК.

Полагаю, что во многих регионах для этого не хватает людей. Мало у кого возникает желание ходить по колониям. Это очень трудно. Как только вы получаете мандат ОНК, на вас обрушивается поток жалоб. Не все из них будут соответствовать действительности. Множество людей будут вам рассказывать, что их бьют и пытают. Вы приедете к ним, а на самом деле люди просто желают привлечь к себе внимание. Может, у него срок 15 лет и ему просто скучно. Может, человек хочет насолить тюремному начальству. Все что угодно может быть.

К тому же Москва – большой, но скучный регион. За день можно объехать сразу несколько изоляторов. А представим, например, Мордовию или Приморский край, где колонии расположены за сотни километров друг от друга. И чтобы из одного места приехать в другое, нужны средства и время. Ведь общественникам никто транспортные расходы не оплачивает. Плюс к тому надо как-то отпроситься с работы. Неудивительно, что желающих стать членами ОНК в регионах совсем мало.

Обитатели «Матросской тишины»

Игорь Пушкарев является одним из 11 тысяч заключенных, которые находятся на территории Москвы. Несмотря на это, он запоминается и выделяется среди остальных, отметила правозащитница.

– Игорю Пушкареву очень повезло (если, конечно, в данном случае можно использовать это слово): он находится в небольшом изоляторе федерального подчинения на территории «Матросской тишины», – рассказывает Меркачева. – Этот изолятор рассчитан на 80–90 человек. Конечно, правила распространяются одинаково на всех арестантов. Но между изолятором, в котором содержится больше тысячи человек, и изолятором, в котором меньше ста, есть серьезное отличие. В большом и переполненном учреждении начальник объективно не сможет увидеть и узнать проблемы каждого заключенного.

Этот изолятор рассчитан на серьезных персон. Можно открыть любую камеру и воскликнуть: «Ба! знакомые все лица». Кого-то вы видели лично, кого-то по телевизору, о ком-то слышали. Поэтому Игорь Пушкарев находится как минимум в нескучной компании.

Мы посещали его несколько раз. В какой бы камере он ни находился, все лица в ней были узнаваемы. Когда я пришла к нему в первый раз, он сидел с Эриком Китуашвили, знаменитым блогером, основателем автомобильного сайта «Смотра.ру». У него были миллионы подписчиков в соцсетях. Это человек с активной жизненной позицией, в свое время боролся с взятками ГИБДД. В итоге был сам обвинен в мошенничестве с автостраховками.

Сейчас у них в камере находится бывший директор «Гоголь-центра» Алексей Малобродский, который проходит по нашумевшему делу режиссера Кирилла Серебренникова и обвиняется в хищении государственных средств в рамках театральной деятельности. История интересная, она у всех на устах. Его обвиняют в том, что он не ставил спектакль, за который ему заплатили, хотя многие этот спектакль видели, и даже рецензии выходили. Поэтому непонятно, что вообще происходит.

Что касается самого изолятора, то там в свое время находились несколько губернаторов, в том числе экс-глава Сахалинской области Александр Хорошавин. В настоящее время он этапирован по месту суда. Нужно понимать, что скоро так же переведут во Владивосток Игоря Пушкарева. Согласно законодательству заключенный должен содержаться там, где проходит суд. Это логично, иначе его просто не смогут возить на заседания. Есть периоды, когда они идут одно за другим. Объективно Игорь Пушкарев скоро окажется в СИЗО Владивостока.

Об Игоре Пушкареве

– Мое первое впечатление о мэре Владивостока: это очень приятный человек. С богатым юмором и активной жизненной позицией, – делится мнением правозащитница. – Даже в самом начале, практически сразу после задержания, когда, казалось бы, человек должен быть подавлен, он все равно выглядел бодро и много шутил.

Энтузиазм и активность Игоря Пушкарева быстро передаются другим. В камере он занимается йогой и приучил к этому занятию своих соседей. По утрам они открывают окна, закаляются, делают Сурью намаскара – известный комплекс упражнений в йоге. Еще глава Владивостока приучил соседей есть правильную и вкусную рыбу.

Он читает целые лекции о Владивостоке, о его развитии. Были такие моменты, когда я приходила и каждый из заключенных в камере говорил, что после освобождения поедет жить во Владивосток. Глава приморской столицы умеет рассказывать и о городе, и о его людях так, чтобы было интересно, умеет увлечь остальных.

Должна сказать, что он был достаточно объективен. Я первый раз оказалась во Владивостоке. У меня была возможность пообщаться с разными людьми. Сложилось впечатление, что приморцы – люди светлые, радушные, с моторчиком внутри. Здесь, как мы говорим, ощущается московская движуха.

Знакомство с Владивостоком у меня началось с его мэра. И он по духу оказался таким же, как и город: активным, оптимистичным, харизматичным.

Были и другие представители Приморья в «Матросской тишине». Те люди, которые отвечали за строительство Приморского океанариума. Они были в подавленном состоянии. Есть люди, которые априори не способны принять выпавшую им долю. Когда что-то случилось и мы не можем с этим ничего сделать, обычно остается только один вариант: изменить свое отношение к этому.

О методах следствия

– Я считаю, что если человек не убил другого человека, не нанес ему тяжких телесных повреждений, то его можно исправить другими методами, а не закрывать в тюрьме, – полагает Ева Меркачева. – Существует масса альтернативных видов наказания. Но сейчас человека закрывают в СИЗО, отрывают от семьи, от детей. У кого-то больные родственники. Ситуации разные. В изоляторе такие условия, что даже телефонный разговор осуществляется только с разрешения следователя. А следователь редко дает такое разрешение, если человек не идет на сотрудничество, не признается. Это определенный элемент давления.

Был случай, когда человек сидел за решеткой третий год. У него дома одинокая мать-старушка. Живет где-то на краю России. Врач говорит ей, что жить осталось недолго. Она на последние деньги покупает билет. Надеется последний раз увидеть сына перед смертью. Стоит каждый день у ворот СИЗО, просит следователя дать разрешение. Следователь ей отказывает. Представьте, что испытывал ее сын. Конечно, в тот момент он готов был взять на себя вообще любое преступление.

Это неправильно, и так быть не должно. В законе сказано, что телефонные звонки и свидания возможны с разрешения следователя. На наш взгляд, данная формулировка нарушает конституционные права человека. Мы подготовили поправку в закон, чтобы такие вопросы решались не только следователем.

О людях по ту сторону

– Я люблю людей и не делю их на заключенных и вольных. Это неправильно. Оказаться в условиях изоляции может каждый, – говорит правозащитница. – Есть, конечно, персонажи, которые не вызывают ни малейшего сочувствия. Иногда при общении с ними приходится переступать через себя.

Такая история была с няней, которая отрезала ребенку голову в Москве и ходила с ней у остановки метро. Кошмарный случай. Общаться с ней было невыносимо тяжело. Это страшный человек, которого нельзя оправдать никакой болезнью или психическим расстройством. В разговоре с ней выяснилось, что она оскорбленная женщина. Ее бросил муж, и она завидовала русской семье, в которой все шло благополучно. Ее раздражало чужое счастье, чужой ребенок. В ней все время росла и накапливалась ненависть. Я спросила, не жалко ли ей ребенка. Она ответила: жалко, но себя-то жальче… То есть при всем при этом она еще себя и жалела. Такие чудовища должны быть изолированы от общества сразу.

Но в большинстве случаев я видела таких людей, которые, знай я их до заключения, стали бы для меня моральными авторитетами. И таких, которые до сих пор ими являются.

Например, я познакомилась в СИЗО с одной учительницей. Не просто учительницей, а учителем года. Потрясающий педагог, которую дети просто обожали. Но у всех есть какая-то личная история. У нее была своя. Был сожитель, с которым она рассталась. Потом нечаянная встреча на улице. Она шла с ребенком. Он шел пьяный. Стал приставать, толкать, оскорблять ее. Тогда женщина вытащила из сумки первое, что попалось (а попался штопор), и поранила бывшему сожителю руку. Поранила не сильно, но ее сразу же закрыли в СИЗО. На суде мужчина пришел и извинился перед ней. Сказал, что сам виноват, попросил освободить. Ее освободили. Но кто вернет ей месяцы, проведенные в СИЗО?

Мы должны понимать, какие там бывают люди. Это люди, которые еще не признаны виновными. Возможно, их еще оправдают. Но кто вернет им потерянное время? 

Автор: Евгений СИДОРОВ