Первую мировую Владивосток встретил с энтузиазмом

Мы продолжаем нашу рубрику «Урок истории». Сегодня собеседник «В» Петр Александров, научный сотрудник музея имени Арсеньева. 

В залах выставки «Первая забытая», что работает в музее имени Арсеньева, звучат военные марши. На стене карты военных действий и карты, показывающие, как изменился мир после окончания Первой мировой войны… А мы с Петром Александровым говорим о том, что значила эта война для Владивостока и, вообще, заметил ли ее город, ведь мы тут далеко, на востоке…

Напомним, что Первая мировая война началась 28 июля 1914-го и закончилась 11 ноября 1918 года. Формальным поводом послужили события в Сараево, где 28 июня 19-летний боснийский серб студент Гаврило Принцип застрелил австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда и его супругу Софию Хотек. Для России Первая мировая началась 1 августа, когда Германия объявила ей войну.

Черносотенцы против всех

– Петр Германович, существует мнение, что Первая мировая никак не коснулась нашего города.

– Однозначно ошибочное мнение. Интервенция – прямое следствие Первой мировой. Это только один факт. Ну и самое главное – через порт Владивостока шли тысячи тонн грузов от союзников, наши земляки воевали на фронтах в Европе, так что… Нет, эта война была близко.

– Как быстро город на другом конце России узнал о войне и как это известие восприняли его жители?

– Информационные потоки лета 1914 года, как вы понимаете, отличались от современных. О новостях узнавали по телеграфу (представляете, что могла вместить эта тоненькая бумажная ленточка, – разве что самое скупое изложение событий), а то и спустя какое-то время…

Если судить по газетам того времени, то события, происходившие на Балканах, освещались настолько полно, насколько было возможно. Но ощущения трагичности, напряженности не было. Вероятно, были люди, которые в силу склада характера, темперамента чувствовали все острее, ярче… Но в целом владивостокцы поддерживали ту политику, что велась Российской империей.

О том, что страна вступила в войну, жители тихоокеанской окраины узнали фактически без задержек. Общество встретило это известие небывалым подъемом патриотизма. Против выступали только те политические партии, которых мы называем общим понятием «черносотенцы». Общеизвестно, что их отличала яростная славянофилия, квасной патриотизм, который при этом, как ни странно, сочетался с такой же сильной германофилией. Эти люди считали Германию более близким союзником России, чем Великобританию. Англофобия у них была очень сильно развита. Замечу, что тому имелись веские причины, – Англия весьма своеобразно относилась к России до Первой мировой.

Но в целом – если не считать черносотенцев – общество поддержало войну. Никто не предполагал, что она окажется настолько тяжелой и длительной и что закончится так печально.

Всех успокоил столыпинский галстук

– В советское время было принято считать, что к 1914 году в России вполне сформировалось революционное рабочее движение (ведь был же 1905 год!), которое категорически не одобряло войну.

– Хочу заметить, что это никак не соответствует действительности. В своих работах Троцкий, да и Ленин писали о том, что в шовинистическом угаре (как они это называли) многие рабочие, которых большевики расценивали как свою ударную силу, ушли на войну. Замечу, что большинство этих рабочих погибли, поскольку в начале войны методы, применяемые в русской армии, были весьма устаревшими (так, в атаку шли фактически цепью, плечом к плечу на пулеметы!). То есть в начале войны рабочее движение было сильно подорвано.

– То есть нельзя сказать, что во Владивостоке в 1914 году было неспокойно?

– За революцией всегда следует откат, реакция. Столыпинские галстуки (так депутаты думы в 1907 году в пылу дебатов назвали веревку для виселицы) во многом способствовали тому, чтобы выбить из общества моду на революции. В среде молодежи тогда считалось модным и, как сказали бы сейчас, прикольным кидать бомбы в разных государственных чиновников. Причем подчас барышни кидали их так, что чиновники оставались живы, а погибали случайные прохожие.

Но во Владивостоке основную скрипку в обществе играли военные, мы жили в генерал-губернаторстве, а это особый способ функционирования территории и системы управления. А наш город к тому же еще и крепость. Так что здесь было спокойно. Всякого рода смута быстро подавлялась – полиция и жандармерия работали всерьез. Хотя следует заметить, что больше они старались выслеживать иностранных шпионов.

И осталась петля на Первой Речке

– В какой момент стало ясно, что наш город станет той точкой, через которую пойдут все важнейшие грузы от союзников?

– Война началась в августе. А осенью, после того как вступили в войну Болгария и Турция, проливы Средиземноморья оказались закрыты. Вот-вот должна была завершиться навигация в Архангельске, а Мурманск (Романов-на-Мурмане) еще только собирались основать. Стало ясно: грузы пойдут через порт на Тихом океане. Наш порт.

– Что появилось во Владивостоке благодаря – как бы странно это ни звучало – Первой мировой войне?

– Во-первых, значительно расширились площади порта. Было построено огромное количество ангаров, последние из которых были снесены уже в нынешнем веке. Во-вторых, построены вагоносборочные мастерские – там, где сегодня пустырь на промзоне Первой Речки. Вот та петля, которую в этом районе делает электричка, появилась как раз потому, что именно на этом участке были построены мастерские. До того железная дорога шла напрямую, а потом сделали отвод к мастерским, да так все и осталось. Кстати, мастерские разобрали только в 30-е годы прошлого века…

И еще вот такая зарисовочка: в 1916 году во Владивостоке жило около 100 тысяч человек. В 1914-м ощутимо меньше, причем весьма ощутимо. Как только пошли грузы, сразу же стало ясно, что не хватает рук для их обработки, для ремонта и сборки вагонов, для всего. Стали вербовать людей в Западной Сибири, на Урале. Мне доводилось в архиве читать воспоминания одного участника Гражданской войны в Приморье. Он был родом из Поволжья, во Владивосток попал именно по вербовке в 1916 году на работу в вагоносборочных мастерских и остался здесь.

Активизировались работы по сооружению Владивостокской крепости, хотя окончательно достроить ее так и не удалось.

Первая мировая война способствовала тому, что Владивосток стал быстро расти и развиваться. Война – как бы страшно это ни звучало – всегда способствует развитию совершенно неожиданных сфер жизни общества, не говоря уже о медицине, технике…

Через порт Владивосток за время Первой мировой прошел огромный объем груза: боеприпасы, обмундирование – все, что касается армии… Первоначально порт справлялся со своей задачей, а потом приходилось все больше и больше строить складов, ангаров – сначала в порту, потом на окраинах Владивостока, потом в Гродеково. А потом уже и не до складов было, просто либо брезентом накрывали грузы, либо делали подмостки…

– Изменилась ли в нашем городе демографическая ситуация с началом войны?

– Трудно сказать. Дело в том, что на смену убывшим частям во Владивосток стали поступать так называемые ополченческие дружины, в задачи которых входила поддержка порядка, ну и заполнение казарм. Ополченцы были людьми солидного возраста, на краю призыва – около 45 лет, солидные, семейные. Этот факт, кстати, потом аукнулся, когда был подписан Брест-Литовский мир. Но об этом чуть позже…

Боялись не успеть. На войну…

– Боялись ли горожане, что в город по-настоящему придет война и в бухту Золотой Рог, например, войдут немецкие военные корабли?

– Флот немецкий вряд ли бы добрался до Владивостока, однако все помнили, что в Китае имелись значительные сферы влияния Германии и Австро-Венгрии. Кроме того, пока Япония не определилась, на чьей стороне она будет и не вступила в войну на стороне Антанты, все весьма опасались, что она станет союзницей Германии. И первые два месяца войны во Владивостоке витала атмосфера ожидания. Замечу, что войска Приамурского военного округа ушли на фронт с опозданием, их не трогали, боялись атаки японцев. Вот такой приведу факт: небезызвестный атаман Семенов, один из будущих лидеров Белого движения, в те годы проходил службу в полку, квартировавшем в Приморье. Как раз перед началом и в первые дни войны на него была возложена задача гонять хунхузов в районе современного Артема. И вот после выполнения задачи он сразу подал начальству рапорт с просьбой отправить в действующую армию, пусть даже в пехотный полк. Он всерьез боялся, что война закончится, а он не успеет даже повоевать… Замечу, что такие настроения были вполне типичны. Еще один будущий лидер Белого движения на востоке России барон Унгерн тогда проходил службу в Амурском казачьем войске. И вместе с двоюродным братом они сразу же написали рапорты о направлении на фронт. Попали в армию к генералу Самсонову, были в окружении, брат барона погиб, а сам барон вышел из окружения…

– Судя по всему, в обществе в то время царило шапкозакидательское настроение, мол, германец нам не противник…

– Безусловно. Вера в скорую победу (мол, не сегодня-завтра, да с такими союзниками, да с учетом того, что Австро-Венгрия состоит из славян и скоро развалится) жила в обществе какое-то время. Такое настроение царило примерно до тех пор, пока наша армия не потерпела одно поражение за другим…

– И когда же в нашем городе почувствовали, что Россия увязла в войне?

– Тяжелое смятение по всей России возникло осенью 1917 года. В 1914-м была эйфория, в 1915-м думали про временные трудности и неуспехи, в 1916 году был Брусиловский прорыв, который общество встретило просто восторженно. Но в то же примерно время во Владивосток хлынули беженцы. Да-да, из западных регионов страны к нам стали приезжать беженцы, которые рассказывали, что творится там, на другом конце России. Вот мои предки как раз были беженцами. Они жили под Сморгонью в нынешней Белоруссии. Кстати, история этого города жуткая, его еще называют «русским Верденом»… Через него проходила линия русско-германского фронта, и в течение двух лет шли там тяжелейшие позиционные бои. Город буквально вымер, его даже в газетах того времени мертвым называли. Вот оттуда и убежали мои предки…

Весной 1917 года – после Февральской революции – снова общество охватило эйфория. Замечу, что поначалу после революции в армии сохранялся порядок, но недолго.

А потом пришла Октябрьская революция. Серия неудачных летних наступлений наших войск, с большим трудом остановленный враг. Все смешалось, как говорится. Люди оказались в непонятной ситуации, было трудно понять, кто теперь власть и что происходит.

И тут вмешались белочехи

– Власть советов далеко не сразу установилась во Владивостоке…

– Да, у нас в городе и боев-то революционных не было, взятие власти у нас шло почти мирно и ползучим методом, можно сказать.

Революционный процесс развивался так, как его понимали местные деятели этого движения, а они были в основном весьма либеральными, поскольку многие долго жили за границей и возвращались после Февральской революции через Владивосток. Например, Нейбут, Уткин, Краснощеков…

И когда в городе царило двоевластие (городская дума, земская управа и против них Совет рабочих и солдатских депутатов), многие большевики заседали и там, и там. Известна история, когда в декабре 1917 года (по старому стилю) британский и японский крейсера просто зашли в гавань и стали на рейд без какого бы то ни было разрешения, местная дума выразила яростный протест, а одна из самых ярких речей по этому поводу была произнесена Константином Сухановым. Здесь, на местах, земские органы и советы пытались как-то взаимодействовать, не очень, видимо, понимая, что там впереди и как. Но тут во все происходящее вмешались белочехи.

Кстати, они тоже порождение Первой мировой. Чехи, проживавшие в России (а их было от 100 до 120 тысяч), были российскими подданными, и первоначально инициатива создания чешских дружин шла именно от них, снизу. Вообще, чехи в России – тема моего исследования, об этом я могу говорить очень много, но здесь остановлюсь вкратце. Постепенно эти подразделения пополнялись военнопленными, и к осени 1917 года появился Чешский корпус. В это время большевики вышли с мирными инициативами, и Чешскому корпусу следовало определиться, что делать в этой ситуации. Компромисс был найден. Французы взяли корпус на баланс и сделали его частью Чехословацкого войска, которое формировалось во Франции. Интересно вот что: это самое войско насчитывало от силы 15 тысяч штыков, Чешский корпус же в России, по самым радикальным прикидкам, насчитывал 70 тысяч, а наиболее верное число – 30–35…

Встал вопрос: как эвакуировать их во Францию? Решили везти через Транссиб. Предполагалось, что их посадят на суда и увезут во Францию.

Но, когда первые чехи прибыли во Владивосток и доложили, что готовы садиться на корабли, французы развели руками: у нас кораблей нет, обратитесь к англичанам. Англичане изумились: а мы договаривались? Идите к американцам! Американцы отправили к японцам. Чехи и сами не понимали, что происходит, а в Версале думали, что с ними делать. Чешский корпус растянулся по всему Транссибу, во Владивостоке было 14 тысяч штыков… Им сказали: вы остаетесь в России и помогаете воссоздавать Восточный фронт против Германии. А когда Россия вышла из войны, корпус не понимал, что они делают в стране. Началось моральное разложение, затем восстание, которое, кстати, подтолкнуло союзников на интервенцию. Ведь она отчасти проводилась под лозунгом помощи чехам. По воспоминаниям современников, над этим лозунгом смеялись буквально все. Огромная американская армия отправляется защищать вооруженный корпус?

Товаров жалко…

– Интервенция отложила приход советской власти в Приморье на четыре года…

– Безусловно. Основными игроками интервенции со стороны Антанты на востоке были Япония и США. Летом 1918 года Франция прислала к нам один батальон колониальных войск, состоящий частью из вьетнамцев, частью из уроженцев Эльзаса и Лотарингии. Англичане прислали сначала один колониальный батальон, потом еще… И только США и Япония вводили большие контингенты. Прежде всего они были заинтересованы в восстановлении русского фронта, но расходились в методах. Кто-то считал, что нужно создать и поддержать новое правительство, которое продолжит войну, кто-то – что союзники сами должны восстановить фронт, а уж русские подтянутся.

Было еще одно опасение, связанное именно с Владивостоком. Помните, я говорил об огромном количестве грузов, которые находились во Владивостоке и Гродеково? Так вот, представители Антанты, расценивающие правительство Ленина как плывущее в германском фарватере, опасались, что после заключения Брест-Литовского мира Россия, которой нечем платить репарации и контрибуции, отдаст Германии то, что лежало на этих складах. Несмотря на то что все эти грузы были оплачены царским правительством и фактически принадлежали России, страны Антанты очень не хотели, чтобы из их оружия в них вдруг начали стрелять немцы. Так что ввели войска, дабы защитить эти самые грузы.

– Как восприняли во Владивостоке известие о том, что заключен мир и Россия выходит из войны?

– А вот это интересно! Центральный исполнительный комитет в Сибири, так же, как дальневосточные советы, воспринял мир как предательство революции. Они считали, что революционная русская армия принесет огонь революции в Европу на своих штыках. И Владивостокский совет осудил Брест-Литовский мир, что в советской истории замалчивалось.

Впрочем, тогда общество вообще слабо понимало, что происходит. Традиционно офицеры русской армии были аполитичны, это всячески поддерживалось и культивировалось в военных училищах. В 1917 году это сыграло с армией злую шутку. Генерал Корнилов не встретил той поддержки, на которую рассчитывал, именно из-за того, что офицеры не понимали происходящего.

А вот в среде ополченцев (тех самых, что оказались во Владивостоке взамен регулярных частей) мир встретил поддержку. И это было закономерно. Человеку почти 45, у него жена и дети, они там где-то еле-еле выживают, а он тут во Владивостоке не пойми что делает… И подписание мира воспринималось ими как долгожданная развязка, они могут ехать к семьям, наконец-то все закончилось. Это, разумеется, использовали большевики…

– Владивосток в определенном смысле выиграл от Первой мировой?

– Он находился в парадоксальной ситуации. У нас ведь война фактически не закончилась в 1918-м. Посмотрите: в 1916-м у нас было 100 тысяч населения, а в 1922-м – 400 тысяч! Во многом за счет беженцев, теперь уже не только от войны, но и от революции и советской власти. Люди жили на головах друг у друга, даже в здании музея было множество квартир. А осенью того же года, когда ушли последние суда с эмигрантами, в городе осталось 200 тысяч населения. Да, экономически мы выиграли, но в целом… 

Кстати

В одном из залов выставки «Первая забытая» представлены кружки для сбора пожертвований на нужды армии. По словам Петра Александрова, идея помощи армии была чрезвычайно актуальна по всей России, и в нашем городе в том числе. Кружка для сбора пожертвований висела на здании, где сейчас располагается музей, на здании земской управы (примерно там, где сейчас администрация края). По улицам ходили люди, собиравшие пожертвования, проводились балы и разные мероприятия, часть сбора от которых шла на закупку всего того, что могло бы хоть как-то облегчить и скрасить жизнь воина в окопах: шоколад, теплые вещи, медикаменты…

Справка «В»

Столыпинский галстук

wikipedia.org

19 августа 1906 года в качестве меры исключительной охраны государственного порядка был принят «Закон о военно-полевых судах». 

Предание суду происходило в течение суток после совершения преступления. Введение военно-полевых судов было вызвано тем, что военные суды (постоянно действующие), на тот момент разбиравшие дела о революционном терроре и тяжких преступлениях в губерниях, объявленных на исключительном положении, проявляли, по мнению правительства, чрезмерную мягкость и затягивали рассмотрение дел.

В своей речи от 13 марта 1907 года перед депутатами II думы премьер Столыпин так обосновывал необходимость действия этого закона:

«Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя от распада».

Подавление революции сопровождалось казнями отдельных ее участников по обвинению в бунте, терроризме и поджогах помещичьих усадеб. В основном казни приводились в исполнение через повешение.

Смертная казнь у многих вызывала неприятие, и ее применение напрямую стали связывать с политикой, проводимой Столыпиным. В частности, один из видных кадетов Родичев во время выступления в запальчивости допустил оскорбительное выражение «столыпинский галстук» как аналогию с выражением Пуришкевича «муравьевский воротник» (подавивший польское восстание 1863 года Муравьев-Виленский получил у оппозиционно настроенной части русского общества прозвище Муравьев-вешатель). Премьер-министр, находившийся в тот момент на заседании, потребовал от Родичева удовлетворения, то есть вызвал его на дуэль. Подавленный критикой депутатов Родичев публично принес свои извинения, которые были приняты. Несмотря на это, выражение «столыпинский галстук» стало крылатым. Под этими словами подразумевалась петля виселицы.

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ