Барышня и капитан

Продолжение. Начало в номерах «В» за 17 и 24 мая

Нина весь предыдущий вечер в общей для них комнате в интернате вела политинформацию для Анны:

– Ну и что ты теряешь? Койку здесь у тебя и так через неделю отберут. Куда потом? В Иваново, к маме? «В деревню, в глушь, в Саратов, к тётке?» В Доме пионеров кружок танцев вести?

Он же на тебя запал по-крупному, ты видела? Глупость сделаешь, если не пойдёшь на свидание. Может, выгорит, может – нет, но мы не должны ждать милостей от природы! Наша задача – самим их взять.

Ты подумай – моряк заграничного плавания, это же мечта половины девушек в стране. А вторая половина мечтает о дипломатах. Ха-ха! На всех не хватит. Ты видишь, что в стране делается? Деноминация, инфляция, денежная реформа -только и слышно в маршрутках. То чёрный вторник, то чёрный четверг... Не хватало ещё сиреневой пятницы. Непонятно, как дальше жить? На что рассчитывать нам, бедным девушкам? Только на свою красоту и молодость!

Бери пример с меня – я недолго раздумывала, кто первый попался на пути, тот и ладно. А сейчас, выходит, повезло мне с машинистом – электрички в Долгопрудном точно не отменят, иначе как народ в Москву на работу добираться будет. Хотя если посмотреть вокруг – заводы встали, люди без работы, без денег, то всяко может повернуться. Ну, и ничего, у него права есть, в такси пойдёт. Главное, что он меня любит и замуж уже позвал. В сентябре свадьбу сыграем.

А ты ещё раздумываешь – тут принц такой, на белом пароходе. Вприпрыжку по площади за тобой бежал, аж запыхался, чтобы свидание тебе назначить.

– Откуда ты знаешь, на каком пароходе? – Аня прервала монолог подруги. – Может, он зелёного цвета. Или синего. И что я должна делать? Протянуть руки и сказать: через неделю меня выселят из интерната, а к маме я вернуться не могу. Потому что в моём доме теперь живёт новый мамин муж и их ребёнок. Позови меня с собой? В даль светлую? Ты вообще представляешь себе, где этот медвежий угол, Владивосток? Я – нет.

– Что ты пугаешь меня и себя? – Нина позиций сдавать не собиралась. – Какой угол? Далеко, конечно, не спорю. Я даже не знаю, это дальше, чем Сахалин? Кажется, он самый крайний там, на Востоке. Или Камчатка? Да какая разница? Ну и что, что далеко? Зато ты видишь, какие там парни водятся. Красивые, здоровые, умные, смелые, благородные! Как он вчера за нами – и раз! Защищу тебя от хулиганов, прекрасная Дульсинея! И – два: замёрзну, в льдинку превращусь, пока буду ждать незабвенную свою барышню!

И девчонки захохотали, вспоминая вчерашнюю сцену расставания.

– Да уж, классные ребята. Не навязывались, не дерзили, нормальные парни. – Аня искала аргументы «за», чтобы пойти на свидание. И аргументы «против».

– Не вижу смысла туда идти. Он уедет, вернее, улетит, а я ...

– Вот-вот. А ты? А ты – куда себя денешь? В Иваново, на соседней с мамой улице квартиру снимать? Не будешь же ты теснить родных в вашей однокомнатной? Бывшей вашей... – Нина споткнулась в разговоре, понимая, что говорит подруге не очень приятные вещи. – Ну, я имела в виду в бывшей вашей с мамой квартире, а теперь ещё и отчима...

И с работой, что у вас там с работой? Театра оперы и балета у вас нет, в драматический балерины не требуются, только в кукольный, если танцевать за ширмой для собственного удовольствия. Это ты себе так видишь своё будущее?

Так что твой путь там – кружок танцев в Доме пионеров и школьников. Если он ещё сохранился. Но на жизнь тебе такой зарплаты не хватит, да сейчас неясно, будет ли она вообще. И с женихами там не очень-то, если верить поговорке.

– Да нормально там, как везде. Одноклассницы мои, бывшие, уже выходят замуж одна за другой. – Аня встала на защиту родного города.

– Вот-вот, уже всех женихов и расхватали, тебе не оставили. А тут птица сама в руки летит. Прямо сказочная Жар-птица! – и Нина снова рассмеялась.

– Да как бы не обжечься... – Аня задумалась о чём-то своём.

– Знаешь, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать – и жалеть потом всю жизнь. Дуй завтра на Арбат, а там по ходу пьесы определишься: герой твоей он оперы или мимо проходил.

– Можно подумать, что там, на краю земли, меня сразу в прима-балерины запишут. Там вообще хоть какой-нибудь театр есть? – Аня задала вопрос, на который ни сама, ни Нина ответа не знали.

– Знаешь, подруга! – Нина уже устала убеждать соседку. – Сейчас, как говорит моя мама, не до жиру – быть бы живу! Твои тридцать два фуэте оказались не нужны ни Большому, ни Малому. Нас, подающих надежды, – много, а театров мало. Меня в Долгопрудном ждут, в спортивном клубе вести аэробику, ещё индивидуальные занятия по хореографии буду проводить, спрос есть на это. Я-то как раз с радостью вернусь домой, потому что у меня там есть главное – жених и жильё. Володе от бабушки двухкомнатная досталась. А тебе куда приткнуться? Тут удача сама в руки идёт. Вернее, тебе самой к ней надо идти. Не будет балета на краю земли – зато жених какой симпатичный! Где-то же он там всё равно живёт между рейсами, не на улице же? Вот пойдёшь завтра и всё узнаешь! И не будь дурой!

Ближе к ночи решение девушками было принято. На свидание – идти. Но о чём говорить с незнакомым парнем, Анна не знала. У неё вообще не было опыта серьёзных отношений с противоположным полом. Годы, проведённые в интернате хореографического училища, были доверху заполнены репетициями, уроками, концертами и снова репетициями. Какие мальчики? Когда? И где?

Адочка, интернатский воспитатель Ариадна Александровна, следила за каждым шагом юных балерин. Только поступившим детям – вытереть нос и слёзы, девочкам постарше – помочь «не встать на скользкую дорожку». Какой смысл она вкладывала в это понятие – известно было только ей одной. Но каждую девушку, вернувшуюся из увольнительной в город, она обнюхивала как спаниель, натасканный на алкоголь и табак. И горе тому, кто опоздает из двухчасового «отпуска» по воскресеньям. Три замечания за время учёбы – и свободна балерина, как птица в полёте.

От столичных соблазнов лечение было одно: пахота до седьмого пота у станка. Измученные пальцы, кровоточащие в пуантах под лейкопластырем, не волновали педагогов по хореографии ничуть и нисколько. Каждый из них сам прошёл через эти жернова балетной школы, каждому били по «слишком жирным ляжкам», каждого обзывали коровой, давили на бесталанность, угрожали не ввести в выпускной спектакль. Теперь была очередь их – Нины, Ани и других девчонок, сомучениц по балетному классу. Шесть лет унижений, по шесть дней в неделю, шесть кругов ада в квадрате.

К своим девятнадцати годам Аня знала точно две вещи. Первое: её признали профессионально пригодной, что подтвердил диплом об окончании училища. И второе: её профпригодность никому не нужна.

Ни связей в Москве, ни жилья, ни жениха, ни работы – ничего. Пустота. Уже никто не мучил тренировками, не обвинял, не ругал. Но ноги по привычке сами вели в танцевальный зал, разминка, растяжка, прыжки, вращения – без этих утренних двухчасовых тренировок Аня своей жизни уже не представляла. Адреналин, годами поступавший в кровь во время тренировок и репетиций, жаждал продолжения банкета. «Не будет зала, пойду на тротуар с поручнями» – думала Аня о своём далеко не светлом будущем.

Ещё бы знать, где тот тротуар. В каком он городе вообще? Куда ей через пять дней убираться из Москвы?

***

– Аня! Здравствуй!

Андрей, сидевший на бортике фонтана, увидел светловолосую девушку, шедшую к нему, и поднялся к ней навстречу. «По-прежнему в платье», – отметил он. Только теперь в цвет голубым глазам, длиною чуть выше колена, с широким чёрным ремнём, подчёркивающим и без того тончайшую талию. Андрею показалось, что если он сомкнёт руки на этом поясе, то вся окружность Ани в них легко поместится.

«Она ведь лёгкая, как пушинка, на руках её можно носить, не напрягаясь. В деревне про таких говорили – «бараний вес», – подумал Андрей. Сколько это в килограммах, он точно не знал. Но в училище, когда весь курс отправляли на уборку картошки в подшефный совхоз, пятидесятикилограммовые мешки на борт ГАЗ-66 он с друзьями закидывал играючи.

– Здравствуй, – Аня сказала это тихим голосом и опустила глаза.

– Это тебе, цветы, – Андрей протянул букет и стоял, ожидая похвалы.

Но Аня молчала, пробормотав лишь «спасибо».

– Тебе нравятся фрезии? Или ты розы любишь?

– Красивые, спасибо.

Андрей понял, что без бойкой подруги Нины разговор может закончиться, практически не начавшись. Спасать положение было частью его профессии, в бурсе был даже такой специальный курс, назывался «борьба за живучесть». Похоже, пора применять на практике.

– Слушай, а я совсем забыл, как этот памятник называется, – и Андрей взмахнул рукой вверх, к трону златовласой девушки.

– Это Турандот. Китайская принцесса, которая приговаривала к смерти женихов, если они не могли ответить на три её вопроса.

– Ничего себе, кровожадная какая. А за что же ей памятник тогда?

– Тут история длинная, когда-то композитор Пуччини написал оперу по мотивам персидской сказки. А сказки ведь не всегда добрые, про Бабу-ягу, например, или про мальчика с пальчик. Это же ужас, летящий на крыльях ночи или на метле, неважно, но тоже страшно, между прочим. Ну, не в этом суть. Опера идёт на сценах мира почти с начала века. А наш русский режиссёр Евгений Вахтангов решил поставить художественный спектакль. Его премьера состоялась в этом здании, – Аня показала рукой за спину Андрея.

Он обернулся и только сейчас заметил щиты с театральными афишами. А про себя подумал: мне и в голову не пришло, что здесь театр.

Аня, которая в классической опере разбиралась не хуже, чем Андрей в навигации, обрадовалась возможности хоть здесь применить свои знания. Не факт, что диалог продолжился бы, спроси её Андрей о наличии кафе на Арбате или ближайшего кинотеатра. Не её стихия. А тут – Аня блистала знаниями, отрабатывая диплом.

– Спектакль получился настолько удачным, что с годами он стал чем-то вроде талисмана театра. И вот в прошлом году поставили памятник героине этой сказки, принцессе Турандот. Так-то, конечно, ей уже лет семьдесят, в искусстве, наверное, а в сказке и вовсе... – Аня сделала паузу, пытаясь сосчитать. – Сейчас 1998 год, а первая постановка была в 1922 году. Сколько это?

– Семьдесят шесть уже этой юной принцессе! – Андрей вмиг сосчитал.

Над этой шуткой засмеялась и Аня.

– А ты откуда такие подробности знаешь? Ты любишь в театры ходить?

Эмоция веселья на лице Ани опять сменилась задумчивостью и грустью. Что ответить? Что она любит театр? Любит сцену, закулисье, запах пыльных портьер, свет софитов и особенно себя внутри этого всего? Что театр – это единственное, что могло бы наполнить её жизнь на данный момент. А чем её наполнить в отсутствие театра в настоящий момент жизни – она не знала.

Из-за чего на самом деле грустит Аня? Сможет ли развеять ее печаль Андрей? Узнаете в следующем выпуске толстушки «В». Продолжение следует...