Белое солнце «красного шайтана»

Мало кто знает, что у Павла Верещагина из культового фильма «Белое солнце пустыни» был реальный прототип – командир Гермабского погранотряда Михаил Дмитриевич Поспелов, человек недюжинной силы, которого за огненно-рыжие усы контрабандисты называли «красным шайтаном». Личностью он был поистине легендарной, и судьба у него сложилась не менее драматично, чем у его кинодвойника. 

Подробности из жизни своего знаменитого деда рассказал внук Михаила Поспелова Евгений Попов.

На основе реальных событий

У советского вестерна «Белое солнце пустыни» трудная судьба. Изначально за сценарий взялись Андрей Михалков-Кончаловский и Фридрих Горенштейн. Но вскоре режиссер отказался от задумки, начав снимать другое кино. Над сценарием продолжили работать драматурги Валентин Ежов и Рустам Ибрагимбеков. В ходе работы Ежов встречался с ветеранами – героями Гражданской войны. Их рассказы и легли в основу сценария.

Один из кавалерийских комбригов, боровшийся с басмачами в Туркестане, поведал драматургу о брошенном бандитом-баем в песках гареме. Вместо того чтобы преследовать его шайку, кавалеристу пришлось препровождать «барышень» в ближайший кишлак.

Тогда же Ежов услышал рассказ о легендарном начальнике бывшей царской таможни. Но у сценаристов роль Верещагина была эпизодической. Дополнил и развил ее уже режиссер Владимир Мотыль, который взялся снимать картину…

Сегодня памятники Павлу Верещагину стоят в штаб-квартире Федеральной таможенной службы в столичных Филях, в аэропорту у здания Домодедовской таможни, около зданий Курганской, Луганской, Амвросиевской таможен. Таможенный катер «Павел Верещагин» несет службу на Дальнем Востоке. Колоритный киногерой, которого великолепно сыграл Павел Луспекаев, стал символом чести и неподкупности, а его фраза «Я мзды не беру, мне за державу обидно» – крылатой.

Отец солдатам, гроза басмачам

Могучий и обстоятельный таможенник Верещагин, готовый биться за дело, которое считал правым, стал любимцем публики. Таким же степенным и колоритным, знающим цену жизни и смерти, был и Михаил Поспелов.

Из реального училища его отчислили «за вольнодумство». Но он сумел поступить в Тифлисское военное училище, где был неизменным чемпионом по борьбе и силовым видам спорта. После окончания училища был назначен на должность казначея военного гарнизона в Орле. Но на спокойной непыльной работе быстро заскучал и через три года добился перевода в 30-ю Закаспийскую бригаду пограничной стражи, которая охраняла границу с Персией (ныне Иран) протяженностью 1743 версты (1860 км).

В 1913 году Михаил Поспелов в звании штабс-ротмистра встал во главе Гермабского пограничного отряда (на территории современной Туркмении). В пески Средней Азии Поспелов приехал уже с семьей – женой Софьей Григорьевной и дочками Леной и Верой. Жена Михаила Дмитриевича, статная красавица, была дочерью генерал-майора Генерального штаба царской армии Григория Покровского. Она отлично держалась в седле и умела стрелять из всех видов оружия.

Туркмены-кочевники видели, как рядом с постом Гермаб под руководством белокурого голубоглазого гиганта проходили занятия по верховой езде и вольтижировке. Бойцы учились владеть клинком, на полном скаку рубили лозу.

– Сам дед превосходно владел этими пограничными науками. На ножнах его шашки красовались знаки шести императорских призов за отличную стрельбу и боевые награды, – говорит Евгений Попов. – Эту шашку он бережно хранил всю жизнь. Как самая дорогая реликвия, она висела у него над кроватью.

Поспелов часто бывал в глинобитных мазанках-казармах, где жили его подчиненные солдаты и унтер-офицеры. Вахмистр, ведавший хозяйственными делами отряда, при появлении начальника втягивал голову в плечи. Кулаки у ротмистра были размером с крынку. Он тщательно следил, чтобы вахмистр обеспечивал солдат качественным провиантом, а лошадей – фуражом.

Пограничный пост с подачи Поспелова превратился в оазис. Около казарм посадили грецкий орех, яблони, груши, вишни, курагу, алычу. По руслу реки были сделаны каменные запруды, в которых пограничники стали разводить карпов. Однажды командир отряда на собственные деньги купил у молокан в соседнем поселке Куркулаб молочных поросят, и в Гермабе стали разводить свиней. Позже у басмачей удалось отбить угнанное стадо коров. Все поголовье сдали под расписку на бойню, а одна корова вдруг начала телиться. Ее пришлось оставить. Так в хозяйстве Гермабского погранотряда появилась корова с приплодом…

Русско-персидская граница считалась беспокойной. Полудикие разбойничьи шайки без опаски совершали набеги на туркменские поселения на российской земле: сжигали дома, угоняли за кордон скот, забирали для продажи в гаремы молодых женщин и девушек.

Но все чаще на пути банд басмачей вставали пограничники во главе со своим рыжеусым командиром. Регулярно терпели убытки из-за «красного шайтана» и контрабандисты. Напрасно караванщики с дорогой мануфактурой, шелком, антиквариатом, специями, шкурами, оружием, лекарствами и наркотиками пытались соблюдать необходимые меры конспирации. У Поспелова была разветвленная агентурная сеть. Он поддерживал постоянную связь с местными жителями не только на российской, но и на сопредельной территории.

Михаил Дмитриевич отлично знал местность. Изучив психологию действий йомудов (один из главных туркменских родов) и курдов, он безошибочно определял их обратный маршрут. На пути отступления бандитов пограничники вырастали будто из-под земли. Громить врага предписывалось в пределах семи верст от границы. Но пограничники, преследуя шайки, нередко оказывались за пределами этой зоны. Тем более что командир погранотряда считал, что бойцам нелишне знать, что и где находится на сопредельной стороне.

Даже жена метала гранаты

Молва о ловком и беспощадном ротмистре Поспелове шла не только в округе, но и за кордоном.

– Готовя очередной налет, главари курдских племен стремились избегать маршрутов, проходящих через полосу охраны Гермабского погранотряда. А когда молились, взывали к Аллаху, чтобы он покарал «шайтан-бояра Поспела, красного дьявола», ставшего виновником гибели многих курбаши, – рассказывает Евгений Попов.

На морской границе пограничная стража была обязана осматривать все суда и рыбачьи лодки, пристающие к берегу или отходящие в море, и задерживать их в случае провоза контрабанды. Также в ее обязанности входила охрана выброшенных штормом на мель или на берег судов и перевозимых ими товаров.

На Пасху пограничники получали премии. Пасхальный фонд формировался за счет отчисления 50 процентов от реализуемых контрабандных товаров, задержанных ими.

Поспелов, по словам внука, на эти денежные вознаграждения традиционно покупал лучший туркменский или персидский ковер ручной работы.

После переворота 1917 года революционные события захлестнули и Туркмению. Воспользовавшись хаосом, басмачи стали все чаще нападать из-за кордона на приграничные русские и туркменские села.

– Тогда дед отправился в Ашхабад и, что называется, выбил у военного начальства невиданное по тем временам для пограничников оружие – бомбомет, – рассказывает Евгений Попов. – Это был прототип миномета, выпущенная из него шарообразная бомба летела на 200–300 метров. Один-то бомбомет достать было трудно, в соседних погранотрядах их вообще не было. А дед привез целых два. Он обладал даром убеждения. Отказать ему было сложно.

С победой советской власти в Туркестане солдаты-пограничники, истосковавшиеся по земле, оставив винтовки, разъехались по домам. Изменив присяге, бежали почти все офицеры 30-й Закаспийской бригады пограничной стражи. Казармы опустели. Ротмистр Михаил Поспелов остался верен своему долгу.

Его звали к себе на службу эсеры, когда образовалось временное Закаспийское правительство. Он в ответ сыпал на них проклятия за то, что пригласили в Ашхабад английские оккупационные войска. Он отказался бежать и в Персию, а также идти на службу к генералу Дутову. В конце концов, посчитав Поспелова чудаком, на него махнули рукой.

– Дед не раз повторял жене, дочерям и бывшим сослуживцам: «Я пограничник. Мое дело – охранять границу. И отсюда я никуда не уйду», – говорит Евгений Попов.

Между тем граница осталась открытой. Пограничные наряды перестали патрулировать горные тропы и перевалы. Этим не преминули воспользоваться банды курбаши.

– На случай набега басмачей дед превратил свой дом в настоящую крепость, – рассказывает внук. – Укрепил ставни и двери, распределил по комнатам оружие и боеприпасы, у дверей поставил бомбомет, на окна натянул противогранатные сетки. Еще раз проверил, как жена Софья Григорьевна стреляет из винтовки, револьвера и пулемета, а также метает гранаты…

В период, когда Поспелов остался без личного состава и не было уже ни таможни, ни державы, а кругом бушевала Гражданская война, он стал все чаще прибегать к самогонке. За державу-то было обидно! Примирить его с действительностью тогда мог только пузатый графин с первачом, стоявший в буфете.

Но деятельная натура бравого ротмистра взяла верх. Не в силах больше видеть, как бесчинствуют басмачи, он решил восстановить пограничную стражу из местных добровольцев-туркмен. И вскоре на плацу Гермабского отряда уже учились владеть оружием джигиты из близлежащих аулов и сел. Поспелову помогали несколько вахмистров, оставшихся в отряде.

«Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я ее каждый день, проклятую, есть. Хоть бы хлеба достала…» – говорит в фильме Верещагин жене Настасье.

– С хлебом в период Гражданской войны на самом деле было туго, – подтверждает Евгений Попов. – Новую пограничную стражу надо было кормить, а запасы сохраненного провианта быстро подходили к концу. Когда вахмистр доложил, что хлеба осталось только на три дня, дед снял со стен все девять своих ковров работы текинских и персидских мастериц, упаковал их в чувалы и отправился с вооруженным отрядом в персидский торговый пункт, расположенный в полусотне верст от границы. Там он обменял ковры на пшеницу. Караван из верблюдов доставил в Гермаб мешки с тонной пшеницы. До нового урожая дед за свой счет кормил 50 солдат-туркмен.

Старый волк пустыни

К февралю 1920 года закаспийская контрреволюция была разгромлена. Красноармейский отряд, который выступил из Ашхабада в направлении Гермаба, командир погранотряда Михаил Поспелов встречал колокольным звоном, как на Пасху. Казармы блестели чистотой, в пирамидках стояло смазанное оружие, на плацу дымилась походная кухня с борщом.

У Поспелова была заготовлена приемо-сдаточная ведомость, где было перечислено все имущество отряда вплоть до последней подковы. Но передавать ее кому-то другому не пришлось. Михаил Дмитриевич стал начальником уже советского пограничного отряда…

В фильме начальник бывшей царской таможни Павел Верещагин погибает. У Михаила Поспелова оказалась более счастливая судьба. Он был назначен начальником 1-го района 35-й погранбригады ВЧК, у него в подчинении был 213-й пограничный батальон и под присмотром вся советско-персидская граница. Поспелов принимал участие в разгроме банд басмачей, в частности, основных сил Энвер-паши и банды Ибрагим-бека. В 1923-м стал начальником пограничной учебной школы в Ашхабаде. Получив повышение по службе, переехал с семьей в Ташкент.

«Хорошая жена, хороший дом – что еще надо человеку, чтобы встретить старость?» – говорит Верещагину Абдулла. Эти слова как раз можно отнести к Михаилу Поспелову. До конца дней рядом с ним была жена Софья Григорьевна. Жили они в старой части Ташкента в трехэтажном доме № 29 на улице Урицкого…

Обратившись к дальнейшей биографии Михаила Поспелова, создатели «Белого солнца пустыни» вполне могли бы снять продолжение фильма. Но этого не случилось. Зато к бывалому пограничнику, хорошо знавшему местные нравы и обычаи и прекрасно ориентировавшемуся в бескрайних песках, обратились за помощью академики Александр Ферсман и Дмитрий Щербаков. Для возрождения промышленности, сельского хозяйства и обороны страны нужна была сера. Монополисты в этой области – сицилийские промышленники непомерно вздули цены. Академия наук СССР организовала экспедицию в Каракумы по поиску серы для ее промышленной разработки. Ученые попросили стать начальником каравана Поспелова: в свое время, преследуя басмачей, он не раз натыкался на озера с горячей сероводородной лечебной водой.

Михаил Дмитриевич участвовал в двух экспедициях: в 1925 и 1926 годах. Ходил неизменно в туркменской папахе. Ученые называли его «старым волком пустыни».

Чем хуже, тем лучше

Приключения, в которые попадали участники экспедиции, прежде чем нашли в пустыне серу, – настоящий триллер. В Черных песках, как называли местные жители Каракумы, в то время еще хозяйничали басмачи. Ученым довелось столкнуться с шайками Дурды-Мурды и Ахмед-бека. Тайными тропами караван уходил от разбойничьих племен. Искали броды и конные переправы через реки Атрек, Сумбар и Мургаб. Попадали в песчаные бури, были застигнуты пустынными смерчами. И нередко только большой авторитет Поспелова среди туркмен помогал экспедиции избежать потерь.

По личной инициативе Михаил Дмитриевич составил точные топографические карты Каракумов, нанеся на них караванные пути и верблюжьи тропы, отметив аулы, колодцы и качество воды в них…

– Мама рассказывала, что дед часто говорил: «Чем хуже, тем лучше!». Ему вообще интересно было жить, – рассказывает Евгений Попов. – Силы он был немереной. Подкову разогнуть, лом на шее завязать – это ему вообще было раз плюнуть.

На праздники он любил ездить в Чарджоу или Ашхабад. Там в парках во время народных гуляний всегда стояли аттракционы, в том числе и силомеры. Дед, зная, насколько силен, любил разыгрывать целый спектакль. Ходил вокруг силомера, пока его хозяин не говорил: «Ну что, служивый, давай покажи, сколько у тебя силенок». Дед честно предупреждал: «Я твой аттракцион сломаю!» Это вызывало обратную реакцию, хозяин заводился: «Давай, попробуй сломай. Получится – дам сто рублей».

Вокруг них собиралась толпа, зеваки делали ставки. Дед поднатуживался и, конечно, ломал силомерную систему. Потом брал выигрыш и вел всю толпу в ближайший кабак.

Еще мама часто вспоминала о том, как на Пасху, приняв на грудь, дед выходил на улицу и с криками «Христос воскресе!» целовал всех встречных девок, краем глаза успевая отмечать самых красивых и румяных.

Персональный пенсионер

В Великую Отечественную, когда мужчин призывного возраста забрали на фронт, полковник погранвойск Михаил Поспелов трудился в управлении пожарной охраны Узбекской ССР. После войны был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».

– Меня потом не раз спрашивали: «А как Михаилу Дмитриевичу удалось избежать репрессий? Все-таки бывший белый офицер…» А дед всю жизнь занимался профессиональной деятельностью – границу охранял. Он не стремился к власти, не участвовал ни в каких заговорах или политических играх, – говорит Евгений Попов. – Когда я был у них в гостях, запомнил, как дед чистил серебро. Жили они с бабушкой небогато. Под кроватью у него лежали противогазы. Он все это добро потихонечку продавал и покупал себе водочку.

Последний раз я видел деда в июле 1962 года. Я тогда учился в суворовском училище, мама забрала меня из лагерей, и мы поехали в Ташкент навестить деда с бабушкой. Дед тогда уже не вставал, у него была саркома ноги. Злокачественная опухоль давала себя знать. Он лежал, говорить уже ни с кем не хотел. Когда я к нему подходил, он показывал мне три пальца. Это был традиционный жест, означавший три рубля. Именно столько стоила в магазине бутылка водки. Таким образом дед просил меня сбегать за «сорокаградусной». А бабушка, видя это, из пальцев деда складывала фигу…

– Как сложилась судьба его дочерей, Елены и Веры?

– Тетя Вера всю жизнь прожила рядом с бабушкой и дедушкой в Ташкенте. Она была мастером спорта по пулевой стрельбе. У нее в шкафу хранилась винтовка ТОЗ-8, из которой можно было периодически стрельнуть из окна в воздух.

По специальности она была архитектором. Мама вспоминала, как во время ташкентского землетрясения 1937 года сестра бросила четырехлетнего сына Эдика и сломя голову понеслась к заводской трубе, которую только-только закончили возводить по ее проекту. Тетя Вера стояла под этой трубой и молилась, чтобы она не упала. Если бы упала, то раздавила бы ее…

Мама моя, Елена Михайловна, работала в НКВД, в 4-м управлении погранвойск в Ташкенте старшим стенографистом. Там познакомилась с моим отцом, Леонидом Константиновичем Поповым, он был начальником оперативного отдела. До войны у них родился мой старший брат Валерий. Отец попал на фронт, участвовал в боях под Москвой и на Кавказе. Чудом выжил. В 1943-м принял под свое начало погранотряд на Дальнем Востоке, где родились мы с братом Олегом.

Там моя мама организовала движение. Женщины погранотряда стали шить варежки для бойцов фронта. Отец съездил в Читу, достал восемь швейных машинок. В несколько смен, круглосуточно, сменяя друг друга, они строчили на машинках. После войны, в период массовой демобилизации, в 40 лет мама освоила профессию водителя, получила права. Добилась, чтобы зарегистрировали в погранотряде водительские курсы, и за два года обучила водительскому делу всех солдат.

– Михаил Поспелов никогда не хотел уехать из Средней Азии в Россию?

– В Средней Азии прошла почти вся его жизнь. Он хорошо знал туркменский и узбекский языки, много общался с местными жителями. Был уважаемым человеком. В 50-х годах ему был присвоен статус персонального пенсионера Узбекской ССР. Когда он в старой пограничной фуражке шел по улицам Ташкента, с ним все встречные с почтением здоровались. До последних лет жизни он сохранил военную выправку. Умер дед 10 августа 1962 года, когда ему было 78 лет.

Картина «Белое солнце пустыни» вышла на экраны спустя восемь лет. В фильме у Павла Верещагина на стенах в доме висят фотографии, где он запечатлен в форме офицера дореволюционных времен. На снимках киношный таможенник удивительным образом похож на реального пограничника Михаила Поспелова.

– Каких-то документальных подтверждений, что дед стал прототипом Верещагина, нет, – говорит Евгений Попов. – Но мама рассказывала, что к тете Вере в Ташкенте приходила группа кинематографистов. Она показывала им документы и фотографии – у нее хранилась жестяная коробка из-под дореволюционных восточных сладостей, которая была доверху забита документами и снимками.

Где находится могила Михаила Поспелова, сегодня не знает никто. Известно только, что он был похоронен на старом ташкентском христианском кладбище на улице Боткина. Найти могилу «персонального пенсионера Узбекской ССР» сейчас пытаются энтузиасты, живущие в Ташкенте. Таможенник Павел Верещагин из «Белого солнца пустыни», чей образ во многом списан с легендарного пограничника, стал настоящим народным героем. Должна быть возможность поклониться и самому Михаилу Дмитриевичу Поспелову.

Автор: ​Светлана САМОДЕЛОВА, «Московский комсомолец»