Клеймо навсегда: «Был в оккупации»
Я родилась на Украине, в Черниговской области. Жили мы на хуторе Батуринском. У нас была большая семья: папа, мама, два сына и две дочки. Я была самая младшая. Когда началась война, мне только исполнилось 4 года, а отцу было 52. Старший брат в то время служил на флоте на Дальнем Востоке.
Как жгли людей бандеры
Незадолго до того, как на наш хутор пришли немцы, отец ушел в партизаны. Мама с тремя детьми осталась на хуторе. Сколько всего выпало на нашу долю, даже вспоминать страшно! Не знаю, как мы выжили…
Немцы сразу же выгнали нас из дома, и мы выкопали на огороде землянку, где прожили 2,5 года.
Немцы в нашем хуторе устроили штаб, и потому там было много полицаев – мужиков с Западной Украины, которых мы называли бандерами. Кто-то донес им, что отец ушел в партизаны. Бандеры пришли за нашей мамой и долго ее допрашивали, пытали, чтобы выдала, где база отряда. Но мама и сама не знала! Ее, к счастью, отпустили…
Партизаны не давали покоя немцам: то поезд под откос пустят, то на колонну нападут. И каждый раз после успешной партизанской вылазки бандеры проходили по селу, хватали людей, кто на глаза попался, из землянок вытаскивали, по пять-десять человек сгоняли в сарай, обливали его керосином и сжигали.
Я была маленькая, но хорошо помню ужасающий смрад, стоявший над хутором. Те, кто успел спрятаться, теряли от этого запаха сознание…
Мамин спасенок
В нескольких километрах от хутора был лагерь для военнопленных. Немцы держали там советских солдат – раненых, больных. Мама каждый день ходила туда и кричала нашу фамилию, потому что не знала, воюет ли старший сын или все еще на Дальнем Востоке. Мама думала, может, разглядит его за колючей проволокой или кто услышит фамилию и что-то сможет рассказать. А еще она бросала пленным картошку, кусок лепешки – часть той еды, что ели и мы.
Шел уже 1944 год. И вот однажды мама бросила лепешку пленному, а он подобрал ее и бросил обратно. Она подняла лепешку, а в ней записка: «Я такой-то и такой-то, назовите меня своим сыном».
Мама пошла в комендатуру и сказала, что в лагере военнопленных узнала своего сына и назвала то имя, что было в записке. И попросила его отпустить. Немцы в 1944-м были совсем уже другие. Многие зверствовали, но многие уже понимали, куда веревочка вьется. И маме отдали того солдатика. Мы спрятали его в своей землянке, чтобы, не дай бог, бандеры не увидели. Вот забыла я, как его звали, маминого спасенка…
Летом 1944 года немцев погнали с Украины. Уходя, они буквально до нитки обирали население, увозили все…
Из леса вернулся отец и сразу ушел на фронт добровольцем. Вместе с советскими войсками ушел и спасенный мамой красноармеец.
В 1945-м на отца пришла похоронка: пал он смертью храбрых в боях за Белоруссию. Прочитав это, мама упала с сердечным приступом и полгода пролежала недвижимая. Я не знаю, как мы с сестрой и братом выжили. Нас подкармливал весь хутор, все соседи, помогли даже огород посадить.
На край света за лучшей долей
Брату Саше было уже 14 лет. Он пошел работать, стал трактористом в колхозе. Вскоре открыли у нас на хуторе и школу. Саша окончил 10 классов, уже после Победы, и решил поступать в институт. Но его документы не взяли в приемной комиссии, сказали: бывшим в оккупации не положено, пусть в армию идет служить. Как было обидно!
В 1947 году мы получили письмо из Германии от старшего брата. Оказывается, он прошел всю войну и его часть оставили служить в Германии. Какое это было счастье: живой, здоровый!
В 1952-м из армии вернулся Саша и объявил, что завербуется на стройку где-нибудь в России. Мы с сестрой заплакали: мама по-прежнему болела, выживали с большим трудом. И тогда Саша сказал: давайте все вместе уедем, потому что, если останемся здесь, нам никогда не дадут забыть, что мы были в оккупации. Мама согласилась. Вот так в 1953 году мы оказались в Красноармейском районе Приморья, куда приехали переселенцами.
Встретили нас очень хорошо, выделили дом, Саше сразу дали работу. Помню, как мы впервые зашли в магазин в селе и чуть в обморок не упали: соленая рыба в бочках, консервы разных видов, крабы! Мы такого и во сне не видали.
Прижились мы в Приморье, семьи создали, получили образование, жили счастливо. Уже многие мои родные ушли из жизни, да и самой мне 77-й год. Но свою родину Украину я помню по сей день. И когда сегодня смотрю по телевизору новости оттуда, болит сердце. Мне уж сын запрещает эти новости смотреть: как увижу деток, женщин под обстрелами, вспоминаю войну и плачу, плачу…
Нина НОВОСИЛЬНА, Владивосток
