Анатолий Солоницын: Я не предаю идеалов…

30 августа Анатолию Солоницыну исполнилось бы 80 лет... С трудомверится, что легенду советского кинематографа и любимого актера Андрея Тарковскогов течение четырех лет не принимали в ГИТИС.В результате Солоницын окончил театральную школу-студию при драматическом театрев Свердловске. На роль Андрея Рублева актер приехал в Москву пробоваться сам и былнемедленно утвержден Тарковским, несмотря на возражения многих. Позже Анатолий Алексеевичсыграл у Андрея Тарковского и в других его знаменитых картинах – «Солярис», «Зеркало»,«Сталкер».

Работал Солоницын со многимикрупными режиссерами тех лет – Глебом Панфиловым («В огне брода нет»), АлексеемГерманом («Проверка на дорогах»), Никитой Михалковым («Свой среди чужих, чужойсреди своих»), Вадимом Абдрашитовым («Остановился поезд»). В своем дневникеАнатолий Солоницын как-то написал: «Я не предаю идеалов и стремлюсь к одному:заставить себя жить ими, как бы романтичны они ни были, как бы несовременно онини звучали. Юность — это единственная болезнь, которой я хотел бы болеть всюжизнь. Я мало изменился. Это мое достоинство — может, и единственное».

Он умер от рака легких в 1982году. Ему было 48 лет – самый расцвет для актера…

Об Анатолии Солоницыне в деньюбилея вспоминали те, кто хорошо знал его при жизни.

«Выпьемс горя»

– Когда я узнал, что Толю вочередной раз не приняли в ГИТИС, я пригласил его в Свердловск, поскольку узнало наборе в училище при драматическом театре, – вспоминает брат актера АлексейСолоницын. – Несмотря на всю свою серьезность, Толя любил розыгрыши. Когдарешалась его судьба, я сидел в напряжении и ждал: возьмут его учиться или нет?И вот он приходит домой, видит мой вопросительный взгляд и говорит: «Неприняли!» Ставит на стол бутылку: «Давай, Леша, с горя выпьем!» Я сижу, у меняспазмы в горле – ведь я знал, что он хороший актер! Выпили мы эту бормотуху, онсмотрит на меня и говорит: «Да приняли!» Я чуть с кулаками на него не бросился– целый час ведь он меня мучил!

«Я сразупоняла, что это Андрей Рублев»

– Я не имею прямогоотношения к кино и не так хорошо знала Анатолия Солоницына, но наши немногие встречия забыть не могу, – вспоминает Марина Тарковская, сестра Андрея Тарковского. –Помню, как в марте 1963 года мой муж, режиссер Александр Гордон, зачем-товызвал меня на «Мосфильм». Я приехала и ждала его на проходной. Там было полнонарода. И вдруг слева у входа появился незнакомый молодой человек. Он был безшапки, в черном пальто с поднятым воротником, стоял спокойно, но чувствовалось,что внутри очень волновался, был напряжен. Я сразу поняла, что это – АндрейРублев. Мой брат как раз тогда искал актера на эту роль. Что меня поразило ипочему я поняла, что это Рублев? Лицо его очень сильно отличалось от всех,которые там мелькали. Оно было удивительно чистое и светлое. Чуть позже вместес мужем мы зашли к Андрею. Он сидел забольшим письменным столом, а напротив него сидел этот человек с проходной…Второй раз мы встретились на вечеринке у друзей-художников. Анатолий сидел абсолютно молча, ни скем не разговаривал. Как потом оказалось, ему нужно было долго молчать, чтобысыграть ту самую сцену в «Андрее Рублеве», когда он начинает говорить послеобета молчания. И эти слова должны были вырваться из него как нечто, глубокоспрятанное...

«Такиелюди быстро сгорают»

– Толя был невероятно интересной, незауряднойличностью – разгадать его было невозможно, – говорит Сергей Шакуров. – Мычетыре месяца вместе снимались в картине у Михалкова «Свой среди чужих, чужойсреди своих». Я играл тогда Андрея Забелина, человека взрывного,эмоционального. А Толя – наоборот: персонажа очень интеллигентного, нозакрытого в себе, внутри которого целая буря эмоций! Этот образ, мне кажется,очень созвучен Толе. Люди, которые все носят в себе, быстро сгорают... Однаждымы пересеклись с Анатолием Солоницыным на дубляже в павильоне на «Мосфильме».Мы работали в смежных цехах над совершенно разными картинами: он у Тарковскогоозвучивал «Сталкера», а я даже не помню сейчас, что озвучивал. В перерывах мывыходили покурить. И вот вижу: на другом конце коридора появляется Толя икричит: «Нет, нет, нет! Я больше не могу! Я с ума сойду!..» Подбегаю,спрашиваю, что случилось. «Я не понимаю, что он от меня хочет!» – отвечаетСолоницын. Вот так они работали с Тарковским… Мы много раз встречались, я бывалу него в гостях. У него была замечательная коллекция деревянных досок,расписанных им самим, – вся стена на кухне была увешана. Толя хотел мне как-топодарить одну, но я отказался: жалко было нарушать гармонию – они так хорошосмотрелись все вместе! Сказал: «Да потом как-нибудь!» А потом уже не вышло...

У Андрея Вознесенского естьтакие строчки:

Как спасти страну от дьявола?

Просто я останусь с нею.

Врачевать своею аурой,

что единственно имею.

Не ура­патриотизмом,

не ударом побольнее –

тайной аурой артиста,

что единственно умею.

И Анатолий Солоницын такврачевать умел…

«Онобладал фантастическим диапазоном»

– Когда мы начинали работатьвместе на картине «Свой среди чужих, чужой среди своих», слава уже шла впередиСолоницына, – вспоминает Александр Адабашьян. – За его плечами была сложная ипротиворечивая история с эпохальным фильмом «Андрей Рублев». И когда онпоявлялся на съемочной площадке, как-то все затихали. Он не рассказывалактерских баек, был деловито и сурово одет. Потом я обратил внимание, что унего было очень своеобразное лицо и вообще облик в целом. Толя был особенным.Кого бы он ни играл – он выглядел нетипично. Вроде бы в нем не было чего-тоспецифически дворянского или, наоборот, плебейского, и в то же время он казался не особенносовременным. Толя мог успешно сыграть инженера, следователя, иконописца – и этовсегда получалось ни на что не похоже. Как такового амплуа у него не было – онмог играть все, обладал совершенно фантастическим диапазоном! Он не изображалДостоевского или Рублева – он умел жить в этом…

«Содержательностьсыграть невозможно»

– Он был одним из самых ярких,необычных актеров нашей кинокультуры, – говорит Вадим Абдрашитов. – Егоприсутствие на экране не проявлено тем, что называется экшен, или длиннымипоучительными монологами. Он смотрит и слушает, слушает и смотрит, изредкаговорит. Дело не в необычности его лица – дело в том, что мы называемсодержательностью человека вообще. Содержательность сыграть невозможно. Именноэто превращало фильмы с его участием в настоящие шедевры.

«Уникальныйартист»

– У Толи Солоницына было совершенно мальчишеское поведение,иногда настолько наивное и трогательное, что просто диву даешься: как в этомчеловеке могли сочетаться глубина исерьезность с таким детским мироощущением, – рассказывает Никита Михалков. – Япомню, мы снимали «Свой среди чужих…», был дождливый пасмурный денек, Толя вэтот день уезжал в Москву и стоял, уже собранный, с грудой каких-то папок икниг в обеих руках. Темно-зеленый болоньевый плащ, такого же цвета брюки,которые были ему немного коротковаты, темно-желтые носки и сандалии, берет, даеще и фотоаппарат через плечо – как будто сошел с экрана лирической комедии! Ав этот день уходил на пенсию наш реквизитор дядя Вася. Мы накрывали стол,расставляли стопки – словом, находились в том замечательном состоянии, когдауже хочется «махнуть». И я вижу в окошко, как Толя стоит под дождем с этимипапками, пытаясь поймать машину, чтобы доехать до вокзала. Машины неостанавливаются, и я ему кричу: «Толя, иди сюда!» А он: «Ни-ни-ни!Я уезжаю, у меня столько дел – в Моссовет надо идти, и все такое». Прошло ещеминут двадцать, а он так и не уехал. Я звал его несколько раз – и наконец онмахнул рукой и прибежал к нам. Стоит весь мокрый, стряхивает с себя дождь, плащснимать не хочет – говорит, что на минутку. Мы разлили по стопкам, Толя взялстаканчик и говорит: «Так. Есть у меня сегодня дела? Есть. Буду я их делать?Нет!» – и с этими словами выпил. Вот в этом весь Толя: спонтанный, летящий – ив то же время потрясающий, глубокий, уникальный артист!

«Ничтоне могло его унизить»

– Нас познакомил мой мужАлександр Кайдановский на премьере фильма «Свой среди чужих, чужой средисвоих», – вспоминает Евгения Симонова. – Мне тогда было 19 лет, и я, конечно,уже знала Солоницына по его великим ролям… Толя посмотрел на меня, взял за рукуи улыбнулся, как только он мог улыбаться своими немыслимыми глазами – и вдругвсе напряжение мгновенно исчезло! От Толи всегда исходили только нежность,доброта, внимание, сочувствие, сострадание и другие подобные проявлениячеловечности. Александр Кайдановский, будучи человеком отнюдь не сентиментальным,относился к Толе тоже совершенно особенно – преданно любил его и оченьболезненно переживал за все, что касалось Солоницына. Как-то я приехала к мужуна съемки фильма «Телохранитель» с грудной дочерью Зоей. Саша с Толей игралитаджиков-красноармейцев, у них были главные роли. А жена режиссера АлиХамраева, удивительно красивая балерина, играла таджикскую принцессу, которуюнесли на носилках. И вдруг второйрежиссер подбегает к Солоницыну, очень известному в то время артисту, иговорит: «Толя, у нас тут парень ногу повредил, а надо срочно план доснять. Тыможешь быстренько костюм надеть и пронести носилки с ребятами?» – «Да,конечно!» – тут же соглашается Толя. Тут мой супруг, словно пантера,накидывается на второго режиссера: «Да как вы смеете?!» А потом – на Толю: «Какты можешь соглашаться на такие предложения?!» А Толя совершенно искренне несчитал это чем-­то зазорным, ниже своего достоинства. И это меня потрясло. Этобыло во всем – не потому, что Толя не знал себе цену, не от слабости. Просто онбыл настолько внутренне свободен и стоял так высоко, что эти вещи не могли егоунизить!.. Когда Толя умирал, все думали, что он не знает о своем диагнозе. Нов разговоре он сказал моему мужу: «Саня, я все знаю. Просто им так легче. Пустьони думают, что я не знаю...».

Автор: Марина ДОЛГОРУКАЯ