Легенда по имени Фаина Раневская
ЕЕ ЗВАЛИ Фаина Георгиевна Раневская, и ее имя стало легендой. «Пышка», «Подкидыш» «Свадьба», «Человек в футляре», «Мечта», «Весна», «Золушка», «Осторожно, бабушка!» - каждая ее роль в кино становилась событием в культурной жизни страны.
Марина Неелова и Елена Камбурова воскресили великую актрису в своих воспоминанияхНа спектакли с ее участием «Странная миссис Сэвидж» и «Дальше – тишина» в театре им. Моссовета приезжали поклонники ее таланта из самых дальних уголков Советского Союза. Но…«Я прожила такую длинную жизнь и так и не сыграла своей роли…» – говорила Раневская. Ее не стало 19 июля 1984 года… Но остались огромное количество цитат, разошедшихся по всему земному шару, воспоминания ее друзей. Остались фильмы из золотой коллекции кинофонда, записи спектаклей… И воспоминания современников, которые готовы бесконечно рассказывать всем, какой была «их» Раневская. Ежегодно ее коллеги-актрисы и почитательницы ее таланта Марина Неелова и Елена Камбурова играют спектакль-воспоминание о Фаине Георгиевне – потому что помнят, потому что любят, потому что просто не могут молчать…«Искала святое искусство…»Фаина Раневская – настоящее имя Фанни Фельдман – родилась в Таганроге, как и великий Чехов. А став актрисой, взяла творческий псевдоним Раневская – как у героини пьесы Антона Павловича «Вишневый сад». Много «скиталась по театрам», сначала работала в провинциальных, а затем и в московских: Камерном, в театре драмы (сейчас – театр им. Маяковского), в театре им. Пушкина, в театре им. Моссовета… В одном из последних интервью на вопрос Натальи Крымовой, почему она так часто меняла театры, Раневская ответила:– Я искала святое искусство…– Нашли? – поинтересовалась у нее собеседница.– Нашла.– И где?– В Третьяковской галерее, – ответила актриса.Раневская обладала даром пронзительной самоиронии и удивительным чувством юмора. Ее фразы мгновенно становились афоризмами, разлетались в мгновение ока… Но какой она была для «своих»? «У нас был общий недостаток…»Елена Камбурова познакомилась с Фаиной Раневской случайно – в гости в дом на Котельнической набережной ее привел их общий знакомый. Первая фраза, обращенная к Камбуровой, была: «Девочка, как хорошо, что вы не фифа!» В этом была вся Раневская…– А когда мы прощались, – рассказывает Камбурова, – она сказала: «У вас такой же недостаток, как и у меня. Нет, не нос – скромность!» Тогда я думала, что это наша первая и последняя встреча… Но несколькими годами позже я очутилась в ее квартире в Южинском переулке, опять случайно – нужно было подписать какое-то письмо. Ее пес Мальчик так ласково меня принял, несмотря на свой непростой и суровый нрав, что после этого Фаина Георгиевна сказала: «Приходите всегда!»С этого начались их встречи…– Фаина Георгиевна была удивительно щедрой: всегда что-то дарила, любила угощать. Как-то Раневская встретила меня любопытной фразой: «Утром приходила Неелова, принесла огурцы и зелень, и я подумала: «Хорошо как! Будет чем угощать Камбурову…» Такая уж она была… Боялась, что у нее не хватит денег заниматься благотворительностью после того, как уйдет со сцены… И всю свою жизнь она помогала всем, кто бы ни просил. На ее счету после смерти осталось 342 рубля – ничтожная даже по тем временам сумма...Раневская раздаривала не только вещи, но и саму себя, делилась своим удивительным даром с режиссерами, с которыми она работала, со зрителями, которые приходили на нее посмотреть…– После наших встреч у меня всегда оставалось ощущение праздника, – вспоминает Елена Камбурова. – Однажды она подарила мне песню – романс «Наглядитесь на меня», который ей подарил Василий Иванович Качалов, которому, в свою очередь, его подарила цыганка Настя… Раневская убеждала меня, что этот романс не мог не слышать Пушкин. Я решила записать исполнение романса на магнитофон. Принесла его. Фаина Георгиевна волновалась… Сделала несколько дублей – и каждый раз была в ужасе от того, как это звучит… Та запись сохранилась, как и весь тот вечер – я забыла выключить магнитофон…Несмотря на свою известность и многочисленных поклонников, актриса была одинока. Это было «смертельное одиночество», как говорила она сама. Каково ей было, когда ее современники, дорогие и близкие люди, ее коллеги постепенно уходили в мир иной…– Особенно одиноко ей было летом, когда весь театр уезжал на гастроли, ¬ рассказывает Елена Камбурова. – Раневская не могла никуда выехать, потому что не могла оставить своего Мальчика… Я пыталась скрасить ее одиночество, приходила к ней в гости, и у нас были удивительные музыкальные вечера – Фаина Георгиевна любила музыку, особенно классику: Чайковского, Рахманинова…Последний Новый год своей жизни Раневская встретила вместе с Еленой Камбуровой. – Мы встречали Новый год вместе три года подряд. Особенно помню последний… За несколько минут до того, как стрелка перешла за полночь в следующий, 1984-й, Фаина Георгиевна уснула. Так и вошла в последний год своей жизни – пребывая во сне. А я сидела рядом и представляла, как проходили ее детские встречи Нового года лет восемьдесят назад в Таганроге…«Спешите делать добро»– Она была совершенно разной: чрезвычайно безапелляционной, нежной и деликатной, чрезвычайно щедрой… Всего в ней было «сверх», - вспоминает Марина Неелова. – Она умела в капле отразить целый океан… Когда Леонид Ильич Брежнев, вручая Государственную премию, кинулся к ней навстречу со словами: «О боже, это же «Муля, не нервируй меня!» – Раневская ответила ему: «Молодой человек, вы знаете, меня раньше так дразнили хулиганы на улице, а теперь еще и вы в Кремле!»Знакомство Нееловой с Раневской тоже было импровизацией. – Фаина Георгиевна увидела по телевизору отрывок спектакля «Спешите делать добро», позвонила администратору в театр «Современник» и попросила мой телефон. «Мы посторонним телефон не даем», – сказал он. Услышав это, я чуть не упала в обморок. Нашла ее номер, что оказалось намного проще, и позвонила. Что-то лепетала в трубку несвязное, а Раневская говорила мне такие приятные вещи, что я просто стекала со стула. Потом я пригласила ее на премьеру спектакля «Спешите делать добро». Но услышала странный ответ: «Простите, Марина, но я не могу оставить одного моего Мальчика»… Тогда я набралась смелости и напросилась к ней в гости. «Приезжайте»…С этого началась их дружба. Потом уже Марина Мстиславовна хорошо узнала того, кого звали Мальчик.– Мальчик – это была собака, – с улыбкой вспоминает Неелова. – Это особая глава в жизни Фаины Георгиевны. Нужно было обладать большим юмором, чтобы назвать Мальчиком это существо. У него был совершенно лысый хвост, синие глаза – видимо, он был почти слепой… Мальчик был наглый, потому что знал свое место в жизни Раневской. Он знал, что такое любовь – ее любовь к нему… Раневская часто говорила: «Моя собака живет как Сара Бернар, а я – как сенбернар!»Великое одиночествоВ квартире Раневской жили воспоминания. На одной из стен были портреты великих людей, уважаемых ею: Марины Цветаевой, с которой она дружила, Бориса Пастернака, Галины Улановой, Дмитрия Шостаковича, Анны Ахматовой. А на другой – фотографии любимых ею животных, собак…– И все эти фотографии были приколоты иголками для внутривенных вливаний, дабы пафос имен снизить бытовыми подробностями, – рассказывает Неелова. – Потом, когда мы уже подружились с Фаиной Георгиевной, она попросила подарить ей мою фотографию, чтобы повесить. И я подарила, но с одним условием – повесить ее на стенке с собаками. Раневская ответила: «С удовольствием!»Марина Неелова часто навещала Раневскую. Их дружба была вневозрастной – Раневская называла Неелову «внученькой», а Марина Мстиславовна относилась к старшей подруге с трепетом и благоговением… – «Как вам идет этот халат!» – похвалила я както ее наряд. «Деточка, что же мне сейчас может идти, кроме гробовой доски?!» Я продолжала настаивать на своем. Тогда Раневская сказала: «Я поняла, что такое халатное отношение. Это когда встречаешь гостя в халате», – с улыбкой вспоминает Неелова. – Комическое и трагическое переплеталось в ней и на сцене, и в жизни. Хорошо помню ее слова: «Деточка, я так одинока! Все мои друзья уже ушли. Даже Бирман, а уж от него я этого не ожидала!»Ушла в бессмертиеКогда Раневская попала в больницу, Неелова сразу же, как только узнала об этом, приехала ее навестить.– Это был понедельник. Я приехала к ней в больницу… Палата была на троих. Над Фаиной Георгиевной висела перекладина, чтобы легче было приподниматься – у нее была сломана шейка бедра. Мы долго разговаривали, она держала меня за руку, иногда говорила как в полудреме, проваливалась в сон, но руку мою не отпускала… Изредка я выходила в коридор поплакать: «Не плачьте, деточка, все будет хорошо». Но я понимала, что не будет, – грустно вспоминает Неелова. – Напоследок она спросила меня: «Что вы репетируете?» – «Кто боится Вирджинии Вулф?» – «Как хорошо, что где-то репетируют хорошие пьесы…». Потом она благословила меня и отпустила на спектакль. Вечером я играла в том самом спектакле, с которого началось наше знакомство, – «Спешите делать добро». После спектакля я узнала, что Фаины Георгиевны не стало… Раневская ушла, но в памяти ее коллег, ее почитателей и поклонников она все та же – настоящая, живая, бессмертная, как и полагается легендам и любимым.
Автор: Катя МАКСИМОВИЧ (ИА «Столица»)
