«Владивосток есть русская крепость…»

На днях исполнилось 135 лет со дня рождения адмирала Колчака. Видный полярный исследователь, один из организаторов возрождения Военно-морского флота России, ученый, флотоводец, герой нескольких войн, наконец, Верховный правитель сегодня едва ли не самый популярный исторический персонаж. Потоки газетных и журнальных публикаций, научные и художественные труды, ставятся фильмы и воздвигаются памятники, буквально хлынувший из-за бугра поток мемуарной литературы можно уподобить девятому валу... И все же... По меткому замечанию одного современника, «остается еще много неизвестных фактов и мыслей». Даже спустя 90 лет после трагических событий тайн этих и загадок не убавилось. Одно из «темных» пятен имеет самое непосредственное отношение к граду нашенскому.

В конце сентября 1919 года из резиденции Колчака в Омске телеграф отбил во Владивостоке на имя командующего Приамурским краем экстренную депешу:
«Владивосток, генералу Розанову.
Повелеваю вам оставить русские войска во Владивостоке и без моего повеления их оттуда не выводить. Интересы государственного спокойствия требуют присутствия во Владивостоке русских войск.

Требование о выводе их есть посягательство на суверенные права Российского правительства.

Сообщите союзному командованию, что Владивосток есть русская крепость, в которой русские войска подчинены мне и ничьих распоряжений, кроме моих и уполномоченных мною лиц, не выполняют.

Повелеваю вам оградить от всяких посягательств суверенные права России на территории крепости Владивосток, не останавливаясь, в крайнем случае, ни перед чем.
12 часов 45 минут 29 сентября 1919 года.
Адмирал Колчак».

В советское время эта телеграмма хранилась за семью печатями, была недоступна даже самым видным исследователям истории. Оно и понятно: белый адмирал не мог быть патриотом, бороться за независимость родного Отечества, вот быть с интервентами в сговоре – другое дело…

Впервые российский читатель смог ознакомиться с посланием Колчака в изданной совсем недавно книге писателя Валерия Краснова «Колчак. И жизнь, и смерть за Россию».
Анализируя владивостокский инцидент, автор, к сожалению, ограничился только телеграммой да двумя посланиями - между упомянутым начальником края Розановым и японским генералом Иганаки, председателем межсоюзной комиссии военных представителей (читай: интервентов), но почему-то не стал вдаваться в истоки: что же конкретно привело к противостоянию?

А между тем, по всей видимости, замышлялась крупномасштабная провокация. Вроде той, что случится спустя полгода - 4-5 апреля 1920 года и приведет к трагическим событиям: убийству Сергея Лазо и его соратников, смене власти. Но об этом ниже…

Только совсем недавно картина как будто прояснилась. В России наконец-то издан давно ожидаемый историками дневник председателя совета министров Омского правительства
П. В. Вологодского.

Петр Васильевич Вологодский в годы Гражданской войны был главой кабинета, то есть вторым после Колчака в Омске лицом. Никто не знал, что высший правительственный чиновник каждый день находит час-другой для тайных записей.
Об их существовании не подозревали ни Верховный правитель, ни даже близкие. Тем ценнее записи, писавшиеся исключительно для себя и, следовательно, заслуживающие большого доверия.

Вот что записал премьер о драматических событиях во Владивостоке: «Главный начальник Приамурского края генерал-лейтенант Розанов доложил Верховному правителю, что оппозиционное к правительству настроение в крае растет, идут правдоподобные слухи, что при поддержке чехословацких частей с Гайдой во главе готовится организованное выступление против правительства и что американский генерал Грэвс, со своей стороны, также обещал оппозиционным элементам поддержку своими войсками. Розанов для поддержания порядка во Владивостоке вызвал отряд в 1000 человек из офицеров, находившихся на Русском острове…».

Указывается и первопричина: «При отправке бронированного поезда для борьбы с большевиками на вокзал явился солдат в американской форме и стал агитировать против нашего правительства… Когда об этом случае доложили коменданту станции, русскому офицеру, последний обратился к агитирующему солдату с требованием прекратить свою пропаганду, тот в ответ ударил офицера по лицу. Офицер выхватил пистолет и смертельно ранил солдата…».

В тот же день схожий случай произошел с чехословацким военным, который в аналогичной ситуации был застрелен другим русским офицером.

Оба стрелявшие, сообщается в дневнике Вологодского, отдали себя в руки правосудия.
После чего и распорядился Розанов вызвать с Русского острова отряд офицеров и юнкеров.
Омское правительство не ограничилось только рекомендациями своему военпреду в Приморье, а немедленно вступило в переговоры с эмиссарами иностранных держав.
И здесь случилось нечто неожиданное. Вопреки расчетам генерала Иганаки, уже заготовившего приказ об удалении, как он сам грозился Розанову, «русских войск из Владивостока вооруженной силой», в Токио предпочли не вмешиваться, о чем и уведомили не в меру воинственного самурая. Такую же позицию занял и Вашингтон.

«Решимость Верховного правителя против притязаний союзного командования, - записал далее Вологодский, - сильно подняла наш престиж на Дальнем Востоке…».

Что и говорить, похвально. Но это был один из немногих, если не сказать больше, случаев, когда интервенты считались с подлинно российскими национальными интересами. Куда чаще история пестрит примерами обратного свойства - вмешательством и грубым попранием. О чем красноречиво свидетельствуют документы - как советского времени, так и ставшие известными уже в наши дни.

Вернемся, однако, к инциденту на железнодорожном вокзале Владивостока, который едва не привел к военному столкновению.

Что было дальше? Что установило расследование? Кто были эти агитаторы? Наконец, какое наказание понесли офицеры, пресекшие провокацию?

Ни в трудах российских исследователей, ни в доступных мемуарах участников Гражданской войны об этом ничего не говорится. Не исключено, что в суровых буднях тех лет все просто ушло в песок. А может, кое-кому, в особенности из незваных гостей, не было резона предавать огласке?..

Очевидны, на наш взгляд, две вещи. Будь солдат большевиком, его имя уж точно не затерялось бы в годы советской власти. Подняли бы, увековечили…
С другой стороны, если это американец, то почему не последовало реакции со стороны командования военной миссии США?

Во все времена американцы (не в пример другим нациям) горой стояли за своих граждан, а тут – словно и не заметили. Тем более что убийство совершил не какой-то там неуловимый партизан, прятавшийся в тайге, а официальный представитель власти…
Наконец, самое интересное - не были ли эти провокации репетицией последующей попытки, более удачной и более, если можно так выразиться, успешной – переворота 4-5 апреля 1920 года, приведшего к установлению вожделенного японского контроля, о чем, кстати, так пекся генерал Иганаки?

И впрямь все как по маслу. Весной 20-го уже не было могущих заступиться ни Верховного правителя, ни Омского правительства, ни генерала Розанова. Центральным же большевистским властям тогда было явно не до Приморья. Да и Ленин всячески советовал избегать столкновения с японцами…

Внимательный читатель наверняка обратит внимание на выдержки из дневника Вологодского в той части, «что американский генерал Грэвс, со своей стороны, также обещал оппозиционным элементам поддержку своими войсками…».
Но может, преувеличил русский генерал, решил на всякий случай перестраховаться?
Документальных свидетельств, подтверждающих опасения Розанова, пока не найдено. Но вот мнение на сей счет небезызвестного атамана Григория Семенова, имевшего частые контакты с представителями всех иностранных миссий.

«Большинство американцев во главе с генерал-майором Грэвсом, - указывал атаман еще в 1938 году, - открыто поддерживали большевиков, включительно до посылки одиночных людей и группами с информацией и разного рода поручениями к красным…».

И далее: «В большинстве своем солдаты американских частей, осуществлявших интервенцию, являлись дезертирами Великой войны и представляли собой почти исключительно выходцев из России - бежавших или от преследования закона, или от воинской повинности. Из России они не вынесли ничего, кроме ненависти к бывшему своему Отечеству и государственному устройству, поэтому понятно, что все их симпатии были на стороне красных…». Знаменательное признание виднейшего представителя белого движения!
Нам ведь всю жизнь твердили, что американцы были заодно с русской буржуазией, со всеми сторонниками возврата к старому.

Не оттуда ли – с далекой интервенции берет начало политика двойных стандартов и пресловутого механизма действий на территории других стран - «разделяй и властвуй»?..

Но вернемся к Александру Васильевичу Колчаку. Адмирал дорого заплатил за свое упрямство.
Власть верховную российскую принимал в Омске только при условии национального единоначалия - что главнокомандующим российскими вооруженными силами будет не иностранец, на чем настаивали западные державы, а исключительно русский. Категорически отвергал, нередко, увы, даже в ущерб делу, любые альянсы, могущие повредить суверенитету родного Отечества. Наконец, отказал западным военным миссиям, в первую голову их руководителю генералу Жанену в передаче контроля над золотым запасом.
«- Я вам не верю, - заявил Колчак генералу Жанену, - и скорее оставлю золото большевикам, чем передам союзникам…».

Что ж, адмирал, мы по достоинству оценим вашу открытость и охотно пойдем навстречу вашей неуступчивости. Любите Россию? Прекрасно! Большевики тоже клянутся в любви. Вот и отдадим вас вместе с вашим золотом…

Все было сделано в полном соответствии с принципами демократии и учетом мнений российской стороны. Сначала адмирала передали Иркутскому эсеровскому «Политцентру» (умно ведь поступили: не большевикам-узурпаторам, а демократически избранному органу власти), а уж потом «Политцентр» технично уступил большевикам.
Итог – убийство без суда и следствия…