Принципы Олега Марусева

Гастроли Театра Луны во Владивостоке обещали целый звездопад, но, увы, наверное, светила так сошлись, что Валерия Ланская приболела, Андрей Соколов прилететь не смог… Так что перед журналистами «отдуваться» за коллег пришлось Анне Тереховой и Олегу Марусеву – знаменитому конферансье, телеведущему, а ныне – актёру Театра Луны и профессору ГИТИСа.

- Эстрада в моей жизни появилась, можно сказать, случайно. У меня есть такая не самая лучшая черта характера: мне быстро всё надоедает, как только я начинаю понимать технологию, изнанку, так сказать… И замечательно то, что театр – постоянная загадка, где, слава богу, технологии не довлеют над изобретательством и поэтому он всегда интересен. И думаю, что единственное, что мне никогда не надоест.

Так вот, об эстраде… Принимал активное участие в капустниках, которые проводились в училище. Потом появились студенческие халтуры – концерты, с которыми мы ездили по городам и весям. Это казалось замечательной жизнью – ни режиссёров, ни дисциплины, но как оплачивается! В молодости заработок значит много – я пошёл на эстраду. И узнал, что такое шоу-бизнес за 35 лет до того, как это слово вообще научились произносить в России. Судьба дала шанс поработать с уникальными исполнителями! И увидеть, что в СССР на тот момент была эстрада, а там – совсем другие законы и внутри коллектива, и при общении с публикой. И когда шоу-бизнес вошёл в нашу жизнь, он меня не сломал, я понимал, что происходит, в отличие от многих товарищей, которые сломались и тяжело переходили в новую жизнь…

А потом случилась страшная вещь… Я никогда не позволял себе и не позволяю сегодня выходить на сцену подвыпившим. Хотя после спектакля могу спокойно с друзьями сидеть до утра. Но тогда два раза подряд я вышел на сцену в состоянии, которое трудно назвать трезвым, я мало что соображал… И в зале сидели мои друзья, коллеги, музыканты... А вести шоу для музыкантов – это не так просто, ведь музыкант – не профессия, а национальность, скорее… И что поразительно – они ничего не заметили, после этого тихого ужаса подходили ко мне, хвалили всерьёз. И это делали не какие-то добренькие люди, а Сева Шиловский, например, который доброго слова не скажет, Борис Химичев, Саша Голобородько, Стас Намин… И я понял, что надо уходить: раз я могу это делать даже левой ногой, то, значит, расти некуда, начнётся регресс… Я пришёл домой, записал на автоответчике: «По поводу концертов прошу больше не звонить». И не брал трубку. Успокоился, понял, что прожить – проживу, а вот совестью торговать не буду. Прошло немного времени… Сидел я как-то в кафе, заходит Серёжа Проханов (художественный руководитель и основатель Театра Луны. – Прим. авт.), подходит и говорит: «Ты знаешь, у меня есть идейка, сможешь сыграть маленькую роль?». Я согласился не раздумывая, хотя больше 30 лет не работал актёром. Мы начали репетировать, постепенно моя роль из маленькой стала одной из главных, вот мы и играем этот спектакль уже много лет – «Диагноз: Эдит Пиаф».

И скажу честно: нынче один цветочек после спектакля мне дороже тех букетов, которые дарили, когда я работал в шоу-бизнесе. Потому что за этим цветочком стоят нервы, боль, волнение как у первокурсника – и это каждый раз.

В шоу-бизнесе и телевидении я всё давно знаю. Там всё технологично. Как таблица умножения.

- У меня никогда, ни разу не возникало желания вернуть в эфир, например, самый удачный мой проект - «Пойми меня». В одну воду дважды не войти. Иногда эта «Пойми меня» так мне надоедала, что я даже не вёл её, отдавал процесс молодым актёрам – Марине Голуб, Жене Дворжецкому… И это принесло им популярность! Я завидую внутренней гармонии Якубовича, который выходит десятилетиями в «Поле чудес» - я бы с ума сошёл!

Между прочим, я ни одного дня не работал на телевидении. Придумывал передачи – да, вёл их – три-четыре года. И до свидания! Это было сотрудничество с телевидением, не работа. Вернуться на ТВ могу только в качестве гостя. Да и выходить с этим лицом в эфир… Есть же возрастной ценз, в конце концов. Телевидение не искусство само по себе. Оно как витрина магазина. В ней может лежать яйцо Фаберже, а может – просто яйцо. Телевидение – часть интерьера. И в нём должны появляться молодые лица, чтобы украшать квартиру.

Что касается «Старой квартиры»… Идея программы принадлежит не мне, а Толе Малкину, хозяину «Авторского телевидения». И он пригласил Витю Славкина написать первый сценарий, выбрал ведущих – меня, Витю, Киру Прошутинскую, Ваню Кононова, Гришу Гуревича. И «Старая квартира» всё шла, шла и шла, и в конце концов её закрыли… Канал закрыл, и правильно сделал, потому что никто из нас не взял на себя ответственность придумать что-то новое, изменить её…

Думаю, что нечто в формате «Старой квартиры» сегодня могло бы быть на ТВ. Впрочем, её элементы появляются. Например, в «Следствие вели…» с Лёней Каневским. Там обязательно авторы вплетают подробности эпохи в изложение. И это очень хорошо.

Сам я не подвержен ностальгии по старому ТВ. Мне слово даже не нравится, потому что ностальгия – тоска по родине, а телевидение родиной мне никогда не было.

Телевидение 90-х - это была катастрофа, пена. Как у Булгакова, помните, в «Мастере и Маргарите»? Когда Берлиозу наливают абрикосовой, «абрикосовая дала обильную пену, и в воздухе запахло парикмахерской». Точнейшее описание. Много пены и не слишком приятные запахи.

Но и сегодняшнее телевидение мне не нравится, потому что в нём ужасающе упали требования к качеству программ. Качество заменили стёб, псевдораскрепощённость. Сегодняшнее телевидение стало технологичным, по западному образцу… И здесь я тоже вижу некий конфликт.

Понимаете, так или иначе, но мы все вырастаем на православной культуре, потому что читаем русские сказки, где в столкновении добра со злом метод борьбы со злом никогда не становится иезуитским. Герой русских сказок никогда не переступит через слабого, не пойдёт наверх, толкаясь локтями. А в сегодняшнем телевидении, где передачи строятся на купленных в других странах форматах, проповедуется другая формула успеха. Как в программе «Слабое звено». Это – формат другой конфессии. И смотрите, что получается. В школе дети учат Пушкина, Гоголя, Достоевского – всё это православная культура. А смотрят продукт, созданный людьми других конфессий. Как это обернётся, трудно сказать. Тем, кто начал смотреть эти программы, было лет по пять. Сейчас им 15, посмотрим, какими они станут через 10 лет…

- Да, я действительно много времени отдаю работе в ГИТИСе. И да, согласен, точнее, почти согласен с тем, что уровень образования абитуриентов катастрофически падает. 20 лет назад мне достаточно было сказать студенту: «Понимаешь, здесь ситуация, когда любовная лодка разбилась о быт» - и он мгновенно всё понимал! Он знал, в какой момент это написал Маяковский, как он не понимал времени, в котором «мурло мещанина» влезло в идеалы революции… Сегодня же мне всё это приходится объяснять: кто написал, когда, о чём… И вместо секунды уходит полчаса. Вот здесь катастрофа. Сегодняшние студенты все уверены, что Отелло задушил Дездемону. Никто не читал Шекспира, не знает, как там всё было. Недоучки, всё по поверхности…

И это не вина молодых. Так их учат в школе! Может, я ошибаюсь, но мне кажется, дело не в школьных программах, а в том, что огромное число учителей берут деньги, чтобы поставить «четвёрку»… Для меня есть две неприемлемые вещи: халтура на сцене (бил бы за неё морду!) и преподаватели, которые берут у студентов деньги за оценки. Ведь этот пацан знает, что он может не учить, а просто дать деньги! И педагог, который обязан учить не только предмету, а тому, как жить, даёт ужасный пример! «А как жить?» - сказал кто-то мне. А я ответил: уходить из профессии! Потому что надо учить, а не продавать отметки. Счастье в том, что я знаю и другие примеры, знаю преподавателей, для которых оскорбительны попытки купить отметку. Сам такой.

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ