На Голубинке нет больше голубей…
Владивосток – мой любимый город. Здесь я родился. И – пригодился, как в народе говорят: стал капитаном дальнего плавания, как мой отец Александр Герасимович Пудовкин. Поэтому не могу не рассказать о моём личном Владивостоке. Живу здесь уже 80 лет.
Владивосток – мой любимый город. Здесь я родился. И – пригодился, как в народе говорят: стал капитаном дальнего плавания, как мой отец Александр Герасимович Пудовкин. Поэтому не могу не рассказать о моём личном Владивостоке. Живу здесь уже 80 лет.
Детство провёл на Голубинке, на ул. Достоевского, 9, в доме, построенном моим дедом (по материнской линии) Александром Кузьмичом Котрасом. Вместе с бабушкой Ольгой Филипповной (в девичестве Черёмухиной) они приехали во Владивосток в 1904 году из Пензенской губернии. Дед работал десятником-строителем. При его участии возведены многие здания в нашем городе (в их числе костёл, здание под № 50 на ул. Светланской).
Надо сказать, дед построил на Голубинке сразу два просторных деревянных дома, оба на ул. Достоевского. Один вскоре продали (в семье подрастали семеро детей), а другой, под № 9, где мы дружно жили все вместе долгое время, простоял более 80 лет. В то время на Голубинке селился, как бы сейчас сказали, средний класс. Люди жили небогато (депутатов не было), но достойно. И спокойно. Криминальных историй не припомню. Правда, говорили, что на Орлиной сопке действовала какая-то банда, но своих, местных, не обижала.
Детские воспоминания как калейдоскоп: в них всё ярко, красиво и вперемежку. Помню пивзавод «Ливония» (он стоял чуть выше нашего дома). Зимой в Амурском заливе выпиливали огромные глыбы. Грузили их на сани и на лошадях везли на пивзавод. Прямо на улице был устроен большой жёлоб: по нему лёд спускали в холодильник, где он прекрасно сохранялся всё лето. Для нас, детворы, это всегда был настоящий праздник. Мы бегали вокруг ледяных глыб и выковыривали из них рыбок, морских звёздочек, маленьких крабиков.
Немного поодаль находилась специальная площадка, где «Ливония» сама готовила лёд. Сооружалась опалубка, заливалась водой, как только морозом схватывался один слой, его снова окатывали водой, и так много раз, пока ледяной куб не вырастал на несколько метров. Зимы тогда во Владивостоке стояли суровые, и всё схватывалось быстро. На этом импровизированном катке мы, пацаны с Голубинки, выписывали пируэты на коньках, рискуя свалиться вниз. Но Бог миловал.
А ещё Голубинка, как, впрочем, и весь Владивосток, была тесно связана с китайцами. Каждое утро они разносили воду по дворам, наполняли и огромную бочку, стоявшую в нашем дворе. Хозяйки всегда покупали у них овощи. Несмотря на то, что при каждом доме был свой огород, редис, огурцы, помидоры у китайцев почему-то появлялись намного раньше. Вообще Вани (так мы их звали) могли переносить на своих рогульках, крепившихся за спиной, огромные тяжести. Однажды я видел, как китаец тащил на спине огромный платяной шкаф, из-под которого видны были только семенящие ноги носильщика.
А какие они продавали леденцы-петушки на палочке! Почему-то китайцы разносили их в круглых умывальниках, висевших на шее. Продавец ловко ударял по «носику» умывальника ладошкой, и петушок легко выскакивал из своего «гнёздышка». Каюсь, мы, ребятня, объединившись в компанию, нередко приворовывали эти сладости. Пока один из нас рассчитывался за леденец, отвлекая внимание Вани, другие в это время выхватывали из умывальника ещё несколько петушков и бросались наутёк. Китайцы бранились, но в погоню не пускались, прощая нам эту детскую шалость.
У взрослых были свои развлечения. Вернувшиеся из рейса моряки брали напрокат автомобиль, усаживали в него знакомых девушек и отправлялись на прогулку по окрестностям Владивостока. Это был настоящий шик. Мой отец, будучи уже капитаном, тоже не изменял этой моде. Он приглашал прокатиться не только маму, но и всех её многочисленных сестёр. У нас даже сохранилось несколько снимков, на которых можно увидеть американский «Форд» с весёлой компанией.
Нужно сказать, что моряки получили возможность привозить автомобили из-за границы только с 80-х годов прошлого века. Раньше даже капитаны не могли себе этого позволить. К слову, в 1933 году, когда мне было всего пять лет, отец впервые взял меня с собой в рейс на рыболовном траулере «Палтус». В 30-е годы в нашем городе существовал Тралтрест, в распоряжении которого находилось несколько рыболовных траулеров: «Палтус», «Баклан», «Топорок». Именно они ловили рыбу в заливе Петра Великого и снабжали ею Владивосток: он был просто завален свежайшей камбалой, терпугом, ивасём. Рыбу экипаж сортировал прямо на траулере во время рыбалки. Мне запомнилась огромная тарелка с отварными крабами, которую буфетчица всякий раз выставляла на стол в перерывах между обедом и ужином.
Самым притягательным местом для нас, пацанов, была Миллионка. Здесь и сегодня на улицах Семёновской, Пограничной внутри дворов можно увидеть галереи-балконы на уровне второго этажа. Хорошо помню, как мы шныряли по этим галереям, заглядывали в крохотные комнаты, где на нарах лежали китайцы в белых одеждах и курили через длинную трубку, при этом что-то булькало. Это были опиокурильни.
А вот маленький эпизод из курсантской жизни. В 1947 году я поступил во Владивостокское высшее мореходное училище. В то время автобусы на Эгершельд ещё не ходили, и мы, курсанты, возвращаясь с занятий, лихачили: запрыгивали в кузов грузовичков, которые непременно притормаживали у одного из больших ухабов. Водители входили в наше положение и не гоняли. У железнодорожного вокзала курсанты выскакивали. И дальше ехали уже на трамвае.
Вот такие воспоминания навеяла на меня газетная рубрика «Мой личный Владивосток». А всё-таки жаль, что на Голубинке нет больше голубей…
Автор: Юрий ПУДОВКИН