Русские, не уезжайте и помогите Дагестану
Если бы люди (а это, безусловно, самые высокие столичные чиновники, запустившие в обиход бессмысленную фразу "лицо кавказской национальности", придав ей самый крайний негативно-криминальный оттенок) отдавали себе отчет в том, что творят, может быть, на Кавказе у нас были бы совсем другие реалии. Но им, вероятно, неведомо, что нельзя всех жителей Кавказа подгонять под крепко сложившийся в народе негативный стереотип. Потому что они, аборигены гор, все разные, потому что есть здесь Карачаево-Черкессия, есть две Осетии, есть Ичкерия, есть Абхазия, наконец, есть щедрый, добрый и терпимый Дагестан, где мирно - это особо подчеркну - проживает более 40 национальностей, большинство из которых (откинем славян, давно закрепившихся здесь) - те самые "лица"... Но ох как не хочется укладывать их в прокрустово ложе, придуманное столичными мудрецами. Потому что, побывав там в командировке вместе с приморским ОМОНом, увидел и услышал прямо противоположное расхожему мнение. Приведу лишь одно высказывание-призыв, прозвучавший от интеллигентнейшей женщины - дагестанки по гражданству (национальность не знаю) на митинге в Буйнакске: "Русские, не уезжайте. Мы столько лет мирно жили вместе, давайте бороться вместе, давайте вместе наведем порядок в городе и республике..." Речь шла, как вы понимаете, о борьбе с ваххабизмом, терроризмом, не имеющими национальных границ и потому являющимися бедой для всех дагестанцев, как, впрочем, теперь и для всей России.
Буйнакск, переживший трагедию, встречал ребят из приморского ОМОНа как родных братьев
С корабля на бал
Это в буквальном смысле. Корабль - это “Ил-76”, мощный, но утомительно тихоходный. В него МВД ухитрилось запихнуть вместе с обмундированием, оружием, боеприпасами три ОМОНа - наш, Якутский и Хабаровский: экономия, понимаешь. По весу для нашего лайнера все это - люди и “вещи” - видимо, было что для атлета - ведро воды, но всем нам было тесно. Может, даже теснее, чем солдатам Великой Отечественной, отправлявшимся на фронт в легендарных “теплушках”.
Приморцам достался “верхний этаж” - на ящиках с вооружением и питанием, длинной двухметровой стопой сложенных посередине салона. Все почти 20 часов перелета с тремя посадками - четвертая в Махачкале - бодрствовали и спали вповалку, в духоте, под аккомпанемент непрекращающегося мощного гула “воздушного грузовика”. Да еще и перепады давления при взлетах-посадках. Словом, в Махачкалу около трех ночи по местному времени прибыли вконец измочаленными. Еще пару часов разгружались и ждали в отстойнике самолетов, пока командиры утрясут организационные вопросы с местным командованием.
Наконец поехали. Хорошо, что под личный состав дали автобусы и можно было хоть какое-то время посидеть в цивильных условиях. Еще никто не знал, что нас ожидает в Буйнакске. Вспоминали Аксай, где омоновцам пришлось зимой жить в палатках в соответствующих санитарно-гигиенических условиях. Это больше всего и “убивало” - ведь придется ставить палатки. То есть, конечно, и поставили бы, и оборудовали бы, прежде чем отдохнуть, - служба есть служба. Но после такой дороги хотелось помыться, отдохнуть, а уж потом приступать к выполнению задачи.
Но то место, куда попал отряд, превзошло все самые смелые ожидания. Гимназия постройки 1901 года, бывшая школа № 1 им. Ленина, с большим плакатом над входом “Мы вам рады”, с небольшой закрытой территорией, на которой расположились хозяйственные постройки, спортплощадка, на ней позже ребята играли в волейбол и активно эксплуатировали турник, предназначенный для нас спортивный зал ангарного типа с деревянными, то есть теплыми, полами. А в нем - гора матрацев, простыней, подушек. Правда, все это было детское. Позже учителя, встретившие нас, объяснили, что постели собирали по всем детским садам Буйнакска - они были закрыты, ведь совсем рядом шла война.
Словом, как в поговорке, попали с корабля на бал. А когда через час повар гимназии Тамара пригласила отведать борща, а к нему сладкие и рассыпчатые арбузы - это после дорожной-то сухомятины; когда к обеду с визитом к нам пожаловали директора школ города и с ходу начали спрашивать, в чем “мальчишки”, как они всех нас называли, нуждаются; когда к вечеру пожаловали ополченцы и заверили, что возьмут под охрану внешний периметр “базы”, мы окончательно поняли, что приехали к друзьям, в искренности которых сомневаться не приходится. И в последующие дни нам приходилось лишь убеждаться в этом.
Ненаигранная доброжелательность буйнаксцев, с которой всех нас встречали и на роскошном рынке, где виноград стоил 6-8 рублей за килограмм, арбузы по 1,5 рубля, а дыни по 2-3 за кило и где нас частенько угощали; и в бане, куда, сами понимаете, приходилось ходить; и просто на улице, не говоря уже о детях, не дававших покоя бойцам: дядя, дай подержать автомат, еще и еще раз убеждали, что нас никто здесь не боится, что отряд ждали, что наши ребята здесь нужны, что на них надеются и что воспринимают их именно как защитников. И можно было бы говорить о том, что попали мы на курорт, если бы не заложенные мешками с песком окна нижнего этажа гимназии и несчетное количество баррикад на перекрестках, если бы не требование командиров ходить по городу не менее как тройками, причем с оружием; если бы не ночная стрельба в ближайших пригородах...
Лишь однажды на рынке продававший фундук пробурчал в наш адрес что-то уж очень нелицеприятное. Спросили, почему такое отношение, и услышали то, что и должны были услышать: “А вы нас как принимаете?”. А действительно, как? Так, как нам втолковали новые идеологи - как тех самих “лиц...”, без разбора и спроса. А они, дагестанцы, не заслуживают этого.
Такие щедрые и обиженные дагестанцы
Словом, окружили в Буйнакске наших ребят такой заботой, что даже на кухню не допускали никого, кроме отрядного повара, - сами учителя по графику “заступали в наряд”. А у бойцов нет-нет да и прорывалось ворчливое: “Что мы тут делаем, для того ли ехали?”
Надо подчеркнуть особенно: это не вынужденное поведение буйнаксцев, скорее черта характера, воспитанная десятилетиями мирного сосуществования. Здесь никогда не было глобальных межнациональных конфликтов. Даже сейчас, когда республику втянули в войну, устойчивая ненависть сохраняется лишь к “вахам”, террористам, то есть к конкретной “идеологии”, к конкретным носителям определенных норм поведения в обществе. Вот два характерных монолога, сказанных женщинами:
- Когда в 1995 году в Чечне началась война, мы принимали всех беженцев. У нас в семьях жили по десять человек, мы их кормили, давали деньги. Сейчас они понакупали себе домов, зажили богато, но что творят...
- Ох, как хорошо мы жили: тихо, мирно, все у нас было. А эти ваххабиты спустились с гор и говорят, что это их земля, и начали нас делить. В Новолакском районе, действительно, жили чеченцы, ну и пусть живут, кто им мешал...
Между прочим, чеченцы живут и в Буйнакске, имеют свой мелкий бизнес, например пекарню, свободно разгуливают по городу. Как и ваххабиты, не принимавшие участия в военных действиях, - нам показывали женщин, они узнаваемы по одежде, да и знают их тут все. Секта сейчас в республике запрещена, но убеждения не запретишь, наверное, пройдут годы, прежде чем удастся что-то кардинально изменить в настроениях определенной части верующих. И ни тех, ни других никто не трогает. Лишь позволяют себе молчаливо при встречах их обходить.
Правда, местные власти кое-какие превентивные меры все же предприняли. Попросили чеченцев и чеченов-акинцев на время - что-то вроде бессрочного отпуска - уйти из государственных организаций и служб жизнеобеспечения: все-таки военное положение, в котором находятся город и республика, диктует свои законы. Все обошлось без скандалов, местные чеченцы все поняли. В этом отношении интересна история хирурга - чечена-акинца из местного военного госпиталя. В период самых напряженных боев в Новолакском и Буйнакском районах, когда вертолеты ежедневно десятками доставляли раненых, он три дня не выходил из операционной. В один из редких перекуров он как-то безнадежно обхватил голову руками и с горечью произнес: “Ну что мне теперь делать?” “Работать”, - ответили коллеги. И по крайней мере в сентябре он работал на своем месте.
В пригороде сохранилось много бывших пионерских лагерей, сейчас их заполняют беженцы. И опять никто у них не спрашивает паспортов на предмет выяснения национальности - помогают кто чем может. По утверждению учителей гимназии, все педагоги, интеллигенция города ходили в госпиталь сдавать кровь - по 300 граммов. Все эти факты приведены лишь к тому, чтобы еще раз подчеркнуть: буйнаксцы действительно добры к тем, кто их защищает, к тем, у кого горе, и по своей сути интернациональны. Однако не надо думать, что все они этакие безоглядные сибариты. Мужчины рвутся в бой, а самое расхожее здесь выражение повергает в трепет: “Если поймаем их (“вахов”. - Авт.), порвем в клочья”.
Гневный Дагестан
После взрыва в Буйнакске пятиэтажного дома в начале сентября, где погибло 64 человека, бдительность здесь достигла, кажется, абсолютных пределов. Здесь каждый - от мала до велика - считает себя бойцом. “Кажется, был шалопай шалопаем, - рассказывали педагоги про своих учеников, - а теперь приходит, спрашивает, чем помочь, и обязательно дежурит на улице вместе со взрослыми”.
В городе около трех тысяч ополченцев при общей численности населения около 40 тысяч. Фактически их гораздо больше, потому что официально регистрируют лишь призывной возраст. Но беда в том, что у гражданских практически нет оружия. В сентябре на весь Буйнакск было выделено 300 карабинов - смех. Один из квартальных командиров рассказывал, что на 80 человек его отряда у них всего восемь стволов самого разного достоинства - от автомата до старой охотничьей одностволки. Но люди продавали скот, вещи, чтобы приобрести оружие. Нам рассказывали где - в частях федеральной армии, но доказать это практически невозможно. А у кого нечего продавать, тот вооружается по-своему - железными прутами, битами, просто качественным дубьем. Видели деда, седого как лунь, средь бела дня разгуливавшего по городу с любовно отделанной самодельной тростью, в верхней части которой был прикручен длинный штык чуть ли не времен первой мировой войны, очень может даже быть, что от трехлинейки. Он был готов к бою, как и другие мужчины.
Но что можно сделать с таким вооружением, случись нападение на город хорошо вооруженной банды? Даже местная милиция вряд ли ей смогла бы противостоять. Вспоминается, как в городскую гражданскую больницу впервые приехал наш наряд из 10 человек. Их встретили, кажется, до предела измотанный лейтенант милиции со стареньким автоматом - он третьи сутки был на дежурстве - и два его помощника. Сначала они молча и с каким-то недоверием смотрели на экипировку наших ребят - автоматы с подствольниками, пулемет, снайперскую винтовку, боезапас и гранаты, которые угадывались в карманчиках “разгрузок”. Наконец-то, лишь сказал он, даже рации есть. Оказывается, у него даже не было толковой связи с ГОВД, и случись нападение на больницу - а это, все знают, излюбленный объект террористов для взятия заложников, устоять было бы невозможно.
Что уж говорить об ополченцах. Впрочем, как мне представляется, вопрос о раздаче оружия гражданскому населению весьма проблематичен. Самозащита? Да, но ведь потом надо будет его изымать, потому что неизвестно, в какую сторону оно повернется после конфликта. В принципе борьба с бандформированиями - это не проблема населения и даже линейной милиции. Отчасти ОМОНов, СОБРов, но главным образом - регулярной армии. В Дагестане нет своих воинских частей, а значит, все опять зависит от столицы России, которая, на этот раз надо отдать ей должное, хоть и с опозданием, но сумела власть употребить против разгулявшихся террористов.
* * *
Гостеприимством буйнаксцев отряд наслаждался считанные дни. Потом было Чабанмахи, где случилась трагедия с Алексеем Беляевым. Ваши корреспонденты, вернувшись с места новой дислокации приморского ОМОНа и готовясь к вылету во Владивосток, находились в Буйнакске, когда пришла эта трагическая весть, и видели, как плакали женщины гимназии. Да, для отряда они действительно были добрыми гениями, и это нелишне знать матерям, женам, сестрам, подругам, провожавшим наших ребят в Дагестан, как оказалось, к настоящим друзьям.
P. S. По последним данным, поступившим из УВД Приморского края, Владивостокский ОМОН продолжает нести службу в Чабанмахи. Там практически восстановлена гражданская власть, но реально сохраняется опасность проникновения в село и его окрестности отдельных групп боевиков. Поэтому отряд по-прежнему живет в режиме повышенной боевой готовности. Местное население, которому разрешено в светлое время появляться на своих подворьях, пытается навести в домах порядок. Однако очевидно, что лишь редким семьям, да и то в неполном составе - детей сюда явно везти еще нельзя, удастся здесь перезимовать: уж слишком велики разрушения, и темпы восстановления будут зависеть от сроков поступления в республику финансовой помощи, а главное - от ее объемов.
Потерь и ранений среди личного состава отряда к сегодняшнему дню не зарегистрировано (исключая, естественно, трагедию середины сентября, о которой “В” сообщал). Предполагается, что Владивостокский ОМОН вернется домой после ноябрьских праздников.
