Дмитрий Васильев: Мое выстраданное счастье - быть дирижером

Музыкальная общественность края уже наслышана о том, что в 1997 году художественным руководителем и главным дирижером Тамбовского симфонического оркестра стал 24-летний аспирант Нижегородской консерватории Дмитрий Васильев, ступивший на стезю музыканта в Приморье, в большекаменской детской музыкальной школе.

Сегодня у читателей "В" появилась возможность познакомиться с молодым маэстро. Наша беседа состоялась в доме родителей Дмитрия - Владимира Иосифовича и Натальи Ивановны в его приезд во время отпуска в Большой Камень.

- Дмитрий, каким оказался твой путь в музыку?

- Она буквально царила в нашем доме, где имелся практически не замолкающий проигрыватель с кучей всевозможных пластинок - с классической, народной, популярной музыкой, да еще и регулярно звучал баян моей мамы, профессионального музыканта. Получалось так, что я просыпался и засыпал под какой-нибудь аккомпанемент.

Одним словом, музыкальным вирусом заразился с тех пор, как себя помню. Поэтому сомнений насчет того, будет ли сын заниматься музыкой или нет, у родителей не возникло - все это как бы подразумевалось само собой.

И когда я достаточно подрос для того, чтобы самостоятельно раздвигать баянные меха, пошел по пути типичному, более того, единственно возможному для любого музыкального ребенка в нашей тогдашней стране - поступил в детскую музыкальную школу. Я стал учащимся класса баяна педагога Клавдии Поповой, которая выучила в стенах большекаменской ДМШ мою маму. Клавдия Саввична пришла к нам домой (мама тогда отсутствовала - сдавала сессию в институте) и предложила пойти по материнским стопам. Я согласился, и в результате получился этакий наследник и продолжатель... Силком меня в музыку никто не тащил.

Школа помогла понять и осознать главное: занятие музыкой - это каждодневный, серьезный, вдумчивый и, что особенно важно, упорнейший труд. Такое отношение к музыке с годами лишь укрепилось, и сегодня я твердо убежден, что никакие задатки и способности не принесут желаемых плодов, если не ставится конкретная цель и не прилагаются основательные усилия для ее достижения. За то, что я начал понимать это еще в школе, спасибо моему первому педагогу.

Затем наступили долгие годы учебы в Ростове-на-Дону. Такой выбор был продиктован двумя обстоятельствами. Во-первых, ростовская баянная школа - едва ли не сильнейшая в стране. А во-вторых, там живет моя бабушка, и потому я, мальчишка, в 14 лет оказавшийся за тридевять земель от родительского дома, опять-таки фактически попал домой.

В ростовском музучилище занимался по специальности у преподавателя Владимира Скибы, не только прекрасного педагога, но и замечательного музыканта-исполнителя, одинаково виртуозно владеющего баяном, аккордеоном и фортепиано. У него было чему поучиться, что я и постарался сделать, используя предоставленную возможность перенять из первых рук самые передовые исполнительские приемы.

В 1994 году, когда я учился на втором курсе консерватории, мне довелось защищать честь страны на международном конкурсе музыкантов-ансамблистов в Лионе. Наш баянный дуэт (я играл вместе с учившимся на два курса старше меня Евгением Вальченко) взял гран-при конкурса...

- А как случилось баянисту переквалифицироваться в дирижера?

- Может быть, случившаяся метаморфоза и стала для кого-то неожиданностью, только не для меня самого. Перелом произошел сугубо внешний для тех, кто за мной наблюдал со стороны, а как такового перелома в сознании у меня не было. Еще в училище я ощущал какую-то необъяснимую радость, даже восторг, работая с оркестром в классе дирижирования. И поэтому пришедшее позже, уже в годы учебы в консерватории, решение продолжить свою музыкальную карьеру в качестве дирижера отнюдь не было спонтанным.

Я всегда старался расширить рамки возможностей своего инструмента, но они постоянно оказывались тесными - и в плане тембрового, фактурного звучания, и в плане репертуара. Ведь хороших оригинальных произведений, написанных специально для баяна, увы, немного, а любое переложение все равно останется таковым. Оттого-то каждый исполнитель-баянист, желающий выйти за обусловленные спецификой своего инструмента рамки, со временем приходит в тупик.

А симфонический оркестр обладает наивысшими возможностями выражения любых мыслей и чувств, дает широчайший, практически безграничный простор для творчества.

На четвертом курсе консерватории у меня появились серьезные мысли о смене специализации. Поворот намечался крутой, но к нему меня подтолкнула и объективная причина - болезнь пальца, о природе которой обследовавшие меня врачи так и не дали исчерпывающего заключения. На пятом курсе она уже не позволяла мне полноценно играть, все методы лечения ни к чему не привели, и выбор дальнейшего пути определился.

Я стал целенаправленно, активно заниматься дирижированием, изучать оркестровые партитуры, глубже вникать в гармонию, слушать записи лучших дирижеров... И получил известие о проведении в марте 1997-го Всероссийского конкурса дирижеров имени Делициева в Тамбове. Подготовился, поехал на конкурс, выступил... и взял первую премию. А в августе этого же года получил приглашение возглавить воссоздаваемый Тамбовский филармонический большой симфонический оркестр.

Этот коллектив был создан 100 лет назад, но во время Великой Отечественной войны он распался, а попытки восстановить его в послевоенные годы оказались безуспешными. И вот в 1997 году состоялось второе рождение коллектива, основой которого стал местный камерный оркестр.

- Чем был продиктован такой выбор тамбовцев?

- Почему решили пригласить именно меня, не имеющего к тому же специального симфонического образования? В Тамбове упорно подыскивали кандидатуру дирижера, прежде всего в Москве. И недостатка в желающих поработать с новым оркестром не было, причем среди них оказались и достаточно опытные музыканты, оказавшиеся в силу жизненных обстоятельств без работы. Но все прочие претенденты на дирижерский пульт хотели работать по-хитрому - сессионно: живя в Москве, наезжать в Тамбов, делать программу... и обратно - в родную столицу. Перспектива иметь дело с сезонными гастролерами не прельстила руководителей музыкальной культуры города.

Дело в том, что дирижеру постоянно приходится быть начеку - настолько оркестр является необычайно чутким механизмом, даже, скорее, организмом, поскольку имеешь дело с живыми, конкретными людьми, у каждого из которых - свой характер, личные запросы и амбиции, всяческие проблемы. Тем более что речь тогда шла о новорожденном оркестре, находившемся в периоде становления, которому еще только предстояло развиваться, приобретая со временем и уверенность в своих силах, и необходимый кураж, и свое фирменное звучание, и собственные традиции.

Оглядываясь назад на время, проведенное в оркестре, я все более утверждаюсь во мнении, что не смог бы “залетный” дирижер добиться чего-нибудь стоящего, будь он хоть семи пядей во лбу и даже гори он искренним желанием помочь коллективу - с оркестром нужно жить одной жизнью, делить все радости и тяготы, удачи и огорчения, переживать взлеты и падения. Если оркестранты и дирижер не чувствуют себя одним целым, если нет взаимного доверия и уважения, о настоящем деле говорить не приходится.

- Твоя первая встреча с оркестром...

- Мы познакомились осенью 97-го. Та первая встреча была просто беседой, я представился, рассказал о себе, познакомился с каждым оркестрантом. Не было ни растерянности, ни неуверенности, ни страха - все произошло естественно и непринужденно. Главное, что я не почувствовал тогда никакого отторжения коллектива, скорее ощутил даже симпатию. Следующая наша встреча была уже на первой репетиции - началась подготовка к презентации оркестра, состоявшейся в канун нового, 1998 года. С тех пор мы ведем плановую концертную работу, позади уже два отыгранных сезона, в которых оркестр исполнил 16 программ, а также принял участие в двух международных музыкальных фестивалях имени Рахманинова.

- И каковы они, дирижерские будни?

- Работать с коллективом, каждый участник которого подлинный профессионал, понимающий тебя с полуслова, приятно, но вместе с тем и ответственно - чем выше уровень оркестра, тем больше требований к себе должен предъявлять дирижер. Именно так обстоят дела сегодня и в нашем оркестре: начальный, “романтический” период, когда все были исполнены энтузиазма и просто огромного желания играть, прошел. Но зато уже есть опыт совместной работы, мы почувствовали друг друга, знаем, кто чего стоит, на что способен, и потому сейчас заметно возросли наши обоюдные требования.

А работа идет очень динамично - на подготовку очередной концертной программы уходит всего две недели. Репертуар этих программ составляю я, стремясь включить в него и хорошо известные, популярные произведения, так сказать, классические “хиты” (в награду слушателям за то, что они пришли на концерт), и такие, которые наверняка не известны широкой публике. Стараюсь, чтобы каждый концерт получился интересным, разнообразным и познавательным, а слушатели уходили из зала хоть чуть-чуть не такими, какими сюда вошли, открывшими нечто новое в музыке и в себе самих.

Это может случиться только при условии нашей полной самоотдачи на репетициях и в индивидуальной подготовке. Оркестр - это живые, со своими особенностями и слабостями люди. Известно, что музыканты никогда не отличались особой дисциплиной, более того, каждый - гений, как правило, непризнанный. Я никого не разубеждаю в этом, но говорю: “Да ты гений, но и будь любезен сыграть как гений”. Иногда в пылу борьбы за дисциплину, даже малейшее послабление которой непременно отрицательно сказывается на качестве звучания, я бываю излишне строг, а порой вижу, как расползается, плывет оркестр, теряются связывающие нас невидимые нити, и виню в этом только самого себя.

Да они и изначально конфликтные - взаимоотношения оркестра и дирижера, призванного не только руководить с дирижерского пульта, но и быть воспитателем, этаким “дядькой Черномором”. А у “дядьки” в подчинении 60 музыкантов, младшему из которых 18, а старшему 60 годков... И есть среди них свои неформальные лидеры, причем необязательно самые сильные музыканты, и от них зависит очень многое в настроении и поведении всего оркестра.

И чтобы успешно управлять такой сложнейшей структурой, сотканной из отдельных личностей, дирижеру не стоит перегибать дисциплинарную палку, как не следует и заигрывать с оркестрантами, допускать проявления панибратства. Поверьте, это очень непросто. Опираться же в своей работе он должен на профессионализм. А работа его в итоге сводится к выискиванию плохого, даже в самом хорошем. Делается это во благо, чтобы достичь звучания, максимально приближенного к тому, что слышит дирижер внутри себя, и какового хочет добиться от оркестра.

- И какое же оно должно быть, это звучание - традиционно-каноническое или оригинальное?

- Выискивание новизны, оригинальности, экстравагантности - не самоцель. Откровение может родиться и на основе исполнительского опыта, накопленного предшественниками, а если человек искренен, он обязательно скажет что-то свое. Но при этом нелишне помнить и о стиле - канонах, по которым принято исполнять произведения того или иного композитора.

- Кто импонирует тебе из дирижеров?

- Из уже ушедших - Тосканини, Портвенглер, Мравинский, а из ныне действующих - наши Темирканов и Гергиев. У них я учусь, беря у каждого что-то особенное, характерное, созвучное моему пониманию и восприятию.

- Чего бы ты не хотел услышать от своих музыкантов?

- Боюсь потерять уважение, услышав однажды слова “он плохой дирижер, непрофессиональный, занимается халтурой и еще чего-то требует от нас”. Чтобы этого не произошло, учусь и учусь и, надеюсь, буду продолжать делать это всю жизнь, иначе лучше сразу сломать да и выбросить дирижерскую палочку.

- Ты счастливый человек?

- Мне искренне жаль людей, идущих будто на каторгу на нелюбимую работу - такая работа изматывает человека, он и стареет раньше времени душой и телом. И, несмотря на то, что присущая дирижеру мания выискивания негатива нередко удручает и таит в себе опасность впадания в депрессию, я - человек счастливый и не променяю палочку дирижера ни на какой, даже самый престижный, скипетр.

P. S. Буквально на днях Дмитрий Васильев получил свидетельство об окончании аспирантуры Нижегородской консерватории в классе оперно-симфонического дирижирования заслуженного деятеля искусств РФ профессора Александра Скульского, выполнив при этом кандидатский минимум. Наверное, это лучший подарок, что сделал себе молодой маэстро к своему 27 дню рождения, с которым его поздравит в ноябре его новая большая семья из 60 человек.