Испепеленное богатство Чабанмахи

Чабанмахи лежит на склоне горы, и его верхняя часть хаотично разбросана по ее гребню. Сюда бойцы из владивостокского ОМОНа добрались на второй-третий день, когда уже проверили близлежащие дома. Здесь, на гребне, обнаружили свежие лежки снайперов - это обыкновенные матрацы с разбросанными вокруг свежими же, как определили ребята, гильзами и еще пригодными к употреблению плитками шоколада. Ушли явно недавно, а может, лишь нынешним утром, чтобы опять прийти, когда на горы опустится черная кавказская ночь и когда почти безнаказанно можно прошивать очередями или одиночными настороженно не спящее, но, кажется, вымершее село. И наш ОМОН, и каспийский, и подразделение махачкалинской патрульно-постовой службы, расквартированные здесь, ночами чутко стерегут свои сектора, но за пределы занятых ими домов стараются не выходить - слишком велик риск. А ведь Чабанмахи совсем недавно знавало лучшие времена.

Утраченное

Отсюда же, с гребня, скалой обрывающегося в долину, открывается великолепный вид на Карамахи - то самое, которое до недавнего времени не сходило с фронтовых сводок. С высоты птичьего полета хорошо видно, какое это было богатое село: размеры домов трудно даже представить нашему крестьянину - два-три этажа, а вообще-то на вид - почти офис крупного банка. Еще безразмерные подвалы, дворовые постройки - все из местного камня, самая разнообразная техника. Кстати, о последней: на 1000 дворов в селе числилось около 800 “КамАЗов”. Люди занимались извозом, сельским хозяйством. Все это сейчас, под утренним ярким солнцем, застыло в безмолвии, весьма обманчивом.

Позже заместитель командира нашего ОМОНа Магомед Лабазанов (в отряде его зовут Михаилом), уроженец Буйнакска, хорошо знающий эти места, сказал, что долину можно сравнить с нашей Партизанской - так же и даже более плодородна, защищена от ветров, а по среднегодовой температуре еще более теплая. Урожаи картофеля, к примеру, несравнимы с нашими.

Мы не были в Карамахи, лишь наблюдали сверху, но в Чабанмахи находили удивительные свидетельства, по нашим меркам, высочайшего благосостояния местного населения. К примеру, поразила воображение тетрадь, оставленная в одном из домов и служившая, видимо, своего рода книгой расходов и доходов. По ней выходит, что в конце мая этого года семья продала картофеля... на 37 тысяч рублей, причем, судя по записям, брали у них оптом на месте по пять рублей за килограмм. Еще мог быть и осенний урожай...

А ведь Чабанмахи - село на 200 дворов, по местным понятиям, более бедное, чем Карамахи. Здесь, наверху, и прохладнее, и “КамАЗов” поменьше в расчете на душу населения, и вроде бы земли не так много, и дома поскромнее, правда, по местным меркам. Нам они таковыми не показались, хотя и были практически все разрушены. К примеру, тот, в котором мы “жили”, достаточно средний, даже по меркам Чабанмахи, но более 20 бойцов ОМОНа, войдя в него, просто растворились - тесно по крайней мере не было никому. Холодно по ночам, сыро, да и сквозило - это да, ведь дом был в буквальном смысле без окон и дверей. Но только не тесно.

И еще ковры. Их, различных цветов, рисунков и размеров, по нашим понятиям, было просто неимоверное количество. Конечно, это образ жизни, традиции, но все же нужно обладать достаточным капиталом, чтобы их приобретать. Коврами сначала занавесили окна - кроме тех, где были устроены из мешков с песком и кирпича амбразуры для постов, затем внутренние двери. На коврах спали, ими же укрывались - кстати, оказалось, что они совсем не греют, спальник куда надежнее. И так практически в каждом доме.

Позже, когда в село стали запускать местных жителей, причем только на световой день, появившийся хозяин “нашего” дома, или позиции, как говорят в ОМОНе, скажет: “Эх, и половины не осталось”. Это о коврах, обстановке, ставшей больше похожей на дровяной хлам. Судьбу дома он уже к тому времени решил: “Все надо убирать, через год, если снова не придут, все восстановлю”. Мы поняли его горькую досаду, когда рассмотрели фотоальбом, посвященный годовщине его сына (он, между прочим, ждал его 18 лет, первая из четырех дочерей уже замужем). Съемка велась в тогда еще жилом доме, и ковры были везде - на полах, на стенах, на диванах...

А еще во всех проверенных домах, в их подвалах - картофель, овощи, безмерное количество консервированных компотов из груш, алычи... А мрачный пейзаж села даже тогда, когда на него падает туман и совсем по-владивостокски сыплет морось, оживляют яркая сочная зелень неубранной и явно перестаивавшей капусты и темно-зеленые полоски тяжелого болгарского перца. Да и картофель надо убирать, ибо бродячий скот и осенняя сырость его доконают. Словом, люди собирались жить...

НО ПРИШЛИ ОНИ

Доктор философских наук, директор Института регионоведения и коммуникавистики Гарун Курбанов (Махачкала) в одной из своих публикаций в газете “Дагестанская правда” назвал главные корни появления ваххабитского экстремизма. Они в неприятии конституционного принципа отделения, который состоит в том, что религиозные объединения не должны выполнять функции органов власти, государственных учреждений и органов местного самоуправления. И далее: “Экстремистские формы неприятия выразились в публичных отказах от соблюдения законодательства, формировании вооруженных групп, установлении в некоторых регионах шариатской формы правления, например, в селах Карамахи и Чабанмахи Буйнакского района”.

Все так и было. Даже если бы не попался на глаза этот номер газеты, пришлось бы все равно поведать историю этих сел со слов его жителей. А начиналось все лет пять назад, может, больше - с создания ваххабитских сект. Может быть, были внешние силы, которые инициировали этот процесс, но как бы там ни было, вначале никто не приходил: секты образовывались из своих, доморощенных ваххабитов. Причем на этой почве делились даже семьи - два брата могли стоять по разные стороны баррикад (не правда ли, это напоминает гражданскую войну?).

Провозглашенный в республике принцип свободы вероисповедания понимали буквально, и власти не обращали внимания на то, что у “вахов”, или “вовчиков”, как их здесь вполне официально, по крайней мере в прессе, называют, стало появляться оружие. Не охотничье и даже не карабины, а автоматы, гранаты. Что еще пять лет назад они готовили бункеры, пещеры, два года назад на близрасположенной горе Чабан стали строить мощные укрепления, нанимая местных жителей за 300-400 рублей в день; наконец, что уже вконец затерроризировали население. Например, одного провинившегося так называемый шариатский суд обязал поставить полторы тонны цемента - ясно, для каких целей. Другого заставил отработать какое-то количество дней на строительстве укреплений. Местный ветеран-афганец, знающий, во что может вылиться исламский диктат, попробовал поспорить. Случилась драка, может, и настоял бы на своем, но его застрелили из карабина. И, обратите внимание, виновный не был привлечен к уголовной ответственности. Любые попытки местных противостоять все усиливающемуся диктату “вахов” заканчивались для них разборками не только с новоявленными правителями, но и с органами власти, к примеру с милицией. Позже последняя жестоко за это поплатится.

Бред какой-то, не правда ли? Государство в государстве. И ведь местные власти - и буйнакские, и махачкалинские - знали обо всем этом. На все жалобы и обращения ответ был один - в Дагестане каждый может выбирать себе ту религию, которая ближе его сердцу. Знали и в первопрестольной. В Чабанмахи в бытность свою премьером заезжал Сергей Степашин, и директор местной школы при большом стечении народа все ему изложил, показал, где строятся укрепления, рассказал, какое и сколько у “вахов” оружия. Снимало центральное телевидение - не показали, а Степашин лишь успокаивающе так заверил: “Ничего, примем меры”. Даже если все поведанное чабанмахинцами делить на два, три, четыре, принять во внимание их эмоциональный настрой, неизбежно сложившийся при виде родных пепелищ, то все равно рассказанное уж очень точно вписывается в схему российской политики на Кавказе последних лет: итог ее всегда был один - крупномасштабные военные действия, не всегда успешные, а потом поочередный сбор на зачистки СОБРов и ОМОНОв всей России.

Стоит особо подчеркнуть, что ваххабизм не имеет национальных границ. И Карамахи, и Чабанмахи - села, где живут даргинцы, одна из основных наряду с аварцами, кумыками, лезгинами национальностей Дагестана (всего в нем мирно уживаются представители около 40 национальностей). Так вот “вахами” там стали именно свои, даргинцы. Другое дело, что они не смогли бы подняться без финансовой и материальной поддержки из Чечни, вернее, без поддержки Хаттаба и Басаева, которые, попросту говоря, попользовались местными фанатиками. И не только ими. Здесь находили трупы явных славян... с фальшивыми долларами. Впрочем, имя последних известно всем - наемники.

Они - и свои, и чужие - пришли потому, что все боялись своевременно власть употребить, а потом только и осталось бомбить село, превращенное в единое мощное сооружение. В этом году в Чабанмахи ни один местный ваххабит не занимался огородом - видимо, все уже ждали сигнала. Может быть, местное население, хотя и с голыми руками (тут и карабины-то не у всех, они просто здесь ни к чему), и смогло бы как-то противостоять своим - их всего-то было 14 процентов от общего количества проживавших, но пришли “соседи” - обученные и опытные боевики. Когда начались боевые действия, уйти разрешали лишь женщинам, старикам, детям - взрослые мужчины под дулами автоматов копали окопы. При первой возможности, конечно, бежали, таких было много. Впрочем, о боевых действиях написано уже достаточно много. Замечу только, что “гости” как пришли, так и ушли, а местные - и чабанмахинские, и карамахинские “вахи” почти все остались на партизанском положении. Их просто кинули, как отработанный материал. Домой нельзя - ведь их знают в лицо, а теперь и в Чечню опасно. Вот и шатаются по окрестностям.

Неизвестно только, сколько их осталось в живых. Но по ночам здесь стреляют снайперы, и бойцы из владивостокского ОМОНа все пытались определить места их лежек и куда они деваются днем. Деться здесь есть куда - нор понарыто изрядно, а главное, наверняка все они не обнаружены. К тому же “зеленка”, то есть лес, совсем рядом, собственно, он начинается в селе, а туда заходить еще опаснее - растяжек, может, просто мин понаставлено там, видимо, много. И рваться им еще месяцы, а может, и годы. Здесь боятся, что может повториться прибалтийский вариант, когда после Великой Отечественной войны НКВД пришлось бороться с лесными братьями еще добрый десяток лет.

ПРИОБРЕТЕННОЕ

Хозяин дома разбирал какие-то тряпки на первом этаже и вдруг застыл - у него в руках были две бороды. Бороды - отличительная черта ваххабитов, и все уже знали, что они, пытаясь скрыться, раствориться, сбривают их. И с каким же остервенением он швырнул на пол эти бороды, как топтал их. Ему же ребята рукой показали подворье, где обнаружили труп ваххабита, и высказались в том смысле, что надо бы как-то, пусть чисто символически, его захоронить. Эх, надо было видеть, какая всепоглощающая ненависть мелькнула у него в глазах, и слышать, каким тоном он бросил: “Пусть гниет”. Стояло их, соседей-погорельцев, рядом человек 20, и все молча закивали головами, никто даже не сдвинулся с места. Эту нелегкую работу на себя взяли местные милиционеры - не из соображений гуманности, просто сейчас здесь опасаются эпидемии.

Эту ненависть к “вахам” мы заметили еще в Буйнакске, когда побывали на развалинах дома, подорванного террористами, когда просто в разговоре с людьми упоминали слово “ваххабит”. “Всех надо рвать на куски”, - это самое безобидное, что мы слышали от дагестанцев, независимо от национальности. Бравый командир

ОМОНа из Каспийска, полковник, отслуживший в советско-российской армии положенное, в том числе и в Карабахе, приветствуя в Чабанмахи первых прибывших на свои пепелища хозяев, прямо сказал: “Тот не дагестанец, кто не убьет “ваха”. И все опять дружно закивали головами.

Да что полковник, он человек военный и повоевавший. Председатель народного собрания Буйнакска (прототип нашей думы, если бы она была во Владивостоке) с трибуны митинга, посвященного всероссийскому дню траура, прямо заявил: “Не надо никаких судов, давайте мы всех, кого ловим, будем отдавать тем, кто пострадал - пусть они делают с ними, что хотят”. Что конкретно надо делать, все уже знают. Марат, ученик 6-го класса гимназии, где был расквартирован ОМОН, совершенно откровенно заявил: “Если поймаю “ваха”, сначала отрежу ему ноги, потом руки, потом голову...”

- Зачем, - спрашиваю, - может, лучше сразу убить? Или передать в милицию? - продолжаю наивничать.

- Нет, - Марат был беспощадно непреклонен, - пусть помучается - как они нас, так и мы их.

Поинтересовался у учителей и выяснил, что Марат весьма успевающий ученик, изучает русский, английский, арабский - последний ему нужен как аварцу по происхождению. И все это очень печально. Жестокий умница - разве таким мы представляем человека ХХI века?

Буквально единицы ваххабитов, пойманных после военных действий в окрестностях Буйнакска, доставляются в Махачкалу - именно здесь с ними по идее должны заниматься спецорганы. Как правило, по дороге они “почему-то умирают, слабые какие-то”, усмехаясь, рассказывали нам милиционеры. А вот это тревожно. Ненависть принимаю и понимаю, но не самосуд, потому что в принципе не вижу разницы между ним и судом шариата - под разным соусом, но все та же тухлая рыба. Хуже всего, что, судя по всему, власти совсем не собираются как-то нейтрализовать эти настроения. Может, опять не понимают, что нельзя давать разгуляться как религиозному экстремизму, так и праведному народному гневу. И то, и другое чревато непредсказуемыми последствиями.

Что посеешь, то и пожнешь. Что ваххабиты хотели, то и получили, но пусть этот урожай они забирают с собой в могилу, ибо он не нужен солнечному и щедрому Дагестану. Изменения в психологии народа придется исправлять десятилетиями, ведь привыкший к жестокости неизбежно перекинет ее с одного объекта, если таковой исчезнет, на другой. И кто может точно сказать, на какой именно? И это самое печальное приобретение дагестанцев за время... Чего? Конфликта? Войны?..

И все же думается, что в дагестанцах победит доброе начало. Ведь здесь практически не было национальной розни, а нас, владивостокцев, и в Буйнакске, и в Чабанмахи они принимали, как родных братьев. Мы видели, как тяжело хозяину “нашего” дома обозревать свое порушенное хозяйство. И тем более удивительны были его слова: “Картошку кушайте, банки открывайте, поймаете барана - зарежьте: ничего не жалко, только их не пускайте”. Позже он сам показал нам, как правильно разделывать баранов. Но об этом - щедрости и доброте дагестанцев - в следующем репортаже.