Млечный путь сквозь заросли шиповника

Двадцатое столетие научило нас спешить, меньше читать, редко писать друг другу письма, разучило собираться большими семьями за круглым столом, изучать историю - улицы, города, своей семьи. Но остались среди нас избранные. Александр Григорьевич Суханов, каждый день идущий в главный корпус Дальневосточного университета по улице, носящей фамилию его семьи, - один из них.

Завтра была война

Вечер и ночь накануне войны остались в памяти Александра Суханова на всю жизнь. Не потому даже, что следующие пять лет длилась кровопролитная Великая Отечественная. Просто в этот день Александр окончил школу, а выпускной вечер - большое событие, как бы ни повернулась жизнь потом.

Школа под номером 13 всегда стояла особняком на перекрестке 1-й Морской и Набережной. На самом ветру, лицом к морю. Обычное здание довоенной постройки. Жизнь в нем кипела, как во всей крепнущей стране Советов. Среди прочих наук, которые постигали ученики, значились непременные уроки гражданской обороны. Тихая в те годы была далекой окраиной, туда и ходили пешком на учения, в строю, с полной выкладкой - винтовками и противогазами. И стреляли отменно: весь 10-й класс - ворошиловские стрелки. А военрука просто боготворили. Прошедший финскую, он учил мальчишек не играть в войну, а воевать. Может быть, потому они и не испугались, когда наутро узнали страшную весть.

- Нас приучали к войне понемногу, - вспоминает Александр Григорьевич. - Сначала Хасан, потом Халхин-Гол, мы верили, что все быстро кончится...

Школа сияла огнями. До утра еще было далеко. Учителя потихоньку расходились, осталась лишь классный руководитель.

- Почему вы зовете нас мальчишками, Клавдия Ивановна, - окружили ее вчерашние ученики. - Мы ведь уже взрослые все, разве вы этого не заметили? Вы будете гордиться нами, мы же ваш первый выпуск!

Обязательно гордиться. Павшими и живыми... Александра призвали в армию спустя месяц после начала войны. Школа пилотов начального обучения, затем спасская школа стрелков-радистов 58-й армейской дивизии, потом действующая армия. Здесь, на Дальнем Востоке.

Нападения милитаристской Японии ждали с минуты на минуту. Когда очередные добровольцы приходили проситься на истекающий кровью фронт, запрещали даже думать об этом: да, там тяжело, но кто защитит Родину, если начнется война здесь, на Востоке? Провокации на границе, которые постоянно устраивали японцы, ожидание схватки, непрерывные дежурства, когда сутки напролет не вылезали из летных комбинезонов, изматывали. Да еще эти вести с фронта. Наши отступали...

На фронт Суханов попал в 43-м перед Орловско-Курской дугой. Отныне часть его жизни проходила в кабине тяжелого бомбардировщика. Облаченные в массивный комбинезон и унты, летчики проводили в воздухе по восемь часов без посадки, обеспечивая поддержку в направлении главного удара. В 43-м уже наступил перелом, в воздухе господствовали русские. И все же каждый вылет мог стать последним.

- Я не знаю, из каких побуждений сегодня говорят, что мы давили немцев “мясом”, - рассуждает Александр Григорьевич. - Надо быть очевидцем, чтобы что-то утверждать, но наше поколение уходит, защищаться практически некому.

Александр Григорьевич вынимает из пластиковой папки карту: пожелтевшие четвертинки трофейного картона склеены лентой, от руки нарисованы очертания материка с нанесенными названиями городов. “Я сам срисовал с командирской карты для себя”, - поясняет он.

Ярко-красным вычерчен маршрут Познань - Берлин. Последний маршрут войны, по которому вылетал на бомбометание в составе экипажа стрелок-радист Александр Суханов. Берлин в последние месяцы войны изнемогал под градом бомб и снарядов, доживая считанные до своего падения дни, ощерившись разрушенными зданиями домов и вокзалов. Столице третьего рейха сторицей возвращалось все зло, причиненное миру фашизмом. Но до этого надо было еще дожить...

Два года назад в Москве один из молоденьких журналистов, представляющий либерально-демократическую партию, на встрече с ветеранами заявил Суханову: “Вы не все знаете о войне”. Тот в ответ спросил: “Откуда же тогда знаете вы?..” Уже в мирные годы он перечитал тысячи страниц мемуаров Рузвельта, де Голля, других крупнейших политических деятелей того времени, опубликованных документов, находя подтверждение или опровержение тому, что он знает о войне. Технические характеристики бомбардировщиков и истребителей, количество штрафных батальонов, мнения верхушки третьего рейха об организации нашего генштаба - Александр Григорьевич постоянно ссылается на ту или иную книгу. И лишь где-то в самой глубине памяти словно картинка запрятан просматриваемый в щель стрелком-радистом кусочек пространства весь в темных метинках - на землю падают бомбы...

Через тернии к звездам

Пожалуй, иначе чем тернистым путь Александра Суханова в астрономию не назовешь. Впервые он подал документы на астрономический факультет Иркутского университета еще зимой 41-го. Война, которая для него закончилась в 46-м в Маньчжурии, отодвинула поступление. Да и ехать учиться в чужой послевоенный город стало значительно сложнее: карточки, голод... Во Владивостоке факультета астрономии не было, и Суханов поступил на физмат в пединститут. Не судьба, значит... Да нет же, именно судьба. Кто-то просто обязан был вмешаться, исправить случившуюся несправедливость. Этот кто-то работал в институте. Александр Евгеньевич Крафт читал лекции по астрономии и приобщил любознательного студента к этой звездной науке. “Он сыграл в моей жизни роль своеобразного настройщика”, - восхищается Суханов до сих пор.

Позже ученик стал преемником своего учителя. В 1953 году, когда Крафта не стало, Александр Григорьевич читал на факультете астрономию вместо него. А в 1961 году в университете (к тому времени статус вуза был восстановлен) вновь открылась кафедра астрономии и геодезии, которой два срока подряд заведовал Суханов. Интерес к космосу был в те времена огромным, особенно после запуска первого искусственного спутника Земли. Число заявок на космические темы в обществе “Знание”, активным лектором которого являлся Суханов, было столь велико, что приходилось многим отказывать, как это ни парадоксально звучит сегодня. Кстати, он и сам связал свою жизнь с космосом.

- Спутниковые исследования с 1957 года, включая организацию станции наблюдения во Владивостоке при университете, отняли пять лет жизни и стоили нескольких научных публикаций, - рассказывает Александр Григорьевич. - Мои идеи совершенствования наблюдений спутников и повышения их точности завершились защитой кандидатской диссертации и монографией “Панорамная астрофотография”.

Вообще-то астрономия - особая наука. В ней, как дороги на перекрестке, сходятся все другие науки - физика, химия, экология, футурология. К примеру, от астрономии зависит будущее Земли. Вероятность столкновения ее с метеоритным потоком достаточно велика.

- Нас ожидает трагический финал? - задаю я вопрос.

- Трагический?.. - Александр Григорьевич медлит с ответом. - Нет, судя по следам на Земле, вероятность возможна примерно раз в миллионы лет. Но мы, земляне, можем предотвратить катастрофу. А для этого надо наблюдать за космосом.

Александр Суханов скептически относится к предсказаниям апокалипсиса, мол, все это любовь прессы к сенсациям. Впрочем, так же, как и мода на астрологов-предсказателей, не имеющая ничего общего с научным астрономическим прогнозом. Несколько лет тому назад Суханов отправился к оккультистам, чтобы те составили ему гороскоп. Результат его рассмешил: как говорится, все с точностью до наоборот. “А как же Нострадамус?” - упорствую я.

- Знаете, - терпеливо объясняет Александр Григорьевич, - ретроспективно можно толковать его как угодно. Я читал Нострадамуса, там нет точных указаний даже на события 1917 года в России. Современные же астрологи и вовсе выполняют социальный заказ. Я как-то спросил: почему они не учитывают 13-е созвездие Змееносца? Как же можно точно предсказывать? Вразумительного ответа так и не получил...

У него и сегодня занимаются по индивидуальному плану шесть студентов, так же, как и он сам “заболевших” астрономией. Начало своей “звездной болезни” Александр Григорьевич помнит до сих пор. В 35-м году он совершенно случайно купил книжку “Микроскопы и телескопы”. Прочел ее и решил немедленно сконструировать телескоп. Понадобились лишь стекла от очков и фотоаппарата, длинная картонная трубка. Первое, что заметил с веранды дома на Посьетской, где он тогда жил, яркое светило - диковинное, мохнатое, круглое. Он сразу побежал в университет сообщить, что нашел новую планету. Там ему ответили, что он увидел Юпитер, который Галилей открыл еще в 1610 году. Но это было уже неважно...

Хранитель

В каждом поколении семьи Сухановых есть человек, который изучает ее историю. Корни уходят в века. Александр Григорьевич добрался до прадеда. Вернее, первую часть слова следует употребить много раз. Арсений Суханов служил царю Алексею Михайловичу в 1650 году. Он был высокообразованным человеком, по приказу царя и патриарха ездил в Афон, позже по его плану под Москвой был построен Новый Иерусалим. Заодно он привез около 600 книг, что тогда считалось роскошью невероятной. Позже заведовал первопечатней, которую основал Иван Федоров. Александр Суханов - его далекий правнук - побывал там несколько лет тому назад.

Другой Суханов, Александр Васильевич, живший в Приморье в начале нашего века, был одним из первых начальников Уссурийского округа, также ревностно служил царю, обустраивая окраину России. До 1911 года много раз замещал губернатора Приморской области и был награжден всеми гражданскими орденами.

Что между ними? Ответ на этот вопрос уже много лет ищет Александр Григорьевич. Он бережно, по клочкам собирает историю семьи, выискивая церковные метрики и письма, записывая свои воспоминания детства, на которое пришлась встреча эпох. Представителем предыдущей, дореволюционной, был именно Александр Васильевич, в честь которого назвали внука.

- Он был очень образованным. В большой семейной библиотеке, муляж которой есть сегодня в доме-музее семьи Сухановых, имелись энциклопедия Брокгауза и Ефрона, по тем временам книга очень дорогая, Военная энциклопедия, все классики мировой и русской литературы. Были также микроскоп, глобусы - географический и звездный, все это очень редкие в то время вещи, - перечислял Александр Григорьевич. Не удержался и с гордостью добавил: - Был даже маленький телескоп!

Сегодня дом-музей лишь частично передает антураж эпохи. Но даже по имеющимся в экспозиции вещам понятно, как сплоченно и весело здесь жила семья, как стремились к знаниям, как любили с гостями пить чай под абажуром и устраивать домашние концерты. Потом старшие из семерых детей - сыновья уехали учиться. Казанский и Московский университеты дали одинаковые знания, но разные мировоззрения. Следующая эпоха, начавшаяся революцией, ворвалась неожиданно. Константин, возглавив Владивостокский городской совет, поверг отца едва ли не в отчаяние. Убежденный монархист, он не мог примириться с мыслью, что сын большевик, а значит - враг. Оставалось исполнить давнее намерение - написать историю освоения Уссурийского округа со всеми ее перипетиями и парадоксами. Для этого он собрался переехать к другому сыну - Григорию, который основал хутор в Шкотово. Там как раз родился еще один ребенок - внук Саша. По дороге на крестины дед разбился, неудачно выскочив из коляски, которую понесла лошадь. Миссия перешла к родившемуся внуку.

Первые строки воспоминаний Александра Григорьевича посвящены, конечно же, хутору. Отец всерьез занимался фермерством. Куры-леггорны, привезенные из Канады, элитные коровы, овцы распространились во многих районах Приморья благодаря Григорию Суханову. Пока он, великий труженик, обустраивал владения, детишки, собравшись у камина, слушали мамины сказки. Она не говорила названия, просто начинала читать, и притихшим детям казалось, что борода Черномора дымом взлетала в трубу.

Но новое время стремительно крушило вчерашний день, порою очень неразборчиво. Революция и репрессии миновали князя Петра Мещерского, род которых древнее Рюриковичей. Он был частым гостем на хуторе Сухановых, позже стал председателем рабочкома в совхозе на Майхэ. Зато Григорий Александрович отдал хутор в коммуну в период коллективизации, а в 1936 году по ложному доносу был репрессирован. Правда, позже оправдан...

Александр Григорьевич сетует, что нет времени засесть за воспоминания серьезно. Вот учебный год начался, каждый день лекции. Договариваемся о встрече, он извиняется: “Подождите, я расписание посмотрю, ведь я читаю каждый день...”

Но и без записей он помнит судьбу каждого из многочисленных членов семьи, среди которых были монархисты, большевики, анархисты, их дети, внуки, люди разные по убеждениям и профессиям, живущие в разных концах России и все же объединенные одними корнями.

- Наш хутор снесли перед войной, - вспоминает Александр Григорьевич. - На этом месте построили аэродром. Уже много лет спустя я был там с работниками музея, от дома ничего не осталось...

- Совсем ничего? - уточняю я.

- Только шиповник, который рос за изгородью. Он очень цепкий, его срежут бульдозером, а он прорастает все равно...