Колбаса как символ благосостояния нашего народа
Мы долго и терпеливо строили светлое будущее. Партийные вожди нас подстегивали и обещали полный коммунизм в конце 80-х. И вот будущее наступило. Сегодня, в конце 90-х, в нашем провинциальном магазинчике я насчитал 20 сортов колбасы. В советские времена такое могло только присниться...
Ах, эта колбаса - детская мечта моих сверстников! Ее почему-то все время не хватало. Особенно копченой. В провинции ее можно было приобрести только по великому блату или на очередной партконференции. Причем для этой цели обновляли госрезерв, пускали в продажу залежалую, закладывали на хранение свежую. Взрослый желудок “колбасу с партконференции” переваривал, детский - нет. Помню, мы сдуру дали ее полуторагодовалому ребенку, решили побаловать. Потом была “скорая”, увозившая его с острой кишечной болью и рвотой...
Сталин проблему с колбасой решал по-своему: лишних едоков он отправлял в лагеря, где “гнилая интеллигенция” и на голодный желудок спектакли ставила. Хрущев в “оттепель” выпустил всех политических, и колбасы опять не стало хватать. Шамкающий Брежнев уже не управлял страной. Он занимался более важным делом: милейший человек, он как ребенок, любивший побрякушки, цеплял их на пиджак. И потешал страну и весь мир. Правда, стыдновато было за старца. Чтобы веселить, были ведь Никулин и множество других. Получалось, он отбирал у них кусок хлеба и шмат колбасы на нем.
В молодости я служил в парторганах - должность по тем временам отнюдь не редкая была. Раз в неделю в конце рабочего дня нам организовывали буфетик, в котором давали “дефицит” - копченую колбасу, говяжий язык и едва появившийся тогда “Уссурийский” бальзам. Но и там была очередь. Я не любил в ней стоять. У меня были единомышленники. И мы резались в шахматы до последнего, пока в буфете не оставалось никого. Зато колбаса обычно оставалась, и я брал уже не одну свою пайку, а еще и на родственников и знакомых (стоила она всего-то 3.60, кажется).
Помню, в командировке в Большом Камне в гостинице, под которую была отведена обыкновенная квартира, с интеллигентными мужиками пил неразведенный спирт, и они стыдили меня за “колбасную” привилегию. Я говорил: мне стыдно, но я хожу туда. Что с того, если я не стану ходить? Нам буфетик устраивают, чтобы мы, пользуясь властью, не завязывали сомнительную дружбу с торгашами. Кстати, о торгашах, они ведь больше нашего имеют... Мужиков мой ответ не устраивал, подвыпив, они все равно корили меня. Они чего-то жаждали (впрочем, я и сам, пожалуй, тоже), ну, не крови, наверное, перестройки...
И она грянула. Революция № 2. Великая криминальная, как ее окрестили вскоре. Появились продуктовые талоны. Горбачев тогда говорил: я знаю, Брежнева вы рисуете - вся грудь в орденах, меня - грудь увешана талонами... В магазинах остались только турецкий кофе, расставленный в шахматном порядке, и скучающая до зевоты продавщица...
Почему нам так не везет с правителями? Ну, скажите, кому, кроме Петра Первого, мы совершенно искренне могли бы поставить памятник? И так, чтобы потом не крушить его? В Америке существует только две градации президентов: хороший и очень хороший. Правда, время от времени американцы им недоверие демонстрируют - импичменты. Но это с жиру бесятся. Они слишком много едят колбасы. Нас же, наверное, в наказание за то, что мы так и не построили коммунизм, заставили выживать. Выживать - и звучит-то дико (человеку от рождения дается жизнь, а не существование в лабораторных условиях). Но не всех заставили. Ельцинская “Семья” живет так, как ни при каком коммунизме, тем более социализме, не жила бы.
У нас сейчас изобилие колбасы, и в то же время она большинству недоступна. И наши думцы тоже выдвинули импичмент президенту. По этому и другим мотивам, еще более веским. Правда, сытый человек склонен к компромиссам. Дума президенту все простила.
Недавно мы отметили странную годовщину - день обвала рубля. 17 августа прошлого года раскованные наши цены повалили вверх, и также раскованная пресса запестрела заголовками типа “Вчера опять от имени народа в стране подорожала колбаса...” Траурная годовщина той августовской даты минула, а цены и по сей день остановиться не могут...
Стою у колбасной витрины. Не для того, чтобы купить. Нет, тогда не хватит на что-то более необходимое. Подсчитываю, сколько же ее сортов теперь в провинциальном нашем магазинчике? В социалистические времена в приморской тьмутаракани ее было три-четыре вида. А сейчас насчитал около двадцати (!). И как манит, как дразнит, сволочь аппетитная, - “Сервелат”, “Одесская”, “Ветчинная”, “Салями”, “Прима”... И вдруг такая злость обуяла. Чего это я стою? Да провались ты, думаю, поганая. Провались! Розы, между прочим, лучше пахнут. А их и на моих восьми сотках можно растить. Что там колбаса, сейчас гречку и красную рыбу тоже исключай из рациона. Не нужна мне та паршивая колбаса.
Дело вообще не в “жратве”. Разруха, говорят, начинается в голове. А какая у нашей страны голова, мы знаем. А раз знаем, то и нечего удивляться, почему во всей стране по-настоящему хорошо живет лишь одна семья. Все остальные зависят от капризов очередного “черного” понедельника.
За державу, конечно, очень обидно. Но и за себя тоже. За стариков. И перед детьми стыдно... От таких мыслей у меня чуть было натуральные слезы не брызнули. Да вовремя вспомнил Жванецкого. Это он очень точно сказал: “Все у нас будет хорошо. Даже если мы до этого не доживем”. Если думать только о колбасе, можно свихнуться. А вот без юмора российской душе, наверное, было бы стократ хуже, чем без колбасы...
