Итальянский: улыбка Джоконды
Мне пo сердцу язык, дитя латыни,
Что легче нежного касанья женских рук,
Он словно шелком вышит на сатине,
Где в каждом слоге дышит знойный юг;
В словах купаешься, как в теплой моря сини,
И ни один не режет уха звук,
Как в нашем северном, гортанном, где мы фукаем,
Свистим себе, шипим, плюем и хрюкаем.
Так писал об итальянском языке лорд Байрон, весьма нелицеприятно противопоставив ему свой родной язык. Увы! Чаще всего мы любим в каком-либо явлении не его подлинные качества, а наше представление о нем. При одном упоминании об итальянском языке люди закатывают глаза и издают вздох восторга: “Ах! Какая красота!”.
Реальный итальянский язык несколько отличается от своей репутации у непосвященных. Вообразим себе человека, который никогда не видел леонардовой “Джоконды”, но по рассказам составил мнение о ней как об ослепительной красавице. И вот в один прекрасный день он приходит в музей и останавливается перед небольшим полотном, с которого взирает на него неопределенных лет женщина с бескровным лицом, лишенным ресниц и бровей, с сократовским лбом, впалыми щеками и стянутыми в змеиную улыбку тонкими губами над острым подбородком. В растерянности бедняга глядит на образ, столь отличный от образа, нарисованного его воображением, и чувствует себя жестоко обманутым. Аналогичные чувства испытывает человек, начинающий изучать итальянский язык. Тот, кто с разбегу бросается в это “море ласкающих звуков”, надеясь понежиться в его “теплой сини”, рискует переломать себе ноги о рифы и камни, коварно прикрытые безмятежной гладью вод.
Итальянский язык - настоящий сын своей матери, каковой для всех романских языков была латынь - этот кошмар учащихся минувших столетий, когда латинский язык в обязательном порядке входил в программы всех учебных заведений. Итальянский во многом сохранил все богатство и разнообразие “прародительницы”. Масса нестандартных глаголов, сложные правила согласования времен, развитые условное и сослагательное наклонения - вот далеко не все его трудности, которых наскоком не взять. Для овладения ими требуются помимо желания упорство, трудолюбие и хотя бы элементарные лингвистические способности. Те, кто обладает одним только желанием, утрачивают его после первого же близкого знакомства с итальянским языком - и он уже не кажется им таким легким и красивым, как прежде.
Итальянский - исторически первый литературный язык Европы, сформировавшийся тогда, когда другие языки еще пребывали во младенчестве. Уже в XIII веке, в чеканных терцинах Данте он приобрел вид, который за немногими косметическими изменениями сохранил и поныне. Культура речи здесь очень высока. Давняя письменная и книжная традиция, высокий даже в средние века уровень грамотности привели к тому, что итальянцы говорят и пишут очень сложными и пространными периодами. Итальянский синтаксис отличается повышенной трудностью. Лаконичность ему несвойственна. Сложносочиненные и сложноподчиненные предложения, в других языках характерные для письменной речи, в итальянском - достояние разговорной. Все это сообщает итальянскому языку известную тяжеловесность. Он не отличается легкостью и живостью французского. Юмор - тоже не его стихия. Если французская фраза - ажурное кружево, то итальянская - плотная парусина. Дюма, Золя или Мопассан не могли появиться на итальянской почве.
Итальянской поэзии чужда стихия чувственной, кокетливой и переменчивой любви: она признает любовь или платоническую (Данте, Петрарка), или героическую (Ариосто, Тассо). Ибо для итальянца женщина - это прежде всего дева Мария, Богоматерь, даже “в женaх” остающаяся чистой и непорочной. Образ матери поднят в Италии на культовую высоту, и непочтительной дочери, а тем более сына там не встретишь.
Итальянский язык никогда не был особенно распространенным. В эпоху Возрождения, эпоху культурного превосходства Италии над другими европейскими странами языком “международного общения” была латынь, тогда как итальянский воспринимался ее “простонародным” вариантом. Однако именно тогда итальянские живописцы, ваятели и зодчие обогатили словари других языков своей профессиональной лексикой. Когда взошла звезда Франции, Италия переживала упадок. Она взяла реванш в ХIХ веке - веке господства итальянской оперы и итальянских певцов. Но и тогда область применения итальянского языка ограничивалась стенами музыкальных театров. В начале века Италия, ставшая подлинной певческой Меккой, располагала 400 певцами мирового уровня, которых она “экспортировала” во все уголки света. Но в ХХ веке мода на оперу прошла.
В сегодняшней Италии нет ни музыки, ни певцов. Бодрящийся Паваротти, перепевший все мыслимые для исполнителя его жанра границы, остается последним из могикан итальянского вокала, за которым никого нет. Между тем пение - эта подлинная стихия итальянского языка, когда он звучит по-настоящему прекрасно (хотя петь по-итальянски далеко не так легко и просто, как представляется со стороны). А вот в обыденной речи... Убыстрение темпов жизни сказалось и на языке. Лорд Байрон еще слышал неспешную итальянскую речь - томную, но вряд ли бы он разразился восторженными строфами, если бы услыхал, как итальянцы говорят сегодня. Они тараторят так, что сразу возникает ассоциация с пулеметной очередью, особой музыкальностью, как известно, не отличающейся.
В отличие от французов, которые не перестают ностальгировать по своей навсегда ушедшей славе, итальянцы не любят своего прошлого. Если кто-нибудь, глядя на архитектурные красоты итальянских городов или памятуя о художественных сокровищах, собранных в музеях Рима и Флоренции, скажет, что Италия - страна искусства, то итальянец с неудовольствием возразит, что его родина - крупнейшая индустриальная держава мира, по ряду производств занимающая в нем первое место. И это действительно так. На языке, которым в давние времена разговаривало искусство, теперь изъясняются передовые технологии новейших отраслей промышленности. Итальянцы хотят идти в ногу с нашим индустриальным веком, и трудно осуждать их за это тем, кто, ничего не взяв с собою из прошлого, навсегда из этого века выпал.
