Страшный “груз-200”

Уже был поздний вечер 28 июля, телевизор что-то пел, реклама опять вещала про жвачку и шампунь. Чтобы отвязаться от надоевших кадров, Любовь Владимировна перещелкнула пультом. Быстрая речь комментатора в новостях буднично сопровождала нагромождение каких-то кровавых кадров: взрыв в Буйнакске, Дагестан, уже известны имена погибших... Среди прочих - не может быть! - Александр Горячкин. Ошибка журналистов? Однофамилец? “Сережа, вставай! - растолкала мужа. - Сашку убили! Надо звонить! Где газета? Когда следующий выпуск новостей?”

Ночные новости вселили крошечную надежду: ведущий назвал Горячкина почему-то Алексеем. Увы, вот тут была ошибка. “Мне нечем вас обрадовать, - сказал голос по телефону. - Мы звонили, уточняли, это ваш сын”.

Саша Горячкин, владивостокский парнишка, 19-летний солдат срочной службы, приехал домой 30 июля в цинке. “Груз-200” привезли лучший Сашин друг Саша Власов из Минвод, который был в той же взорванной машине и которому, в отличие от Горячкина, суждено было остаться живым и почти невредимым, и Магомед-Расул Акаев, замкомандира ремонтно-восстановительного батальона, где служили оба друга.

“Привет из солнечного Дагестана. Дорогие родители, мама. Вот получил от вас письмо... Мама, у меня все нормально, кормят неплохо. Мама, я ездил на своей машине, на “ЗИЛе”, в командировку в Избербаш, это находится возле Каспийского моря. Там мы купались и варили сваркой забор, у меня в машине стоит сварочный аппарат. Мама, служба у меня потихоньку продвигается, скоро домой, стодневка идет. Духи считают дедушкой. Погода стоит жаркая. Мама, напиши мне деда Степана адрес, поздравлю его с днем рождения. До свидания, целую. Ваш Шурик”.

Письмо это Саша отправить домой не успел, незапечатанный конверт привезли родным вместе с личными вещами. В сумке, где уже лежали почти готовенький дембельский альбом и вещи, купленные для гражданки. Не зря звонил девчонке своей, спрашивал, что нынче в моде: ботинки, рубашка, ремень. “Все приготовил наш мальчишечка...”

“В тот день приехали из соседней танковой части ребята, попросили прислать специалистов - пушки ремонтировать, - рассказывает Магомед-Расул Акаев. - В батальоне на базе “ЗИЛа” - передвижная мастерская. В машине их было восемь человек, Горячкин за рулем. Он был очень хорошим специалистом... Уже на краю города сработала управляемая фугасная мина. То был террористический акт чеченцев. Двоих убило сразу, один умер в госпитале, еще один скончался уже после нашего отъезда. Саша принял на себя первый и самый сильный удар”.

Отец с мамой, бабушка, тетушка, братья - младший Женька и двоюродный Димка, с кем вместе росли, до сих пор не верят, что мальчишки нет. Им кажется, он все еще служит там, далеко, и скоро - уже в октябре вернется “на дембель”. “Совершенно не верится, наверное, потому, - говорят, - что Шурика мы не видели. Цинковый гроб был надежно упакован в деревянный ящик, сработано все крепко”. Командир уверил - его одели в парадную форму...

“На территории Дагестана нет боевых действий, - словно заклиная, много раз повторял Акаев. - Этот трагический случай - единственный”.

А мы-то, темные гражданские люди, думаем, что Дагестан - горячая точка...

Саша в армию не рвался. Но и не бегал от нее. В семье так поставили: надо - значит надо. Говорят, в первый момент повестку порвал, а с утра уже был на призывном пункте. В военкомате родителей заверили: не волнуйтесь, сын ваш будет служить в Приморье, ну в крайнем случае - в Хабаровском крае.

Уже через три дня Горячкин был в учебном подразделении Ростовской области. Через полгода родные получили первое письмо из Дагестана. И это было единственное письмо за все время, когда Саша вдруг написал, что ему страшно. “Если хотите видеть меня живым - заберите отсюда...” В остальных было все хорошо. “Я в ужасе - куда только не обращалась: переведите его служить поближе! - рассказывает мама Любовь Владимировна. - В военкомат: что ж вы меня обманули? А они: “Мы не виноваты, “покупатели” (это разные начальники военные) приезжают, сами ребят отбирают”. Тех, кто покрепче, что ли. И без связей. Ничто не помогло, ни письма, ни прошения. А денег у нас нет...”

Весь этот год, пока парень служил в Дагестане, родные не расслабились ни на минуту. Облегчение наступило, когда пошла последняя “стодневка”. Все, решили, самое страшное позади...

* * *

“Я им в военкомате сказал: младшего сына вам не отдам”, - Сергей Николаевич опустил голову, чтобы никому не видно было его слез.

Я тихо поддакнула: и я бы не отдала. Магомед-Расул взвился:

- Вот, все вы такие. К нам в часть приезжают женщины, и каждая готова своего сына забрать. Даже украсть. А чужой - пусть служит? У меня у самого сын, я что, его не так сильно люблю?

- Но ведь президент и правительство провозгласили: к 2005 году - профессиональная армия. Мы все разные, такова уж человеческая природа, и есть люди, которым интересно служить и воевать. Тем более за деньги.

- Нет сейчас у государства средств содержать профессиональную армию! Чем платить-то?

“Да, дело с созданием профессиональной армии застопорилось в связи с финансовыми проблемами, - подтверждает зам. военкома Первореченского военкомата подполковник Александр Гич. - Но мы стараемся, чтобы наши ребята служили поближе к дому, на Дальнем Востоке. В горячие точки могут направить только по желанию. Дагестан не входит в список горячих точек”.

Самое потрясающее, что это мнение - будто государству не на что содержать профессиональную армию - рьяно защищают не только военные, но и многие гражданские мужчины, с кем пришлось встречаться по долгу службы. Видимо, это называется реализмом. Понимаете, мы “входим в положение” и смиряемся. А хоронить тысячи двадцатилетних необстрелянных мальчиков - есть средства? И недосчитаться их в экономике страны, коли уж разговор об экономических категориях, - деньги есть? Государству нужна сильная армия, говорили мне. Кто ж спорит? Но батальоны подневольных пацанов, которых государство считает нормальным использовать, простите за жаргон, “на шару”, - это сильная армия?! Которую нужно содержать, чтобы некто вел войны ради своих карманов, потому что именно денежные интересы - основной двигатель современных российских войн... И если уж всеобщая воинская повинность, то почему в “спокойном” Дагестане не служат дети московских и иных крупных чиновников?

Война - вообще дьявольское изобретение, и, увы, так называемая цивилизация отнюдь не исключила ее из своего обихода. Военные правят миром! Они диктуют планете свои условия...

Но на любой войне всех времен и народов есть разница между хорошо обученным и попросту опытным по жизни мужиком и вчерашним школьником. Не потому, что первого не жалко, если он, не дай бог, погибает. Просто потому, что хорошо обученный знает, на что идет, готов к экстремальной ситуации, зря не подставит свою буйную голову...

Говорят, Саше Горячкину не повезло.

Не повезет и другим, потому что у меня такое чувство, что государство наше разлюбезное пальцем не пошевелит, чтобы изменить ситуацию, пока не будет мощного давления общества.

Неужели мы рожаем наших мальчиков для войны?