Русский ледокол

Неумолим времени бег... Что, собственно, знаем мы сегодня о Макарове? Что был когда-то такой адмирал, воевал в русско-японскую войну и погиб где-то у Порт-Артура. Маринисты его особо не жалуют, собственные труды вот уже полвека как не издаются. В энциклопедиях - предельно скупая хроника.

Других славных земляков чествуем по заслугам и соответственно деяниям: о Невельском снят прекрасный фильм, объявлялся год Арсеньева, в честь Муравьева-Амурского устраивалась конференция под патронажем губернатора. Макаров - фигура ничуть не меньшего калибра, но о юбилейной дате вспомнили лишь в последний момент.

...Родился будущий флотоводец в далеком Николаеве (а не в Николаевске-на-Амуре, как утверждают некоторые приморские источники), в очень скромной семье. Отец начинал боцманом, с превеликим трудом дослужился до прапорщика. Мальчик с детства страстно мечтал стать военным моряком. Когда ему исполнилось 9 лет, отца направили к новому месту службы - в Николаевск-на-Амуре.

Здесь в 1858 году Степан зачисляется в Морское училище. С первых шагов ему пришлось сполна хлебнуть жестоких нравов бурсацкой жизни. Умный и не по годам сообразительный кадет резко выбивается из “шеренги”, и уже тогда к нему накрепко приклеивается ярлык “выскочка”. А ведь вся “вина” была лишь в том, что он больше других хотел знать и уметь. А таких, как известно, у нас не любят. Все в пришлом кадете “раздражало”: и что сверх учебной программы засиживался за книгами, и что первым вызывался идти в морские плавания, и что на последнем году учебы ему, а не другим, начальник училища В. Бабкин поручает вести занятия у первогодков. И что командующий эскадрой на Тихом океане адмирал А. Попов по выпуску рекомендует произвести Макарова не в кондукторы корпуса флотских штурманов, а в корабельные гардемарины.

Словно на крыльях летит Степан в столицу. Но ни рекомендации командующего, ни ходатайство контр-адмирала Казакевича, ни блестящие аттестации руководства Николаевского училища ровным счетом ничего не значили бы, не получи Макаров-старший своего звания прапорщика аккурат за год до рождения сына. Случись это на полгода позже, и Россия, возможно, не имела бы адмирала Макарова. Таковы были в те времена условия продвижения по службе для людей из низшего сословия.

Самые блестящие его начинания нередко сопровождались завистью, злословием, а любая неудача, ошибка и даже неосторожное слово мгновенно оборачивались против него. Такую цену пришлось платить за “низменное” происхождение. Забегая вперед, скажу, что даже последнее назначение - командующим эскадрой в Порт-Артуре - было продиктовано не столько интересами защиты Отечества, сколько явилось следствием интриг высокопоставленных сановников, нашедших удобный предлог, чтобы как можно дальше услать строптивого адмирала.

Впервые Макаров заявил о себе на Балтике, предложив идею устройства на кораблях водонепроницаемых переборок и водоотливной системы. К этой мысли он пришел, находясь под впечатлением случившейся на его глазах аварии на броненосной лодке “Русалка”. Ознакомившись с расчетами 22-летнего мичмана, бывалый адмирал Григорий Бутаков не мог скрыть изумления - это же новое слово в вопросе обеспечения непотопляемости судов!

А через несколько лет к пытливому офицеру-новатору пришла большая слава. В русско-турецкую войну 1877-1878 годов он уже на капитанском мостике. Командуя пароходом “Великий князь Константин”, решился на эксперимент - переоборудовал судно для доставки в районы боев минных катеров, спускаемых затем на воду для атаки кораблей противника. Тогда же (впервые в мировой практике!) им была успешно применена самодвижущаяся мина-торпеда Уайтхеда. Фактически Макаров положил начало созданию миноносцев и торпедных катеров.

Много лет спустя волею служебных обстоятельств оказывается в должности главного инспектора морской артиллерии. Глубоко вникнув в новое для себя дело, он и здесь сумел оставить более чем заметный след. По его предложению внедряются бездымный порох Менделеева, снаряды со специальными колпачками, вошедшими с тех пор в военный обиход под названием “наконечники Макарова”, ряд других новшеств...

“Николаевская газета” писала: “Макаров в один-два года давал столько нововведений и причем очень ценных, сколько не могла дать вся остальная ученая братия за 10 лет”.

С младых ногтей его слабостью становится наука. Дебютировал в роли исследователя на корабле “Тамань”. В проливе Босфор тщательно изучает течения, в результате появляется труд “Об обмене вод Черного и Средиземного морей”, который произвел немалый резонанс и был удостоен премии Российской академии наук. Ну а мировую известность Макарову принесли сверхдальние походы.

В 1886-1889 годах под его командованием парусно-винтовой корвет “Витязь” совершает кругосветное плавание, в ходе которого были проведены большие океанографические работы, нашедшие впоследствии отражение в капитальном труде “Витязь” и Тихий океан”. Спустя пять лет, уже командуя Средиземноморской эскадрой, Макаров снова отправляется вокруг света: через Суэцкий канал - на Дальний Восток, в 1896 году через Тихий океан - в Америку, а оттуда через Атлантику - в Кронштадт.

Каждая свободная минута отдается написанию научных работ. Его капитальные “Рассуждения по вопросам морской тактики” были переведены на языки всех морских стран мира, большой интерес за рубежом вызвало и пособие “Без парусов”, в котором адмирал разработал методику (по терминологии Макарова “ремесло”) обучения и воспитания моряков в мирное время.

Следует заметить, что его научно-литературная деятельность, получившая высокую оценку среди ученых и мореплавателей, упорно не “замечалась” в родном ведомстве. Участник русско-японской войны Владимир Семенов, автор совсем забытой сегодня трилогии “Расплата”, в своих воспоминаниях приводит такой эпизод.

В начале 900-х годов в Петербург с дружеским визитом зашел корабль из далекой Аргентины. Гости с гордостью рассказывали, что в военно-морских училищах их страны морское дело постигают по книге “Без парусов”. Нашим офицерам неловко было признаться, что учебник на родине автора пылится на полках флотских библиотек.

К середине 90-х годов слава русского флотоводца разошлась по всему миру. Воздали и в родном отечестве: присуждаются премии и медали Академии наук и Географического общества. Казалось, можно немного и поостыть, передохнуть, да и семье внимания побольше не помешало бы. Но куда там!

Едва успев завершить вторую кругосветку, адмирал пускается в новое предприятие. Пожалуй, самое рискованное и драматичное в его бурной и беспокойной жизни. Он задумал построить гигантский полярный ледокол, при помощи которого можно вести всестороннее изучение Северного Ледовитого океана. Опыт дальних плаваний показал, что в перспективе Европе придется налаживать торговые связи с Сибирью водным путем по Енисею. Во-вторых, освоение северных маршрутов, считал адмирал, имеет для России колоссальное стратегическое значение - в случае военных действий на востоке военный флот можно перебрасывать на Тихий океан через Север. Сегодня это очевидные истины. А тогда...

Подобных ледоколов до Макарова в мире никто не строил. Считалось, что плавать в Арктике могут только суда деревянной постройки вроде знаменитого “Фрама”. А существовавшие тогда небольшие ледоколы были, так сказать, для внутреннего пользования: на реках и морях.

Безоглядно веря в свою звезду, Макаров с присущей ему энергией и настойчивостью берется за дело. Посвящает в свой замысел знаменитого ученого Дмитрия Ивановича Менделеева. Вместе делают технические расчеты, вместе пробивают проект у всесильного тогда министра финансов С. Витте и через министра получают благословение самого Николая Второго.

Ледокол строится ускоренными темпами на заводе в английском городе Ньюкасле. Макаров постоянно выезжает в командировки, днюет и ночует в мастерских. Английские корабелы поражены энергией заказчика, который успевает повсюду и держит под своим контролем, казалось бы, все.

Один из членов будущего экипажа, сопровождавший Макарова в Ньюкасл, моряк Николаев, впоследствии вспоминал: “На заводе Армстронга, где строился ледокол, все, от инженера до мальчика, подававшего заклепки, высоко ценили адмирала и удивлялись, каким образом адмирал, строевой офицер, мог так прекрасно изучить это дело...”

Появление в начале марта 1899 года в Балтийском море ледокола было поистине триумфальным - встречать его на берег Финского залива высыпал весь Петербург. “Ермак”, а так нарекли ледокол (кстати, по предложению царя), проходил через льды как нож сквозь масло.

Но Арктика это не Балтика. Первый поход в северные широты заканчивается неудачно: судно получает серьезные повреждения. Разобравшись в их причинах, Макаров приходит к выводу, что конструкция судна нуждается в усовершенствовании. Произведя его с учетом полярных обстоятельств, можно двигаться дальше. Тем более что по большинству характеристик ледокол полностью себя оправдал. Но недруги, похоже, только и ждали неудачи. На адмирала обрушивается шквал критики. В чем только его не обвиняли! И в бессмысленности проекта, и в растранжиривании государственных средств. И даже в отсутствии патриотизма. Дескать, нужно было строить ледокол в России.

Подновившись на заводе в Ньюкасле, “Ермак” вновь бросается в атаку на льды, но снова... авария.

По высочайшему повелению назначается комиссия, в которую по странному совпадению включаются исключительно личные недоброжелатели Степана Осиповича и противники полярного проекта. Впоследствии в своей книге “Ермак” во льдах” Макаров с горькой иронией напишет: “Говорят, что непоборимы торосы Ледовитого океана. Это ошибка: торосы поборимы, непоборимо лишь людское суеверие”...

В тяжелых битвах с кабинетными чиновниками Макарову удается отвоевать еще один рейс, правда, лишь к северному побережью Новой Земли, но и здесь злой рок не отпускает первопроходцев. Хотя из-за невероятно тяжелых льдов не удалось выполнить намеченную программу, на этот раз обошлось без поломок. А это означало, что модернизация ледокола на правильном пути. Но “ревнителей” государственных интересов это меньше всего интересовало.

Бывший председатель комиссии контр-адмирал К. Бирилев (между прочим, когда-то плававший под командованием Макарова) телеграфирует С. Витте: “Льды остались непроходимы, а “Ермак” негодным судном как по замыслу, так и по исполнению, чтобы совершать полярные плавания”.

Окончательную точку в добивании проекта ставит сам царь, повелевший ограничить деятельность ледокола проводкой судов в портах Балтийского моря.

Макаров все же не теряет надежды. Он продолжает советоваться с учеными, коллегами из Географического общества, зарубежными мореплавателями. Адмирал ни на йоту не намерен отступать: северный путь будет служить России! Но через два года, когда он, всецело погруженный в проблемы Кронштадтского порта, в командование которым вступил после отстранения от полярного проекта, последовал новый и уже окончательный царский рескрипт: Макарова - на Тихий океан, а на его место - Бирилева...

Ну а “негодный” ледокол будет еще долго служить российскому флоту - почти 60 лет! Будут сделаны тысячи успешных проводок. В 30-е годы советским морякам удастся осуществить мечту Макарова - его “Ермак” начнет работать в разных районах Ледовитого океана.

Но об этом великий адмирал, нашедший свое последнее пристанище на дне морском у Порт-Артура, уже не узнает никогда. Как и не узнает, что вскоре после его гибели в Монако откроется крупнейший в мире океанографический музей и на фронтоне здания выбьют названия самых знаменитых кораблей науки. Первым в этом списке - его, макаровский, “Витязь”. Первый и пока единственный корабль за всю 300-летнюю историю российского флота.