Так кто же сошел с ума?

20 июнь 2006 Электронная версия газеты "Владивосток" №1966 от 20 июнь 2006

“Иди сюда, Сашенька, - привычно-ласково звала больного медсестра психиатрической больницы. - Иди, пусть тебя фотограф снимет, а люди посмотрят на тебя, да, может быть, хлебушка нам дадут”. По Саше, 40-летнему обитателю “шепетковки”, впору анатомию изучать: кожа да кости. Да еще согнут весь в тощий крючок. Без слез смотреть невозможно. И даже привычный ко всему персонал лечебницы не сдерживает волнения, рассказывая о своих подопечных. “Подошел ко мне, просит: Таня, дай хлеба, помираю от голода... А сам уже где-то там, далеко. Ему кардиограмму назначили, думают, сердце. Да какое там сердце - человека просто кормить надо!”

Но кормить больных почти нечем. На прошлой неделе в лечебницу перестали отпускать хлеб, составлявший до этого половину (!) суточного рациона душевнобольных. Вчера на обед “шепетковцы” получили скудную пайку жидкого супа - вода, крупа, картошка, рыбные консервы. На второе - капуста, тушенная на воде. Без масла и тем более без мяса. Накануне больных подкармливали рисовой кашей - без масла и сахара и постным супом без картошки. Это потом уже главному врачу Владимиру Ушакову удалось разжиться очередным подаянием - основным источником пропитания тяжелобольных людей, большинство из которых не имеют ни жен, ни детей, ни денег. Живут исключительно на государственном обеспечении.

“То, что вы видите у нас, уродливо, гиперболизировано, но по сути точно выражает отношение к человеку вообще, - говорит заместитель главного врача больницы, кандидат медицинских наук Александр Коломеец. - Страшно, но факт: лишенные разума люди оказались никому не нужными. Сегодня они стоят в пикете напротив “Белого дома” - их не замечают. Завтра они будут умирать от голода (а у нас уже есть больные с явными дистрофическими изменениями!), боюсь, это тоже не шокирует, не взволнует власти. В “стране дураков” это явление нормальное”.

Персонал делает все, что в его силах. Руководство ведет ежедневные переговоры со спонсорами, и, собственно, благодаря им больница второй год и существует. То картошки, то консервов, то круп подкинут. Недавно мэрия выделила городской психиатрической больнице ссуду на питание - 100 тысяч рублей. В больнице - 500 пациентов. На каждого в день тратится на питание мизерная сумма - 19 рублей: хватает, чтобы не умереть от истощения.

Недоедают и доктора: зарплату не получали с марта. За предыдущие 4 месяца получали в 2 приема - из очередной ссуды, выделенной мэрией.

Зарплата высококвалифицированной медсестры - около 700 рублей вместе с “дурдомовскими” - надбавкой за вредные условия работы. Эти 290 рублей - за адский труд, каждодневный риск заразиться туберкулезом, подхватить вшей, получить увечье... На прошлой неделе в “психушку” пришлось вызывать наряд ОМОНа - иначе не удавалось усмирить разбушевавшихся больных. На ночное дежурство в мужском отделении, где лежат и социально опасные больные, остаются 3 женщины. И ни лекарств, ни веревки, ни сил. Недавно нападению больного подверглась одна из сестер. Обошлось огромным синяком под глазом, но бывали случаи и трагичнее.

Сегодня больница живет как на пороховой бочке. Голодающие больные способны на самые неадекватные поступки. Голод вызывает агрессию даже у здоровых, не говоря уже о душевнобольных. За буханку хлеба и убить могут.

Но когда видишь этих несчастных, охватывает одно чувство - бесконечной жалости. Голодные, немытые (не считать же мытьем периодическую помывку из ковшика), в латаной-перелатаной казенной одежке, стоящие в очереди за унизительно тощей пайкой, лишенные разума люди - трагическая и горькая иллюстрация к эпохе перемен.

...Не боитесь ли вы своих пациентов, спрашиваю молодого красивого доктора Татьяну Тихонову. Ответ начинающего психиатра звучит невероятно: “Совсем нет. Знаете, наши пациенты добры и внимательны к нам. Они остаются мужчинами даже здесь, в этих кошмарных условиях, вопреки своей болезни”.

Останемся ли людьми мы, здоровые и патологически равнодушные? Психиатры, впрочем, уверяют: здоровых среди нас практически нет. Не дай нам бог сойти с ума. А может, мы уже сошли.