“Грубость и наглость извозчиков была известна на всю Россию...”
Развязные владивостокские извозчики, кроме денег и водки, уважали погоны. Нет, не из почтения к защитникам “Веры, царя и Отечества”, а по причине более прозаической: боялись получить по зубам за свою грубость и нахальство от людей в военной форме. Печальный опыт на сей счет у извозчиков имелся. Что касается других категорий пассажиров, то с ними извозный люд не церемонился: отказывался везти клиентов, вымогая дополнительную плату “на чай”, мог высадить на полпути, грубил и хамил, мог запросто оттянуть пассажиров кнутом или вожжами, ограбить подгулявшего и закемарившего господина, сделать неприличное предложение даме, вступить в сговор с преступниками из местных притонов и проставить “на конвейер” грабеж пассажиров, вплоть до их убийства...
...Одно из первых упоминаний о владивостокских легковых извозчиках относится к 1880 году. Популярный петербургский беллетрист, будущий автор знаменитых “Петербургских трущоб” Всеволод Крестовский, прибыв осенью того года во Владивосток, писал: “Я и Поджио тем временем съехали на берег и, наняв за 1,5 рубля парную долгушу - громоздкий, дребезжащий, специальный сибирский экипаж допотопной конструкции, сделали из конца в конец прогулку по всему городу...”
Приоритет в организации первого общественного транспорта во Владивостоке - легкового извоза, как свидетельствует история, принадлежал купцам И. Галецкому и К. Гольденштенду. Закупленные в Одессе и доставленные в город нашенский с первыми рейсами пароходов добровольного флота экипажи были нескольких видов.
Так называемые “ваньки” представляли собой одноконные фаэтоны на железных шинах с окованными железом колесами; более приличными были “голубчики” - парные фаэтоны, но опять-таки с колесами, окованными железом; самыми крутыми считались “лихачи” (для городов европейской России, но, увы, не для Владивостока с его безобразными до неприличия дорогами, оврагами и крутыми подъемами). “Лихачами” называли пролетки под одного рысака в упряжке с дутыми резиновыми шинами. Кроме этого на берегу Тихого океана пытались мастерить свои фаэтоны, те самые громоздкие “долгуши”, одну из которых и нанял Крестовский.
Печальные дорожные реалии города нашенского сразу выявили хозяев положения в легковом извозном промысле. Ими оказались “голубчики”. “Лихачи” могли “порысачить” лишь на Светланской и только в сухую погоду. “Ванькам” и вовсе не повезло: одна лошадь, впряженная в экипаж с окованными железом колесами, не выдюживала крутых подъемов, поэтому приходилось переделывать эти фаэтоны под двух лошадей.
Владивостокские извозчики изначально куражились как хотели. Ни о какой твердой таксе за проезд по городу не могло быть и речи. Извозчики, осознавая свою значимость, особенно в праздники и вечерами, когда преступный мир города нашенского выходил на промысел, заламывали цену кому сколько вздумается, а не хочешь платить, пожалуйста, иди пешком.
“За пасхальную неделю наблюдался особенно воинственный дух и упорство среди наших извозчиков, - констатировала “доисторическая” газета “Владивосток”. - Так, они, стоя “на точном основании закона”, отказывались возить 4 седоков, приличных, конечно. В то же время весьма охотно нагружая свои экипажи целой оравой пьяных солдат и матросов, которые обнимаются и горланят по улицам на протяжении всей дороги.
Распущенность легковых извозчиков во Владивостоке доходит до безобразия. Хозяевами биржи нередко являются личности вполне неблагонамеренные, нанимающие себе таких же работников, зачастую не имеющих видов на жительство здесь. Жалобы публики на чрезвычайную грубость, дерзость и обирательство извозчиков стали явлениями обыденными. Бывают случаи ограбления извозчиками пассажиров самолично или же в смычке с мошенниками... Нередко извозчики отказываются возить куда нужно и везут только туда, куда захотят, то за шиворот высаживают пассажиров, то оскорбляют женщин и т. п. Некоторые женщины теперь положительно боятся ездить на извозчиках...”
Здесь надо заметить, что извозчиками во Владивостоке зачастую были уволившиеся в запас матросы и солдаты, ссыльнопоселенцы из сахалинских каторжников, а то, случалось, и беглые каторжники. В общем, контингент еще тот...
Поэтому не было ничего удивительного в пестревших в местной хронике происшествий сообщениях типа: “В минувшее воскресенье в Экипажной слободке, когда уже начинало смеркаться, возле шедшего по улице какого-то человека остановился экипаж, из которого выскочили 4 молодца. Они схватили прохожего и стали обшаривать и обирать его. “Братцы, что вы делаете?! - закричал бедняга, но в ответ грабители пригрозили, что если он будет кричать, то тут ему и смерть! И он замолчал. Грабители прыгнули в поджидающую их пролетку и были таковы. Этот не первый случай грабежа на одной из людных улиц с таким нахальством”.
А какой знатный кураж устраивался на владивостокских улицах с помощью извозчиков! Вот один из примеров: “Два каких-то служивых выдумали новую забаву. 25 августа, в воскресенье, добыв где-то улей с пчелами, они сели на извозчика и на всем протяжении Алеутской улицы выпускали их по обе стороны, а сами любовались, как встречные люди закрывали лица и разбегались, боясь быть ужаленными...”
В 1884 году во Владивостоке на 13 тысяч населения насчитывалось 37 легковых извозчиков и 101 - ломовых.
Кроме того, была предпринята попытка ввести новый вид легкового извоза - омнибусы: тяжелые многоместные кареты, запряженные парой лошадей. Однако они в городе не прижились: пара лошадей с трудом поднимала такую карету в гору. Впрягать же третью лошадь было нерационально: в этом случае ни о какой прибыли с такого извоза не могло быть и речи.
Спустя 10 лет, в 1894 году, на легковой извозный промысел было выдано 136 лицензий и 401 на ломовой. Как отмечалось тогда в печати: “Легковой извоз во Владивостоке всецело находится в руках русских и представляет единственную область труда, куда еще не проникли манзы. Но нельзя сказать того же относительно ломового, добрая половина которого находится в руках манз”.
Между тем местные добропорядочные содержатели легкового извозного промысла постоянно жаловались на крайний недостаток в городе добросовестных, не пьющих русских рабочих: “Выбор ограничен элементом, давно отвыкшим от крестьянства и трудовой жизни”, в связи с чем приходится нанимать в извозчики чуть ли не первого встречного, а потом терпеть немалые убытки.
Хозяевам извозного промысла на краю дальневосточной окраины Российской империи обходилось в копеечку и приобретение всего необходимого для этого дела. Так, к примеру, если в европейской России хорошая лошадь в 90 годах XIX столетия стоила от 50 до 70 руб., то во Владивостоке от 100 до 250 руб., экипаж новый 500 руб., здесь от 750 до 775 руб., сбруя на пару 35, у нас от 75 до 90 руб., ковка лошади 12, в городе нашенском 24 руб., овес (пуд) 20-30 коп., на Тихом океане 55 коп.
1 руб. 40 коп. и т. д.
И тут кроме всего этого еще и извозчики попадаются отъявленные негодяи, грубияны, пропойцы, давящие в пьяном угаре пешеходов, таранящие чужие экипажи, увеча седоков, разбивая порой их или себя насмерть...
Надо сказать, что порядок в извозном промысле пытался навести еще Петр I. Даже указ специальный подписал по этому поводу, повелевая кучерам не размахивать бичом как попало, дабы не задевать прохожих, не носиться как угорелым, вести себя прилично, не пить “за рулем”...
Потом, в 1730 году, уже Анна Иоанновна издала указ, где предписывала “ездить смирно, лошадей не взнуздывать, не бить лошадьми и не топтать людей” и т. п. Увы, извозный люд на это не отреагировал должным образом, и тогда Анна Иоанновна ввела смертную казнь за неисполнение этого указа. Однако и столь крутая мера не образумила российских лихачей, как и ряд других указов и повелений, исходящих от последующих правителей государства Российского. Правда, со временем в европейской России легковой извоз все-таки стал более-менее цивилизованным, в основе своей соблюдающим установленные и периодически совершенствующиеся правила.
В младом граде Владивостоке под давлением общественного мнения, возмущенного произволом извозчиков, а также местной печати, городкие власти периодически тоже пытались “обуздать” извозчиков и их хозяев.
В 1891 году были сформулированы новые правила для легковых извозчиков во Владивостоке, утвержденные городской управою:
“1. Извозчик должен иметь в упряжке здоровых и смирных, хорошо выезженных лошадей. Больные, хромые, уродливые и необъезженные лошади в извоз не допускаются. Экипаж и упряжь должны быть крепкие, чистые и в полной исправности. Извозчик должен быть не моложе 18 лет, всегда прилично и чисто одет и трезвый.
2. Каждый извозчик обязан иметь при себе постоянно настоящие правила и беспрекословно предъявлять их по требованию седока. Кроме того, на каждом экипаже должен быть прибит билет, выдаваемый в городской управе с обозначением номера и таксы.
3. Запрещается извозчикам оставлять на улицах лошадей и экипаж без присмотра, петь песни, шуметь и вообще производить беспорядок. С седоками и прохожими извозчики обязаны обходиться вежливо и не вправе отказывать везти седока, если не занят; точно так же не вправе требовать платы сверх установленной таксы, но брать меньше зависит от извозчика.
4. Во время езды вовсе запрещается гнать лошадей вскачь. С седоком извозчик обязан ехать обыкновенной городской рысью, строго придерживаясь правой стороны улицы. Без седоков иначе как шагом не дозволяется”.
Содержался в “правилах” и ряд других пунктов.
Увы... Владивостокский извозчик в основе своей оказался мужик стойкий в стремлении делать все по-своему вопреки всем правилам, постановлениям, предписаниям...
Спустя 5 лет, местные власти вынуждены были вновь заняться “реформами” извозного промысла во Владивостоке, в стороне от которых не осталась и пресса: “Вскоре вводятся новые правила для извозчиков, более определенные, с более подробным указанием мест, куда за известную плату можно будет ехать. Такса для города останется та же. Новые правила не особенно нравятся извозчикам. В особенности им, как говорится, не по нутру пришлось урегулирование платы за поездки в более отдаленные места. Прежде они брали сколько хотели и могли ехать или не ехать. Теперь такая поездка делается обязательной. Многие из извозчиков с введением новых правил хотят бросать это дело, считая его в таких условиях малоприбыльным. Желательно было бы, чтобы новые правила включали в себя какие-нибудь указания для борьбы с извоз-чичьей грубостью. Нужно бы, например, в фонарях извозчиков поставить номера их, ибо грубость извозчиков наиболее чувствуется ночью, когда трудно разобрать номер. Случается, нельзя нанять извозчика, несмотря на то, что последние стояли и встречались десятками. Они отказывались везти под разными предлогами: у кого лошади устали, у другого голова болит, кто только что встал на место, а кто-то просто не хочет везти в слободу и все тут! Заставить их ничто, кроме физической силы, не может, но не всякий обладает ею. Напротив, не раз были примеры, когда извозчики хлестали бичом седоков. Грубость извозчиков известна на всю Россию и даже вошла в пословицу, и во Владивостоке извозчики вполне оправдывают эту известность. Только единственная гроза для извозчиков - это погоны...”
С военными, будь то нижние чины или офицеры, извозчики вели себя смиренно. Еще в самом начале освоения нового промысла, получив зубодробительный отпор за хамство и вымогательство от защитников “Веры, царя и Отечества”, извозчики больше не рисковали навлечь на себя гнев пассажиров в военной форме и особенно братвы сибирского флотского экипажа, солдат, которые били беспощадно, до полусмерти...
Кстати, нижним чинам и гардемаринам командованием запрещалось пользоваться услугами извозчиков, дескать, не по чину такое удовольствие, но какой “принявший на грудь” солдат или матрос будет вспоминать о запрете?
...Наступил век ХХ. Во Владивостоке насчитывалось около 300 легковых извозчиков.
К этому времени была установлена новая такса за проезд, введены номера на все пролетки и фонари для освещения их в ночное время. Хозяевам запретили наем извозчиков из числа ссыльнопоселенцев и лиц без документов. Городская управа стала требовать от владельцев лошадей обязательного предъявления ветеринарного свидетельства об осмотре лошадей перед выдачей документов на право промысла (позже и личного медосмотра извозчиков во избежание “повально-заразных болезней”). Без выполнения этого требования они лишались права заниматься в городе извозным промыслом. Все лошади ломового и легкового извоза 2 раза в год должны были поголовно осматриваться ветеринарно-санитарной службой в особо отведенном городской управой месте на плошади Семеновского базара. Полиции надлежало проводить “техосмотр” экипажей, выявлять и заставлять устранять неполадки.
После русско-японской войны во Владивостоке появились первые автомобили. В 1910 году обыватели впервые увидели на улицах городовых, вооруженных “английскими жезлами” для регулирования движения. Правда, как отмечала газета, в основном полицейские использовали жезлы, “как оружие возмездия зазевавшимся “ходям”. В 1912 году был пущен трамвай. Однако многие представители извозного промысла, несмотря на начинающуюся конкуренцию и ужесточившиеся к ним законы и требования, продолжали оставаться верными своим старым привычкам: хамили, обирали, избивали и грабили пассажиров, о чем по-прежнему сообщала местная хроника происшествий; с введением “сухого закона” в Первую мировую войну тайно приторговывали спиртным и т. д.
Любопытно, что с исчезновением легкового конного извоза не канули в Лету порочные привычки и замашки извозчиков. В этом легко убедиться, вспомнив наше недавнее прошлое - таксистов советской эпохи, в рядах которых мы встречали людей, как две капли “Перцовки” похожих на своих “доисторических” предшественников.
Впрочем, с рецидивом прошлого можно столкнуться и сегодня...
