«Помиловки» не будет!

В последних числах декабря 2001 года вышел указ о ликвидации комиссии по вопросам помилования, ранее существовавшей при президенте. Вместо этого было решено создать в каждом субъекте федерации комиссии по помилованию на общественных началах. Постановлением губернатора С. М. Дарькина весной 2002 года такая комиссия была создана и в Приморском крае, а в начале апреля прошло ее первое заседание. По прошествии двух лет работы краевой комиссии по помилованию  наш корреспондент встретился с ее председателем,  почетным гражданином Владивостока, заслуженным работником морского флота, в недавнем прошлом генеральным директором Дальневосточного морского пароходства Виктором  Миськовым:

- Виктор Михайлович, за два года через ваши и руки ваших коллег по комиссии прошло немало ходатайств осужденных о помиловании. У вас не сложилось впечатление, что много людей томится за решеткой напрасно?

- Ходатайства эти прошли скорее не через  руки, а через наши души. Мы за это время рассмотрели 283 ходатайства. Отклонили  228, поддержали – 55. Мы ездили по колониям. Встречались с осужденными, администрациями колоний, со всеми поговорили, все дела  осужденных, написавших прошение,  изучили. И  знаете, сердце болит за каждого,  другой раз по ночам не сплю, мучаюсь сомнениями: правильно или  нет приняли решение. Ведь кроме того, что мы пытаемся до самой глубины вникнуть в суть  дела, проявить гуманный подход, мы вникаем и в особенности личности осужденного, и речь уже идет о чисто человеческом доверии.

Комиссия, а это известные в крае, умудренные жизнью люди, голосуя так или иначе на заседании, сами для себя делают очень сложный выбор. Ведь каждый из них  своим «голосом» либо гарантирует, что осужденный больше не совершит преступление, либо  что он не заслужил доверия. Это   огромная для всех нас ответственность, нервная, эмоциональная нагрузка, потому что решается судьба человека.

Если характеризовать пенитенциарную систему только с точки зрения того,  много ли там случайных людей...… Думаю, случайных как раз и нет. Преступников положено карать. И комиссия не имеет права   ставить под сомнение законность приговора, его обоснованность, справедливость.

Но по закону президент может применить к осужденному милость.  А нам дано право рекомендовать президенту разные виды смягчения положения осужденного: сократить срок, заменить не- отбытую часть наказания более мягкой, освободить от дальнейшего пребывания... Или рекомендовать отказать.

Я могу привести много примеров и совершенно разных, даже противоположных. Получили  мы ходатайство от одного из осужденных. Поговорили с ним, потом с семьей. И  семья сказала; «Не дай бог! Мы хоть поживем спокойно,  пока он там…» В этой ситуации, безусловно, комиссия единогласно проголосовала за отказ.

Или были мы в колонии в Большом Камне. Там два человека просили о помиловании. От  комиссии нас было  шестеро. Мы беседовали,  задавали вопросы этим осужденным.  И один так о себе рассказал, что, когда  мы вышли, я говорю: «Что ж это его посадили, да еще на большой срок. Его же награждать надо, какой он герой!».  А посмотрели дело – так ему, наоборот, добавить  надо бы, артисту…

Но у нас  есть и обращения,  и ходатайства в  поддержку прошений о помиловании и от членов семей, от тех, с кем осужденные раньше работали. Пишут, что им предоставят место, что жилье  есть, что люди не представляют больше социальной опасности...… Тогда комиссия подходит иначе.

Я до сих пор наизусть  помню историю одной женщины, просившей о помиловании. Я с ней встречался в женской колонии поселка Горного. Приехали мы туда, а они идут строем, в телогрейках… Тяжко смотреть на молодых женщин, как они строем идут. Собрались все в зале, и она там. А осуждена за  то, что украла 15 кг муки. У нее дочке три года, сыну - 11, мать - инвалид второй группы (а это  «признаки», когда комиссия должна подходить более взвешенно), мужа нет, работы нет,  живет в деревне.

Я этой женщине и говорю: «Сядьте со мной в президиуме, посмотрите мне в глаза, а я вам. Но как же так? Как же вам верить, ведь вы уже условно были наказаны…». (Правда, условный срок  уже истек, когда она новое преступление совершила.)

А что ей отвечать, она испуганная. Только пролепетала, что нечем было кормить детей, мать больную.  Нас было несколько членов комиссии. И вот  мы посмотрели дело и просили помиловать. Президент подписал прошение.

Второй наш, так сказать, успех: группа из четырех человек выкопала чужую картошку. Отсидели половину срока. Мнение администрации колонии, что они, дескать, встали на путь исправления, также говорит в пользу их помилования. Мы, изучив все внимательнейшим образом,  поддержали.

Вот и все, что мы наработали за два года.

При этом адский труд был проделан,  комиссия - 13 человек - мотается по колониям по всему краю. Я участвую в каждой поездке. Обязательно смотрим, как содержатся заключенные, беседуем с ними,  с администрацией и прочее. Но главная задача: рассмотреть, изучить, решить, поддержать ли прошение о помиловании.

Принятое нами решение передается губернатору, который обращается с представлением к президенту РФ. Это общий порядок.

- Лично вас он устраивает, вы считаете его правильным, справедливым?

- Когда упразднили старую комиссию при президенте, считалось, что созданием региональных комиссий  можно будет более  эффективно обеспечить  право человека на свободу, на праведную милость. Логичнее и справедливее, если инициатива, призыв к состраданию будут исходить не из непроглядных и равнодушных ведомственных недр Минюста и других «заинтересованных» организаций, а от тех, кому общество доверило взвешивать очень непростые судьбы оступившихся в жизни  людей.  От тех,  кто лично познакомился с  осужденными, теперь просящими о милости, заглянул им в глаза, изучил историю их непутевой жизни...

Ведь мы здесь, на месте, находимся, как говорится, на переднем крае. У нас есть неизмеримо больше возможности глубже вникнуть в суть произошедшей с человеком трагедии, оценить меру его раскаяния, изменения его сознания и поведения, а поэтому принять наиболее верное решение.

Это, так сказать,  теоретическая часть, которая  не подлежит сомнению и, наверное, не может быть оспорена.

Но  я в корне не согласен с многим, что происходит на практике.

Вот смотрите: комиссия была создана в апреле 2002  года, за это время мы   провели 23 заседания. Побывали в трех колониях.  Пришли к твердому убеждению, что правильнее встречаться еще и с семьями осужденных, людьми, которые их близко знают.  Для более объективной, справедливой оценки ситуации. Понимаете, эти люди многое могут прояснить для нас. И тогда мы сможем  сделать верный вывод. Беседуя с заключенными, мы также  пришли  к выводу,  что иногда заседание комиссии будем проводить прямо в зоне. Предложения такие есть, опыт тоже.

Повторю и подчеркну. Мы за это время рассмотрели, изучили 283 ходатайства. Отклонили  228, поддержали – 55. За каждое свое решение ручаемся.

Но при этом не знаем, чем не устраивает Минюст и кремлевскую администрацию наша работа. Они не считают нужным нам объяснить, что мы делаем не так, почему наши ходатайства игнорируются. С ними вообще нет никакой обратной связи. Послали прошения – и как в песок.

Норма, конечно, не существует. И мы не ждали какого-то конкретного  процента, подтвердившего бы правильность принятых нами решений. Тем не менее,  работая, мы учитывали все их рекомендации.

И вот, допустим, я сейчас планирую  поехать в деревню. Далековато, в Хасанском районе она...… Чтобы поговорить с семьей, с соседями осужденного, попросившего о помиловании. Дело я изучил и с самим осужденным повстречался не раз.

Но когда у нас такие результаты - из 55 человек, которых мы предлагали, только двое помилованы, - я убежден, не надо ехать ни на Хасан, никуда.

Если я с родителями, с родственниками, с семьей, с соседями поговорю, а потом доложу комиссии, и комиссия примет решение удовлетворить ходатайство, а результат будет опять такой же...… Как я потом с этими людьми  встречаться буду, в глаза смотреть? И кому нужна такая комиссия?

Если уж отказали, то  пусть хоть  скажут, объяснят, чего мы не учли и в связи с чем невозможно принять наши предложения.

Вот расскажу об  одном из таких  55 случаев, когда мы ходатайствовали, чтобы удовлетворили  прошение о помиловании. Мы  просили уменьшить осужденному срок  на два года. Человек  этот украл в колхозе рулон сетки-рабицы и был осужден на шесть лет.

Мы посмотрели состав семьи: у него пятеро детей,  живет в деревне, работы на тот момент никакой не было...… Но видно, что он раскаивается до глубины души, к детям, к семье рвется, готов горы перевернуть, по-новому жизнь начать.

И еще мы подумали, а может, его система, жизнь толкнула на такой шаг. Ведь это тоже надо учитывать. И не всегда один он виноват. Вот если бы вкупе рассматривать и его вину,  и вину системы…...

В общем, не удовлетворили в Москве это наше ходатайство.

И у меня есть данные, что и по другим регионам подобное отношение к результатам работы комиссий. Управление по вопросам помилования при президенте должно рассматривать наши материалы. Я совершенно уверен,  и меня никто не убедит в обратном, что президент не имеет возможности лично ознакомиться с делом каждого осужденного, рекомендованного для помилования. Это управление  рассматривает. Чиновники, аппарат. И когда поступает  отказ – это они отказывают. Потому что это они дают на подпись президенту «просеянные» прошения о помиловании. И он подписывает, доверяя им, своим чиновникам. При этом,  быть может, считая, что те, в свою очередь, доверяют нам.  Но ничего подобного не происходит.

Существуют какие-то   другие,  «министерские» списки, подготовленные «своими» чиновниками. Но откуда они, не выезжая из Москвы, могут знать ситуацию лучше нас? Вот эти-то списки президент и подписывает, возможно, и не предполагая, что региональные комиссии их и в глаза не видели.

Год назад целый скандал разразился в Хабаровске. В хабаровское УИН поступила телеграмма из московского главка в спешном порядке (чтобы успеть к 8 Марта) направить материалы на помилование. Шесть дел в обход общественной комиссии по помилованию отправили в Москву. В том числе и на торговок наркотиками  из цыганской слободы.

Зная истинное положение дел в этой слободе, зная, какой урон обществу наносят эти «наркобаронки», общественная комиссия по помилованию ни за что не поддержала бы ходатайства об освобождении от наказания именно этих осужденных женщин. Но местное УИН почему-то среди сотен женщин-заключенных (в числе которых было и немало многодетных) выбрало именно  цыганок-наркоторговок.

Возмущенная реакция краевой комиссии по помилованию все же несколько скорректировала ситуацию: три из шести дел  вернули. И все-таки цыганки-наркоторговки  попали-таки в указ, приуроченный к Международному женскому дню.

Минюст затеял необъяснимую с точки зрения морали инициативу – теперь эта организация просит предоставить ей право в определенных случаях без участия региональных комиссий готовить материалы о помиловании. Ну и что после этого прикажете думать? Чем мы  им помешали? Выводы самые разные напрашиваются и не всегда те, которые не марают честь мундиров служащих Минюста.

Я пока не знаю, как поведет себя новое руководство страны, какую позицию займет в нашем вопросе.  Но если все же примет   решение о предоставлении Минюсту права «в исключительных случаях» вносить свои предложения о помилованиях главе государства  без участия регионов, в обход наших общественных комиссий,    тогда вообще возникают большие сомнения в целесообразности существования общественных комиссий по помилованию. Потому что закрытость, кулуарность в таких вопросах – прямой путь к злоупотреблениям.

В комиссию входят честные,  уважаемые люди, которые не могут быть в сговоре, у них огромный жизненный опыт, они все очень  не молоды. Для нас главное – наша совесть, репутация, ответственность за судьбы людей.  Мы ни на кого не оглядываемся. Нам бояться некого и нечего - пенсию не отберут.  И никто против нас никакие санкции не применит.  А чиновник в Минюсте  боится войти в диссонанс с начальством, нужными людьми. А о коррупции я уж вообще и не говорю…

Комиссия независима и незаменима. Я в этом уверен. Но она должна работать результативно, а не оставаться ширмой для чиновников, что вот, мол, сделан демократический шаг. Среди тех, кто преступил нравственные и юридические законы, есть люди, которые заслужили сострадание. Помилование – священное право президента. Но именно президента, а не чиновника-формалиста, который может превратить процесс помилования в доходный бизнес.

Автор: Записала Александра САВЕЛЬЕВА, специально для «В»