Есть только «МиГ» между прошлым и будущим
В СССР последних сводок о наших победах или поражениях на фронтах Корейской войны (1950-53 гг.) не звучало. По официальным данным, советские воины в боевых действиях участия не принимали, но в Стране утренней свежести все же воевали наши летчики. Политическая обстановка мешала СССР открыто выступать на стороне Северной Кореи. Это сделали негласно. В целях маскировки советские авиаторы носили китайскую форму, имели китайские псевдонимы. Завесу секретности корреспонденту «В» приоткрыл участник Корейской войны полковник авиации в отставке Сергей Тимофеевич Тюрин. Его боевая командировка длилась 375 дней, с 17 июля 1952 года по 27 июля 1953-го.
В СССР последних сводок о наших победах или поражениях на фронтах Корейской войны (1950-53 гг.) не звучало. По официальным данным, советские воины в боевых действиях участия не принимали, но в Стране утренней свежести все же воевали наши летчики. Политическая обстановка мешала СССР открыто выступать на стороне Северной Кореи. Это сделали негласно. В целях маскировки советские авиаторы носили китайскую форму, имели китайские псевдонимы.
Завесу секретности корреспонденту «В» приоткрыл участник Корейской войны полковник авиации в отставке Сергей Тимофеевич Тюрин. Его боевая командировка длилась 375 дней, с 17 июля 1952 года по 27 июля 1953-го.
- Сергей Тимофеевич, когда вы узнали о начале войны?
- В конце июня 1950 года нам объявили, что началась война с Кореей. Кто на кого напал - Северная Корея на Южную или наоборот, тогда было неизвестно. Я в то время был старшим летчиком и пилотировал самолет «Ла-9». Часто приходилось летать на перехват. С поршневыми самолетами мы управлялись, как говорится, «гоняли их в хвост».
Но в октябре 1950 г. два американских истребителя-штурмовика «F-80» пересекли границу в районе Хасана и обстреляли наш аэродром Сухая речка (нынешняя Занадворовка). Потом американцы оправдывались и говорили, что перепутали направление и очень сильно заглубились. Я считаю, что они это специально сделали. Люди не пострадали, а досталось только технике: нескольким истребителям, находящимся у нас на вооружении, причем их же американским «Кинг-кобра», поставленным во время Великой Отечественной войны по ленд-лизу.
Перед отправкой к линии фронта нас обучили летать на «МиГ-15». Потом к станции Мучная (Сибирцево) подогнали эшелон и в районе Гродеково мы пересекли китайскую границу. Тут пришлось переодеться. Нас попросили снять офицерскую форму и выдали китайскую. Китель был защитного цвета, примерно как френч у Мао Цзэдуна, и брюки. Одежда оказалась очень легкой и удобной. За это мы ее сразу полюбили. А свою форму оставили. Летчикам полагались еще коричневые туфли, но в них негде было щеголять, и коричневые сапоги. С обратной стороны ворота летной куртки мы носили значок, на котором были изображены Сталин и Мао.
Свои документы сдали, а взамен получили китайские удостоверения. Каждому выдали по коричневой картонке. На ней на английском, китайском и корейском языках значились наши новые фамилии.
- А почему на удостоверениях не было фотографий?
- Наверно, в целях безопасности. Ведь официально русские в войне не принимали участия, а только корейцы и китайцы. Ну, вы только представьте рядом с китайской фамилией рязанское лицо.
- А под какой фамилией воевал летчик Тюрин?
- Самой первой была Сяо Си Гуй, что в переводе значило «маленький мальчик».
Правда, рост у меня был выше, чем у китайцев, – 1 метр 80 сантиметров. Китайцы на аэродроме часто подходили ко мне померяться. Потом, кажется, Ляо Сунь. Имен у меня было несколько. Штабные работники тоже не должны были сидеть без дела. Они и придумывали новые фамилии. У нашего командира эскадрильи фамилия была - Охай. Так что над китайским псевдонимом писари голову долго ломать не стали и выдали ему документы на имя - О Хай Линя.
Камуфляж был не только в документах, но и на самолетах. Мы летали на «МиГах» с корейскими опознавательными знаками: звездочкой и тремя полосами. У китайцев и корейцев машины были серебристо-белые, а наши были рябой окраски под цвет местности. А у «ночников» низ фюзеляжа и крыльев был закрашен черной краской.
Все наши аэродромы находились на территории Китая рядом с рекой Ялудзян.
- А где вы жили?
- Во дворцах китайского императора Пуи. Мне очень понравились стены, которые были красиво задрапированы. Резиденция была обнесена колючей проволокой. Кормили нас очень хорошо. Нормы у подводников и летчиков были самыми калорийными.
В город мы выходили только под охраной китайских маузеристов.
- Говорят, что американцы узнавали русских по отборному мату в эфире?
- Ничего подобного, мы в эфире вели себя очень корректно, а выражались только летными терминами. На левом подлокотнике у нас был список китайских слов. Но в бою читать было некогда. Там доли секунды решали все. Я очень обрадовался, когда приказ отменили и разрешили общаться на русском языке.
- Приходилось встречаться в небе с американцами?
- А как же. Каждый день и по нескольку раз. Американские летчики были хорошими пилотами. Они могли парой атаковать большую группу «МиГов». Правда, были среди них дерзкие и нахальные. К таким и отношение было соответствующее.
Театр военных действий был большим. Но нельзя было пересекать 38-ю параллель и категорически запрещалось заходить в Южно-Китайское море.
- Сколько на вашем счету сбитых самолетов?
- Я летал ведомым, а его задача – защищать ведущего, пока тот ведет бой. Мой ведущий не получил ни одной пробоины, и это главная моя заслуга. У нас были групповые бои.
Наш 64-й истребительный авиационный корпус ПВО (под командованием генерала Белова, потом Лобова) сбил 1300 американских самолетов, а потерял 200 летчиков и 340 самолетов.
Я лично сделал 100 боевых вылетов и провел 26 воздушных боев. У меня за Корейскую войну два ордена Красной звезды и орден от Мао Цзэдуна за оказание братской помощи в деле построения народно-революционной армии. Обещали дать корейскую награду, но до сих пор ее нет.
- Какой бой для вас был самым сложным?
- 23 мая 1953 года меня атаковали на посадке. Был отличный солнечный день. После проведенного боя я, как обычно, заходил на посадку. Выпустил у самолета шасси, но хорошо не успел убрать пушки. Неожиданно прямо из под брюха моего «МиГа» выскочил американский «Сейбр». Пришлось принимать бой. Наши зенитчики с земли помогали огнем. И только когда прозвучало в наушниках: «Отстал!», я успокоился и посадил боевую машину. Мне этот сбитый самолет не засчитали, но я не обиделся. Зенитчики потом меня окружили и говорят: «Видел, как мы его сбили!». Я в ответ только улыбнулся.
- А где встретили победу?
- На аэродроме под городом Андунь. В последний день войны очень не хотелось погибать.
Мой самолет в воздушном бою несколько раз был обстрелян, но я садил машину, хотя на ней были большие пробоины.
- С той войны минуло полвека. За это время с кем вам удалось встретиться?
- Несмотря на строгую секретность, американцы знали, что самолеты пилотируют русские летчики. А буквально недавно ко мне обратились через американское консульство во Владивостоке и попросили указать места, где похоронены американские летчики. Я честно признался, что не знаю. Вспомнил, что недавно на Камчатском полуострове геологи нашли бомбардировщик «Б-25». Своим гостям предложил, чтобы искали там. Кстати, на визитной карточке одного из них было написано: «Пентагон. Министерство обороны США. Разведотдел». Я не удержался и спросил, как им удалось меня найти. Посетитель достал кипу бумаг с уже несекретными материалами, на которых значились списки летчиков, принимавших участие в боевых действиях. Все справки он получил в архиве города Подольска.
- Так какая это была, на ваш взгляд, война?
- Мы были молодыми летчиками, преданными партии и правительству. Нас звали «сталинскими соколами», которые ехали защищать Родину на дальних рубежах.
P.S. Автор выражает признательность помощнику командующего ВВС ТОФ полковнику Виктору Немцову за помощь в подготовке материала.
Автор: Татьяна ГРИГОРЬЕВА, специально для «В»