Самый первый Остап

Вчера Евгению Веснику исполнилось 80. 10 книг, 90 ролей в кино и телефильмах, 130 ролей в трех театрах: Станиславского, Сатиры и Малом. Это Евгений ВЕСНИК, один из самых известных актеров страны. Вчера ему исполнилось восемьдесят лет. Квартира Весника в высотке на Баррикадной завалена папками: в работе несколько новых книг. Обозреватель «Известий» Алексей ФИЛИППОВ встретился с ним поздно вечером - днем артист сидит за пишущей машинкой.

- Вы ставили спектакль, посвященный истории вашей семьи...

- Да. В Криворожском драматическом театре. Он назывался «Чистка». Его героем был мой отец - первый человек, расстрелянный в 1937 году. Недавно ему поставили памятник, а где его могила, я не знаю. Отец был послом в Америке, Германии, Швеции, а потом стал директором «Криворожстали», одного из крупнейших металлургических заводов. Он был награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Ленина. В гражданскую войну - а ему тогда было 26 лет - отец носил четыре ромба в петлицах. Он был армейским комиссаром - это равно современному маршалу. А маму сослали в Казахстан на девять лет, не предъявляя обвинений, а потом девять лет не пускали в Москву.

- Как же вам, сыну врагов народа, удалось спастись?

- Я сбежал из машины, которая везла нас в соответствующее учреждение. Дело было в Москве - я выпрыгнул из нее на Донской улице и удрал. В кузове сидело еще восемь ребят - и все промолчали. Я им так благодарен! Я уехал в Харьков, там связался с женой Орджоникидзе (родители дружили с ними семьями), она позвонила Калинину. А потом дала знать, чтобы я приехал в Москву и шел прямо в приемную председателя Президиума Верховного совета СССР. Калинин знал меня еще мальчиком: отец был слесарем на заводе «Айваз», а Михаил Иванович - начальником цеха. Всесоюзный староста дал мне деньжат и своим постановлением прописал меня в одной из комнат бывшей нашей четырехкомнатной квартиры.

- Детей репрессированных в военные училища не принимали, а вы ушли на войну офицером.

- Время уже было другое. Я был призван в армию в 1942 году, в конце войны у меня в подчинении было семьдесят два «беломорканальника» - и они воевали с такой азартной смелостью! Война объединяла, на фронте плохие люди делались хорошими. А тех, кому это не удавалось, находили с пулей в спине. Так кончали политруки, кричавшие «За Родину, за Сталина!».

- Откуда же у вас взялась эта беломорканальская команда, вы ведь были адъютантом...

- Я имел честь быть адъютантом двух крупнейших артбригад, напрямую подчиненных главнокомандующему. Командир первой бригады полковник Гудзюк прекрасно знал мою историю, когда он узнал, что младший лейтенант Весник поступил в отдел кадров гвардейской артбригады, он тут же взял меня в адъютанты. А адъютант в артиллерии - не лощеный штабист, он ведет боевую карту артбригады, это очень ответственная работа. Документы сперва шли к командиру, а не в СМЕРШ. Гудзюк прочел мое личное дело и тут же меня вызвал: «Ты что, идиот? Почему ты пишешь «отец и мать арестованы»? Переделай автобиографию при мне. Напиши - «умерли в 1937 году». И я спокойно служил, одно время был командиром артдивизиона, получил четыре боевые награды. Я только просил не присваивать мне звания - так было бы труднее демобилизоваться.

- После училища присваивали звание лейтенанта, а вы ушли на войну младшим.

- Младших лейтенантов в выпуске было несколько - в том числе и я. Половину учебы я занимался артиллерийским делом, половину - самодеятельностью. Что взять с недоучившегося студента театрального института? В армию меня призвали в Челябинске, из эвакуированного Малого театра. А сдавал я в три театральных института сразу: в Вахтанговское училище, во МХАТ и в Щепкинское. В первые я сдавал для пробы сил: в Вахтанговское провалился, во МХАТ прошел, но мечтал я о Малом театре. Там я заробел и сдавал экзамен под гомерический хохот входивших в приемную комиссию Яблочкиной, Рыжовой и Турчаниновой. Я перебегал от стула к стулу: слова горьковского Барона произносил за одним, сатинские за другим, а в испанской басне «Флейта и осел» реплики флейты читал на басах, а ослиные - на фальцете. На первом курсе ко мне подошел замечательный режиссер и актер, художественный руководитель Малого театра Илья Яковлевич Судаков: «Я ведь историю ваших родителей знаю, помню выступление вашей матери в Кремле, помню, как ее награждали орденом Трудового Красного Знамени... Как вам живется, кто вам помогает?» Мне никто не помогал, но я работал подсобным рабочим на заводе. Рядом - 26 женщин лет под сорок. Каждая то зубную щетку принесет, то рубаху постирает. Я, наверное, никогда так хорошо жить не буду. В общем, меня воспитали мои замечательные родители, школа выживания, война и Малый театр.

- Вы долго работали в Малом театре, стали актером первого положения, а потом неожиданно ушли. С чем это было связано?

- Я был влюблен в Малый театр, ходил на Рыжову, Турчанинову, Садовского, Владиславского, Царева, Ильинского. Я мечтал в нем работать - и вдруг меня принимают в эту семью. Я благоговел перед моими кумирами - но они умирали один за другим, и оказалось, что я работаю в совсем другом театре... Я очень страдаю из-за того, что так Малый сдал.

- Вы были первым исполнителем роли Остапа Бендера в советском театре. Великий комбинатор втравил вас в какую-нибудь историю?

- Произошло это в Чехии. Я играл в собственной инсценировке, а ее поставили в городе Оломоуце. Малый театр приехал в Чехословакию на гастроли, и я первым делом позвонил в бюро по авторским правам. Там ответили: «Ваш текст идет с большим успехом. Спасибо вам за эту инсценировку. Мы встретимся на приеме в советском посольстве - я познакомлю вас с господином Мертвечеком, и мы решим вопрос о выплате гонорара». Мои коллеги - Бабочкин и Головин - сказали, что человек с фамилией Мертвечек не заплатит мне ничего. Тем не менее мы гуляли весь вечер, прокутили все командировочные в лучшем ресторане, а на приеме господин Мертвечек спросил, Ильф я или Петров. У меня отнялись ноги, а Мертвечек сказал, что гонорар за инсценировку я уже получил на родине и повторно заплатить нельзя. Деньги нам одолжили в советском посольстве, а ночью мне приснился сон: господин Мертвечек украл у меня машину, которую я купил на мои авторские.

- Чем вы занимаетесь теперь?

- Я ушел со сцены, но не прекратил быть режиссером и актером. Свои книги я пишу как театральный человек - мысленно я их ставлю, ищу фразу, коду, финал. У меня готовы несколько новых книг: «Абракадабра», «Несколько бесед со снежным человеком». Мою книгу «Курьезы» скоро будут передавать по каналу «Культура».

- Никто из ваших детей актером не стал. Это вас не расстраивает?

- Меня это радует. А с детьми у меня трагедия: двое моих сыновей воспитывались без меня - в одном случае по моей вине, в другом - по вине жены. У старшего сына нет со мной ничего общего, и мы почти не встречаемся, а младший вроде бы мой. Мы общаемся, он уважительно ко мне относится... А то, что они не пошли в актеры, хорошо. В наше время для этого надо быть героем. Во многих театрах талантливых людей лишают ролей, они теряют себя, теряют профессию... Бог с ним - мои дети не способны к внутритеатральным интригам и к пробиванию стены лбом, в своих профессиях они счастливы.

Автор: («Известия.Ру» - «Владивосток»)