А вас, Штирлиц, я попрошу остаться

Владивосток вы найдете на любой карте мира, в какой бы стране и каким бы масштабом она ни была бы издана. Сотен и тысяч городов, где населения больше, история дольше, а экономика мощнее, может на этих картах и глобусах не оказаться, а вот Владивосток - обязательно. За что же такая честь? Просто Владивосток – это географическая точка, место, где кончается Россия, и это единственное, что обязывает картографов всего мира вспоминать о Владивостоке.

Попробуем задуматься: а чем славен Владивосток для тех, кто никогда с этим городом ничем не был связан и только лишь знает о географической точке на глобусе?

Первая международная премьера города Владивостока в ХХI веке, названная форумом АТЭС, не увенчавшись грандиозным триумфом, обошлась и без очевидного провала. Все флаги, конечно, не стянулись в гости к нам, но кое-кто и добрался. Золотых инвестиционных дождей тоже не пролилось, зато погода стояла сухая и теплая, и потому заново покрашенные фасады смотрелись неплохо. Героем премьеры города в пространстве АТР стал российский министр Клебанов, сказавший о планах запретить неправильный иностранный руль на правильных российских дорогах. Хотя организаторы форума и говорят о неких моральных дивидендах, которые получил Владивосток в ходе минувшего мероприятия, их конкретное описание сводится обычно к весьма лапидарной формуле: «Люди знают теперь, что мы не только без света и в холоде сидим…». Кстати, если требовалось развенчать именно этот негатив о Владивостоке, то форум логичнее было бы провести в феврале.

Прагматичная наша нынешняя власть, не конфликтующая на людях, изобретает менеджерские схемы, мостит тротуары и убеждает окружающий мир: мы – вменяемые, с нами можно иметь дело.

Но душа человеческая вечно стремится выше, чем успокоение пищей и кровом. Так же и душа города: выкрашенные фасады на «гостевом маршруте» – это лишь макияж, под которым мертвая маска. Иосиф Бродский написал давно, а словно про Владивосток времен «звездопада-2002»: «И сызнова полет автомобильный в ночи к полупустым особнякам, как сызмала, о город нелюбимый, к изогнутым и каменным цветам».

Знакомое: «Владивосток – любимый город». А за что любимый-то?

Вот Москва – столица нашей родины, порт семи морей, 70 процентов финансового оборота Российской Федерации, чиновное Садовое кольцо и кольца объездных дорог. Но это еще и Патриаршие пруды, тени Воланда и Высоцкого, Покровские ворота, Лубянка да Таганка… И именно в ряду втором – душа этого города-мегаполиса, манящего к себе сейчас талантливых и амбициозных провинциалов со всей России.

Есть ли что-то такое манящее во Владивостоке? Сегодня это город «правого руля» и «Зеленого угла», куда едут за японскими тачками со всей России, пока с пошлинами еще не разобрались да клебановский шум не стал документально оформленным, город сексуального и игорного туризма для китайцев, не собравших деньжат для Макао и Гонконга, город крюинговых экипажей и полубраконьерских рыбацких бригад, ждущих очередного рискового промысла, город автомобильных пробок и суетливой погони за деньгами… Нет речи о душе…

Минувший ХХ век, в который, собственно, и укладывается почти вся история города Владивостока, создавал души городов литературными и культурными легендами, а не Уолл-стритами и «Зелеными углами». Так что писали великие и мудрые о Владивостоке в минувшем веке?

Современно, но грустно писали, доложу я вам.

Вот Даниил Хармс:

“Сенька стукнул Федьку по морде и спрятался под комод. Федька достал кочергой Сеньку из-под комода и оторвал ему правое ухо.Сенька вывернулся из рук Федьки и с оторванным ухом в руках побежал к соседям. Но Федька догнал Сеньку и двинул его сахарницей по голове. Сенька упал и, кажется, умер. Тогда Федька уложил вещи в чемодан и уехал во Владивосток. Во Владивостоке Федька стал портным: собственно говоря, он стал не совсем портным, потому что шил только дамское белье, преимущественно панталоны и бюстгальтеры. Дамы не стеснялись Федьки, прямо при нем поднимали свои юбки, и Федька снимал с них мерку. Федька, что называется, насмотрелся видов. Кончилось тем, что к Федьке подошел Николай, стукнул его по морде и спрятался под шкап. Федька достал Николая из-под шкапа кочергой и разорвал ему рот. Николай с разорванным ртом побежал к соседям, но Федька догнал его и ударил его пивной кружкой. Николай упал и умер. А Федька собрал свои вещи и уехал из Владивостока”.

Невеселая картинка, эдакое живописание того, что ежедневно случается в нынешних владивостокских гостинках...

Или Куприн. Это о Владивостоке в самом начале ХХ века:

“- Рекомендую вашему вниманию храброго штабс-капитана. Только что вернулся с Дальнего Востока, где, можно сказать, разбивал в пух и прах желтолицего, косоглазого и коварного врага.

- Русский солдат - это, брат, не фунт изюму! - воскликнул хрипло Рыбников, громыхая шашкой. - Чудо-богатыри, как говорил бессмертный Суворов. Что? Не правду я говорю? Но скажу вам откровенно: начальство наше во Владивостоке не годится ни к черту! Знаете известную нашу поговорку: каков поп, таков приход. Что? Не верно? Воруют, играют в карты, завели любовниц...”

И опять исключительная актуальность – насчет начальства. Правда, к концу этого купринского рассказа главный герой штабс-капитан Рыбников оказался тем самым желтолицым, косоглазым и коварным врагом – шпионом японского генерального штаба, пробравшимся через Владивосток в самое сердце российской империи - Петербург.

Такая литературно-художественная аура вокруг Владивостока: город аферистов, хулиганов, иностранных резидентов да негодного начальства. Вспомните события последних нескольких лет, всех найдете, вплоть до резидентов… Перечитывая Айтматова, хочется сказать: - И дольше века длится миф...

Может, оттого все наши беды, что легенда города не сложилась. Вот в Копенгагене – Русалочка, в Брюсселе – Писающий мальчик, в Стокгольме – Карлсон, в Туле – Левша, в Одессе – Остап Бендер, а в Питере на Фонтанке – Чижик-пыжик. Последние двое хоть и не ангелы, один - жулик, а другой – пьяница, но ведь симпатичные…

И все-таки не так уж плохи наши дела. Есть герой, поселить которого во Владивостоке мы и право имеем и гордиться им будем как минимум во всероссийском масштабе.

Цитирую:

“Двадцать три года назад, во Владивостоке, он видел Сашеньку последний раз, отправляясь по заданию Дзержинского с белой эмиграцией – сначала в Шанхай, потом в Париж”.

Этот маршрут потом продолжился – до Берлина, до рейхсканцелярии. Он – это штандартенфюрер Штирлиц, а цитата из главного романа Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны».

Вот они, этапы большого пути:

“Когда в двадцать втором году он ушел по заданию Дзержинского из Владивостока с остатками белой армии и поначалу работал по разложению эмиграции изнутри - в Японии, Маньчжурии и Китае, ему не было так трудно, потому что в этих азиатских странах ничто не напоминало ему дом: природа там изящней, миниатюрней, она аккуратна и чересчур красива. Когда же он получил задание Центра переключиться на борьбу с нацистами, когда ему пришлось отправиться в Австралию, чтобы там в германском консульстве в Сиднее заявить о себе, о фон Штирлице, обворованном в Шанхае, он впервые испытал приступ ностальгии - в поездке на попутной машине из Сиднея в Канберру”.

Лично я испытываю чувство гордости: человек, ставший народным мифом, человек-легенда Штирлиц, начинал как Штирлиц именно во Владивостоке. Тот самый Штирлиц бродил по берегу в районе нынешней Спортивной гавани, жил где-то в районе Миллионки, столовался в ресторане «Версаль».

“Когда он попросил связника подождать, он решил, что сейчас напишет Сашеньке. Видения пронеслись перед его глазами: и его первая встреча с ней во владивостокском ресторане “Версаль”, и прогулка по берегу залива, первая их прогулка в душный августовский день, когда с утра собирался дождь и небо сделалось тяжелым, лиловым, с красноватыми закраинами и очень белыми, будто раскаленными, далями, которые казались литым продолжением моря”.

Это вам не хулиганский хармсовский Федька и не актерствующий купринский желтолицый Рыбников, для которых Владивосток оказался просто транзитным пунктом, вот ведь как романтично и красиво вспоминает в Берлине уставший Штирлиц с лицом Вячеслава Тихонова о городе Владивостоке, и это воспоминание может говорить только об одном: Штирлиц любил Владивосток.

И у Владивостока есть все основания отзывчиво ответить на эту любовь. Ведь если задуматься о памятнике Штирлицу, то единственным местом в России, где он может быть поставлен, окажется Владивосток. Ну не в Берлине же или Риге, где снимался этот самый знаменитый советский детектив всех времен и народов. Это вообще другие страны, где Штирлиц – чужак и в чем-то даже враг.

Я абсолютно безвозмездно дарю эту идею любому, кто захочет ее воплотить: властям, бизнесменам, скульпторам и архитекторам. Штирлица можно и нужно поселить во Владивостоке.

Вопрос-ремарка в сторону: если бы бронзовый или чугунный Штирлиц уже стоял где-нибудь у ресторана «Версаль», приезжавший в августе во Владивосток президент Путин нашел бы время, чтобы положить к его подножию букетик? Думаю, что обязательно нашел бы. И Владивостоку стоит за обыденной суетой, подготовкой к зиме, текущими крышами и жилищными субсидиями не забыть, что свои легенды надо культивировать и воспевать. Чтобы осязаемый камень города впитывал тепло человеческих историй и легенд, из которых и сплетается душа.

На минувшей неделе у актера Вячеслава Тихонова случился инфаркт, слава богу, пока все обходится благополучно. «Штирлиц, а вас я попрошу остаться», - сказал когда-то Мюллер, а недавно говорили все мы, когда Тихонов боролся за свое слабое сердце в больнице. Он остался, и это тоже повод помочь ему и его герою, чей путь начинался во Владивостоке, остаться с нами навсегда.

Автор: Владимир ОЩЕНКО, специально для «В»