Уйду в монастырь!

Сидим в «анхандарике», или, по-мирски, в прихожей, с матушкой Варварой, игуменьей Уссурийского Рождество-Богородицкого монастыря, расположенного возле небольшого села Линевичи, беседуем. Прячу в рукавах пальцы с длинными ногтями, без конца заправляю непослушную прядь волос под косынку и все норовлю положить ногу на ногу. Матушка угадывает мои неудобства, но не гневается на человека светского, нецерковного.

16 нояб. 2001 Электронная версия газеты "Владивосток" №1076 от 16 нояб. 2001

Сидим в «анхандарике», или, по-мирски, в прихожей, с матушкой Варварой, игуменьей Уссурийского Рождество-Богородицкого монастыря, расположенного возле небольшого села Линевичи, беседуем. Прячу в рукавах пальцы с длинными ногтями, без конца заправляю непослушную прядь волос под косынку и все норовлю положить ногу на ногу. Матушка угадывает мои неудобства, но не гневается на человека светского, нецерковного.

Мимо нас торопливо проходит молодая монахиня в очках.

- Стой! - останавливает ее игуменья. - Куда суп несешь?

- В коровник, матушка, - испуганно отвечает та, - кошек накормить.

- Кто позволил тебе раздавать монастырское имущество, я благословение на то давала? Отнеси суп в трапезную, потом получишь мое указание, как с ним поступить, а за самовольство понесешь наказание.

«Монах - лапоть, всеми отбитый, всеми потрепанный»

- Да уж, строгие у вас здесь порядки, сурова матушка с монахинями, - говорю я матери Екатерине, которую игуменья Варвара благословила со мной побеседовать.

- Мы должны быть кротки, послушны и смиренны. Когда монахи несут иноческий обет, они перед Богом, всеми святыми и ангелами, перед всем миром, этим и загробным, дают клятву, что будут нести послушание до смерти, ибо в этом залог спасения души и возрождения личности. Ведь кто есть человек? Себялюбец, эгоист, который и близких-то любит только ради того, чтобы его любили.

- А кто есть монах?

- Один древний старец, когда ему задали подобный вопрос, снял с себя шапку, бросил ее наземь, потоптался по ней и сказал, что пока человек не смирится так, то не сможет стать монахом. На Руси говорили, что монах - это лапоть, всеми отбитый, всеми потрепанный. Мы должны быть готовы на унижение, поругание, клевету, насмешки... и на нищету. Ведь пока нам подают, мы конфеты по праздникам едим, а Бог попустит - и подавать никто не будет. По воле Божьей землю могут отобрать и коровок наших с овечками. И тогда, как говорится, питайтесь чем хотите, воздухом или Святым Духом.

- Монастырь-то ваш сельскохозяйственный?

- Монастырь - это не совхоз и не артель. А деревенский уклад жизни - лишь способ выживания. Работы эти мы называем подельем. Дело для нас не корову подоить или воды колодезной принести, это внешнее и вещественное, а служить Господу Богу, молиться за живых и усопших.

- Правда ли, что монахиня должна отрешиться от всего мирского, даже от семьи?

- Да, это так. Иисус сказал: «Тот, кто любит дочь и сына, отца и мать больше, чем меня, меня не достоин». Но вовсе не значит, что мы забыли своих близких, перестали с ними видеться, разлюбили их. Просто любовь наша выражается не в подарках и в помощи квартиру разменять, а в замаливании их грехов.

- В вашем монастыре живут мать-монахиня и ее дочь-инокиня. Как они друг друга называют?

- По чину. Мать Никона, например, или мать Сергия. Мужские имена сестер в постриге означают, что монашество - ангельский чин, не имеющий пола.

- Но что для матери может быть дороже родного дитяти, как же так? - хватаюсь за голову.

- Не пытайтесь понять нас. Вы человек душевный, с развитой сферой чувств, познаний и переживаний. Но как сказал какой-то старец: «Человек душевный духовного понять не может, а духовный душевного может». Ко мне не раз подходили обрюзгшие пьяненькие мужички с золотыми цепями величиною с кулак, таких людей здесь называют телесными, хватали за рукав и спрашивали: «Неужели вы с мужчинами ни-ни?» или рьяно начинали упрашивать, чтобы им монашескую келью показали. Если вы хотите к Богу приблизиться, станьте паломником, поживите, как мы, поработайте на благо монастыря, укрепитесь в вере...

Сказано - сделано.

В светлой горнице девица прядет

Небо звездное-звездное, какого нет в городе, на ощупь, спотыкаясь на десятисантиметровых каблуках, ковыляю к деревянному домику для паломников. Облаянная сторожевым псом вхожу в хорошо натопленную горницу. На кухне сидит маленькая женщина в белоснежном платочке с веретеном.

- Прясть умеете? - умиленно спрашиваю ее.

- Да бабушка научила, я сама-то из деревни, - отвечает Ольга. - Вот послушание несу, матушка Варвара сегодня мне шерсти дала.

- Что-что вы несете?

- Погоди, завтра узнаешь. А пока устраивайся поудобнее, в одной комнате живу я с четырьмя детьми: Иваном, Александром, Марией и маленьким Павликом, а в другой будете жить ты и мама с девочкой. Сами там познакомитесь.

Знакомлюсь. Двенадцатилетняя Дарья училась на «отлично» во владивостокской православной гимназии № 1, а тут вдруг в учебе сдала, тройки появились, вот и отправил отец Игорь, директор гимназии, Дашу вместе с мамой на выходные в Рождество-Богородицкий женский монастырь, который отличается более строгой дисциплиной и более длинными службами, чем приходские храмы и Дашина гимназия.

Прибегает болтливая Маруська восьми лет от роду c восьмимесячным братом Павликом на руках, садится рядом, начинает рассказывать, что паломничают они часто, что батька ее тоже сейчас в монастыре, только в другом домике живет, что мама у нее санитаркой в медпункте работает, а папа в лесу, и приехали они издалека, с тремя пересадками.

- Маруська, а мама твоя книги церковные читает? - спрашиваю.

- Только их и читает, - отвечает девочка.

- А ты?

- Я всякие.

- Кем же ты хочешь быть?

- Ну уж точно не монахиней, больно я прыткая. Знаю точно: или парикмахером, или учителем, или врачом... или еще кем-нибудь.

- Слушай, конфеты тут можно есть? А то я в одной книжице вычитала, что не принято в монастыре «кусочничать», есть что-либо вне общей трапезы.

- Конфеты - это ведь не колбаса, - деловито заключает Марийка,

- если причащаться не будешь, можно.

Поняв намек, достаю из сумки кулечек с карамельками, зову всех, и мы долго разговариваем, как будто знаем друг друга сто лет.

«Замечательная командировка. Звон колоколов, свежий воздух, добрые люди.. Что может быть лучше», - подумала я и заснула.

Ведра носят с молитвой

Суббота. Четыре утра. Ребенок наконец перестал кричать, но уже пора вставать, идти на утреннее правило. В этой древнейшей женской обители служат по валаамскому уставу и круг суточного богослужения начинается в такую несусветную рань. Подвижники благочестия не раз отмечали, что наиболее угодна Богу молитва ночная, когда человек приносит в жертву покой собственного тела. В то время как простые смертные десятый сон видят, монахини, не присаживаясь ни на минуту, четыре часа читают Неусыпающую Псалтырь, молятся за живых и усопших.

Из храма мы вышли в восемь. Скоро зазвонил колокол, что значит - пора завтракать. Опаздывать на трапезу воспрещается, до того как приступили к молитве, нужно всех дождаться. Перед едой и после еды здесь читают «Отче наш» и «Песнь Пресвятой Богородице». Во время трапезы не положено вести никаких разговоров. На завтрак был чай с хлебом, а в среду и пятницу первая трапеза - обед.

После завтрака все: монахини, сестры, послушницы, паломники - разошлись на послушания, которых в сельском монастыре предостаточно. Насельницы монастыря, как и до революции, выращивают картофель, овощи, кукурузу, овес, научились делать сыр, сметану, творог, картофельный крахмал и соевое масло. Сейчас в монастыре шесть коров, белых со светлыми пятнами, спокойных и смиренных, и с десяток овец.

Наконец я узнала, что такое послушание. Мы со Светланой, соседкой по комнате, получили в деревянном домике сестер по два ведра, отыскали в чуланчике своего дома фуфайки и старый тулуп и отправились к колодцу. Даше выдают бидоны в обе руки. Нужно было наполнить баки и корыта водой для стирки монастырского белья. Увидев, как две горожанки нелепо плетутся с полными ведрами, одна сестра сжалилась над нами и позволила взять телегу с 50-литровой флягой, телегу интересную - одно колесо у нее слегка кривило, другое чуть волочилось. У колодца встретился нам работник монастыря Григорий, с седой бородой, похожий на некрасовского смиренного крестьянина, и посоветовал: «Вы с молитвою телегу возите, с Божьей милостью воды натаскаете».

Так, часа два, задыхаясь от морозного, непривычно свежего воздуха, с озябшими пальцами, осипшими голосами тянули мы втроем: «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя твое, да приидет Царствие твое...» и «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Мария, Господь с тобою...» Правду сказал Григорий, молитва помогла, колеса не отлетели, корыта мы наполнили, белье повесили. После обедней трапезы только было легла вздремнуть с часок - прибежала девочка-послушница лет четырнадцати и сказала, что матушка Анастасию с Дарьей срочно вызывает. Сунула в карман диктофон с ручкой и уж начала обдумывать разговор с игуменьей, как меня спустили на землю: «Берите вилы, лопаты, идите навоз таскать, деревья удобрять, да побыстрее, скоро литургия».

Выстояла трехчасовую литургию, а на вечернее правило пойти уже не смогла, устала. Утром встаю - голоса нет, кости ломит. И вспомнились мне слова матушки Варвары: «К томлению тела привыкнуть надо, со временем и очень внезапно открывается здесь второе дыхание, и сил становится много-много»...



Из истории

Основательницей монастыря была матушка Павла (в миру Параскева Николаевна Трегубова). В 1899 году она вместе с пятнадцатью сестрами- послушницами прибыла из Читы по благословению владыки Евсевия на Дальний Восток для создания в Южно-Уссурийском крае первого женского монастыря. 16 февраля 1900 года был отслужен первый молебен и водружен крест на выбранном матушкой месте, в 11 верстах от г. Никольск-Уссурийского. В 1903 году была освящена домовая церковь во имя Нерукотворного Образа Спасителя и постригли двух рясофорных послушниц. К 1910 году, когда игуменский крест несла монахиня Сергия, в Рождество-Богородицком монастыре было хорошо развитое сельское хозяйство. При последней настоятельнице женской обители схиигумении Олимпиаде открылась иконописная мастерская. Во многих храмах были иконы, писанные обитательницами этого монастыря. Во время репрессий имущество монастыря было национализировано, и Христовы невесты разошлись - кто-то добрался до Иркутского Знаменского монастыря, две монахини пели в Уссурийске - на клиросе Свято-Покровского храма.

30 августа 1993 года епархии вернули здание монастыря, правда, храм был полуразрушен, крыша его провалена, окна выбиты. На территории монастыря долгое время стояли казармы. Сейчас храм восстановлен. Этим летом епископ Владивостокский и Приморский Вениамин совершил освящение храма, во время которого под престол была помещена частица мощей священномученика Константина Богородского.

Перед поездкой мне сказали: «Нельзя спрашивать монахинь об их прежней жизни в миру». Жаль, ведь вопрос этот терзал меня страшно. Но обещание сдержала, и детали судеб насельниц монастыря в Линевичах так и остались тайной. А уже приехав, не устояла перед соблазном посудачить со своими мирскими подругами об их знакомых, ушедших в здравницу души человеческой - в монастырь. Уходят в женскую обитель и бабульки, поссорившиеся со всеми детьми, и дочери, не понятые матерями, и одинокие женщины с детьми. Живут как послушницы, паломники, но это вовсе не значит, что все они станут монахами. «Монах - слуга Божий, если женщине предписано на небесах стать Христовой невестой, то она станет ею, - говорит игуменья Уссурийского Рождество-Богородицкого монастыря матушка Варвара, - может быть замечательный человек в миру, добрый, отзывчивый, но монаха из него не выйдет, и, наоборот, злой человек, неудачник может преобразиться в вере, стать хорошим монахом, преданно служить богу».



На Божественной литургии, или Евхаристии, вспоминается вся земная жизнь Господа Иисуса Христа. Литургия условно разделяется на три части: проскомидия, Литургия оглашенных и Литургия верных. На проскомидии вспоминается Рождество Спасителя, ветхозаветные пророчества о его страданиях и смерти, поминаются живые и почившие члены церкви. На Литургии оглашенных поется о пришествии на землю Христа. Во время Литургии верных происходит само таинство причащения.

Автор: Анастасия КРЕСТЬЕВА, «Владивосток»